Поселок Просцово. Одна измена, две любви - Игорь Бордов

хуже, потому что говорил друг. Я же был искренним с ним. Он мог бы сказать, что ему неприятен разговор, или что он верит во что-то иное. Но зачем эти подколы и провокации? Я смутился и еле смог вырулить беседу на нейтральный уровень. Причём духовная тема была скоропостижно свёрнута. Поговорили о Кольке и Маришке. Паша поделился, что уехал как раз из-за этих их разборок. На Узбекистанской он вышел: там жила его сестрица Лера. Больше я его не видел.

В какой-то момент я решил навестить и Вестницких. Тимофей был хмур. Он, впрочем, и всегда был, в основном, сдержан на эмоции. Но мы не виделись почти три года, и у нас не было такого, чтобы наша размолвка была так или иначе вербально обозначена. Они предоставляли долгое время квартиру Полине под съём, очевидно, как проявление дружеской поддержки, а я, по видимому, по-свински самоустранился. Но всё же это было в прошлом…

Ирина Ярославовна была, как обычно, проста и говорлива. Как, да что? В том числе и о вере моей. А меня по этому вопросу в то время за язык тянуть не надо было совсем. Но от беседы нашей с Ярославовной настроение у Тимохи упало совсем. Он посуровел.

— Ну с чего ты всё это взял? Это же просто сказки! А ты же взрослый человек. И не дурак с виду…

— Ну а что конкретно тебя не устраивает?

Тут вмешалась Ярославовна:

— Игорь, вот ты мне ответь: у bf есть иерархия?

(Ох, и тут провокации всякие пошли. Как будто в православии, куда она ходит иногда, никакой иерархии нет.) Я уже начинал побаиваться всех этих подвохов и взял расплывчатый тон.

— Смотря, что ты имеешь в виду. В любой организации, абсолютно любой, есть люди, несущие тот или иной уровень ответственности.

— Понятно, — смиренно уклонилась от дальнейшего Ирина.

Я снова переключился на Вестницкого. Он, понятно, коснулся вопроса крови. Но больше, мне кажется, его задевала непосредственно концепция веры. Его раздражало само слово «Бог».

— Что ты заладил: «Бог», «Бог»! Я — сам себе Бог, — и Тимофей авторитетно указал себе ложкой на грудь (мы что-то жевали в тот момент на кухне).

Я понял, что это уже перешкал и мягенько свильнул куда-то в другую тему.

Когда я ушёл от них, мне было грустно. Я понимал, что Вестницкие совсем не ждут меня с моей проповедью и моей новой жизнью. И с этим ничего нельзя было поделать. И я думал: «Вестницкий говорит мне, благовестнику: это сказки! Но нет, весь этот мир, который отверг и отвергает Бога — страшная сказка, а то, о чём говорит Бог в своей Книге — и новый мир, и воскресение и спасение от греха через то, что сделал Христос и веру в это — это прекрасная реальность!»

Глава 6. Провозвестник.

«Всё должно проходить благопристойно и с соблюдением порядка» (1-е послание Коринфянам 14:40, Открытый перевод).

— Ты же проповедуешь во всю, тебе надо становиться провозвестником, — сказала мама. Это было где-то в начале мая.

— Ну, надо-так надо, — я был готов. — Что-то типа экзамена, что ли?

— Не знаю точно, как в твоём случае это будет. Ты же даже не изучал. Короче, приезжай в эту пятницу, сходишь на собрание, там подойдём к служителю.

Я приехал. С тех пор, как мы с Поли побывали на встрече собрания bf года 4 назад, много воды утекло. По К… — М… вместо двух было уже 7 или 8 собраний. Мама и папа посещали Южное-Восточное, территориально. Они собирались в актовом зале в 14-м училище по понедельникам и пятницам. Мы с папой сели в заднем ряду. Ко мне подошёл худой паренёк лет 20 и подал мне руку. «Николай». Смотрит уверенно, проницательно и спокойно. С мамой заговорил на «ты» — было непривычно.

Папа объяснял неторопливо и как бы смущённо, что если будет желание, можно поднять руку и сказать комментарий. Я наблюдал, как входят и рассаживаются люди, здороваются, улыбаются и смеются. Обратил внимание на Свету Веслову: красивая уверенная женщина, — в лице что-то суровое и в то же время всегда готовое к искренней улыбке. Молодёжи было немного, — несколько красиво, но скромно одетых девушек. Были, зато, родители с детьми разных возрастов. Дети послушно сидели рядышком. Общий дух был радостный и доброжелательный. К нам, чтобы познакомиться со мной, подошли две или три женщины с радушными улыбками. Мама всем объясняла, что я за фрукт, мол, самоучка из деревни, но при этом как бы и её собственный сын. Некоторые меня уже знали и тоже подходили, чтобы поздороваться. К началу народу набралось человек 80. Песчанов (служитель) был с головой занят организацией встречи и не мог отвлечься на мамин вопрос. Программу я помню плохо. Папа однажды поднял руку и сказал что-то довольно коротко. Пели песни по номерам из песенника под ровный фортепианный аккомпанемент в записи. Было несколько хорошо поставленных, красивых голосов. Общая молитва, обсуждение Библии по темам, имитация проповеди с целью обучения. Всё спокойно, организованно. Я чувствовал себя вполне на месте. Хотя и волновался.

Сразу по окончании встречи подошёл Андрей Песчанов, мужчина лет 35, густо-усатый, с улыбкой во все усы, южный (они с женой прибыли сюда помогать откуда-то с южного побережья). Поздоровался со мной. Мама объяснила, что я живу в деревне, самостоятельно Библию изучил, и как бы мне провозвестником стать, а не не-пойми-кем.

— Ну, молодец, что́ тут скажешь, — окинул меня усато-улыбчивым взглядом, — а что за деревня?.. Т-й район? А, ну это надо к Светлову, Т… — это их район. — И в заключение, с весёлым смехом, блеснув белыми зубами: — Вот такой я бюрократ!

— Вот уж точно, бюрократище, — проворчала мама.

— Да не беда. У них же завтра как раз большое собрание в клубе Михайлова. Вот сходите, да заодно и поговорите с ним.

За ужином мама спросила:

— Ну, как тебе собрание?

Я задумался.

— Красивые люди.

Мама удивилась тому, как я выразил своё впечатление. Мне самому было не очень понятно, почему я так сказал. Возможно, где-то в подсознании мелькнули образы красивой, уверенной женщины Светы Весловой и молодых людей в костюмах и галстуках, хлопочущих не о том, где бы взять пузырь самогону на этот вечер, а о чём-то поистине высоком и достойном.

— Но Светлов — парень серьёзный, так что ты, на всякий случай,