Таким был Саша Гитри - Жан-Филипп Сего
Таким был Саша Гитри читать книгу онлайн
Гений театра и кино, Саша Гитри царил на парижских подмостках в исключительную эпоху французской культурной жизни вплоть до своей кончины в 1957 году, его пьесы и сегодня наполняют театральные залы. Это завидное положение вызывало настолько живучую ненависть и зависть, что после его смерти Франсуа Трюффо смог сказать: «У него больше нет врагов, так как его упрекали прежде всего в том, что он жив».
А живым он был больше, чем кто бы то ни было! С детства, проведённого за кулисами театров Санкт-Петербурга, до триумфа на парижских сценах, от страстных отношений с отцом до его безудержного стремления к любви, которое толкнуло его в объятья пяти жён, одна красивее и моложе другой. Он был одержим жизнью.
Возможно, слишком одержим... Его арест после освобождения Парижа, без предъявления обвинения, был скорее следствием всеобщего озлобления, нежели из-за его поведения во время Оккупации, которое было далеко от того, в котором его подозревали. Разбитый своим заточением и обвинениями, он всё же нашёл в себе мужество вернуться к работе и возвратить былую славу, продолжая наслаждаться жизнью до конца, несмотря на подошедшую старость и болезни.
Саша Гитри заслуживает того, чтобы рассказали о его жизни, такой, какой она была — наполненной горестями жизненных обстоятельств, обидами завистников, но напряжённой, творческой и страстной.
На обложке — Саша Гитри на перроне вокзала в Кап-д’Ай, 19 сентября 1927. Фотография J.H. Lartige.
Жан-Филипп Сего (Jean-Philippe Ségot) — издатель газет на Баскском побережье, продюсер и ведущий телепрограмм на местном канале Страны Басков, основатель и главный уполномоченный Биаррицской книжной ярмарки, автор нескольких исторических трудов. Эта работа — кульминация всепоглощающей страсти к личности и творчеству Саша Гитри.
Гитри — француз, и его имя Сашá произносится с ударением на последнем слоге, как и фамилия Гитри, и не склоняется.
Но вернёмся к тому утру 24 августа 1944 года... Рано утром к нему в камеру ворвались вооружённые автоматами люди и угрожали ему расстрелом. Глава банды, будущий адвокат, немного наигранно исполнял доверенную ему роль, и был, в общем, не злым человеком.
Проходят первые часы, а за закрытой дверью его камеры устраиваются «смотрины». Все, кто собрался по ту сторону двери, по очереди таращатся на него в глазок, смотрят как на обезьяну в зоопарке, и сыпятся оскорбления:
— Сволочь, здесь, это тебе не в твоём дворце! А как твой приятель Гитлер поживает?
За ним приходят, чтобы перевести в общую камеру. С одиночеством покончено. Он в камере 42, всё ещё в полицейском изоляторе. Трое постояльцев принимают его без всякого удовольствия, потому, что придётся потесниться для нового постояльца, а камера 42 по площади не больше десяти квадратных метров. Этими товарищами по несчастью были: Жером Каркопино (Jérôme Carcopino)[107], министр Петена, он же директор школы; Лепинар (Lépinard), начальник канцелярии префекта полиции, и гаитянский дипломат.
Попытавшись съесть отвратительный суп, пришлось покориться сну — они раскатали четыре соломенных тюфяка. Саша унаследовал место в глубине, где он мог развлечься, использовав крышку параши в качестве подушки.
На следующий день жизнь в этом замкнутом пространстве худо-бедно налаживается. Это отделение находится под присмотром монашек. Мать-настоятельница приходит лично предупредить его о двух таинственных посетителях, ожидающих за дверью.
Саша взяла оторопь, когда он увидел перед собой двух американских солдат, двух офицеров, здоровающихся с ним и расспрашивающих о его делах. Трое мужчин обмениваются искренними рукопожатиями, и Мэтру сложно понять, что же происходит. Что делают здесь эти американцы на пороге его камеры?
Со свойственной ему иронией он предположил, а поняли ли американцы, что он находится в тюрьме, ведь можно же представить, что на их вопрос, где они могли бы найти Саша Гитри, им могли и ответить: «В Депо, на набережной Часов», а они приняли это за его домашний адрес.
В любом случае, этот визит вызывает настоящий переполох в тюрьме. Прибежал один из руководителей заведения, он стоит немного поодаль, но не отводит взгляда от странной сцены, разворачивающейся у него на глазах. Затем четверо мужчин направляются к столу. Причина этого удивительного визита, наконец, раскрыта — американские офицеры ищут Саша Гитри по всему Парижу, чтобы он согласился в эти победные дни передать через них послание для Америки! Кажется, это сон — Гитри, арестованный и брошенный в тюрьму его собственными соотечественниками, некоторым образом был выбран представителем от знаменитых французов, освобождённых американцами! Он был рад передать братский привет своим коллегам — американским драматургам. Пользуясь этим визитом, он просит двух американских офицеров похлопотать за него. Его единственное желание — вернуться в свою прежнюю камеру. Начальник тюрьмы, обнаружив, что вся эта болтовня на языке Хемингуэя слишком затянулась, захотел вмешаться и сунул визитёрам под нос копию знаменитого письма Саша Виллеметцу, говоря им:
— Он коллаборационист... он друг Петена... он виделся с немцами... и доказательство здесь... его бах, бах... расстрелять!
Мужчина возбуждён, а американцы не понимают ни слова по-французски, поэтому Саша объясняет им по-английски, что тот пьян — на этом инцидент приостанавливается. Но американцы хотели ещё с ним и сфотографироваться, а для этого света здесь не хватало, и они потащили Мэтра на свет божий, мимо охранников с растерянными лицами. Там, на свежем воздухе, Саша рассказывает о том, что происходит. Американцы делают серию снимков и замечают, что Саша смотрит в сторону их машины, которая припаркована всего в десяти метрах от них... Быстрым жестом американцы приглашают его сесть в неё и уехать с ними. Колебался ли Саша? В любом случае, он решает не убегать, не ввязываться в эту авантюру и просто благодарит их растроганной улыбкой. Он смотрит как они уезжают, а затем направляется к своим тюремщикам. Что произошло бы, если бы Гитри воспользовался этой исключительной возможностью?
Вот и слабое утешение — заключённого перевели в одиночку. На следующий день его пригласили размять ноги во внутреннем дворе. Там он встречает Пьера Тетанже, председателя городского совета Парижа, и большую часть муниципальных советников. Моменты ощутимой поддержки, быстро омрачённые слухами, бегущими по коридорам: у Арлетти порезаны груди! Саша в подавленном состоянии и должен вернуться в свою камеру.
Два часа спустя наступает один из самых трудных моментов в жизни Гитри. Тщедушный человек с лицом висельника вошёл в его камеру, направил на него револьвер, и не церемонясь сказал:
— Я убью тебя!
Гитри, застыв, не говорит ничего. Тот повторяет свою фразу, ожидая реакции своей жертвы. Мэтр, наконец, произносит:
— Ну, раз так...
Мужчина выглядит странно, бледен, пьян. Он всё время повторяет одно и то же:
— Я убью тебя!
Двое мужчин остаются лицом к лицу. Напряжение запредельное. Затем, внезапно, «палач» опускает руку, поворачивается и покидает камеру так же, как вошёл. Саша скажет об этом: «Я видел смерть очень близко!»
На следующий день, на закате, без церемоний его просят вернуться в общую камеру, в которой он был раньше. Его ожидал холодный приём обитателей камеры 42.
Следующей ночью — новое унижение для Саша. В 2 часа ночи через смотровое окошко в двери камеры его подозвали два надзирателя. Саша подходит, и один из них плюёт ему в лицо. Его напарник достаёт револьвер и говорит:
— Давай, кончим его!
— Э, нет! Я бы предпочёл, чтобы его расстреляли или гильотинировали, этого ублюдка.
В доме на Элизее Реклю жизнь налаживается. У «баронессы» основной задачей, возложенной на неё адвокатами, было составление возможно более полного списка всех действий Мэтра, день за днём, во время Оккупации. В это вовлечён весь дом. В конце концов мадам Шуазель поселяется в доме 15 вместе с дочерью, так как опасается обысков в своё отсутствие. Она почти каждый день принимает членов Комитета освобождения, приезжающих навестить особняк: «Все они были очень корректны. Они осмотрели каждый уголок дома, от подвала до чердака. Они воспользовались случаем, чтобы полюбоваться его богатствами, и были поражены ими».
28 августа заключённым сообщили, что они будут переведены. Догадывались, что это будет Vel'D'Hiv'[108]. Саша не может не пошутить: «Я сомневаюсь, что это будет связано с ездой на велосипеде».
Заключённые расположились на трибунах велодрома. Скоро полночь, а они целый день не ели и не пили. Многие в ужасном состоянии. Много избитых, сюда они были доставлены уже на носилках. Кошмарное зрелище.
Наконец, какие-то молодые люди занялись ими и раздали каждому по два сухаря. Но никакого ухода или лекарств для раненых. Пьер Тетанже из кожи вон лезет, чтобы это заключение прошло с минимумом человечности.
В 1 час ночи всех заключённых просят собраться
