Александр Городницкий - След в океане

Но корабли, особенно построенные в двадцатом веке, быстро старятся. Их расшатывают удары волн, разъедает беспощадная коррозия. Гниет и сгорает без огня дерево. Устает металл. Корабли уходят на пенсию. И знаменитый когда-то «Витязь» встал на вечный прикол в Калининградском порту. Первоначально решено было создать на его базе мемориальный музей советской океанологии и даже перетащить его для этого в московские Химки. Об этом даже писали в газетах. Но потом как-то забыли. Прошло уже несколько лет. Заслуженное судно так и ржавеет, всеми позабытое, у пустынного причала, заваленного железным хламом. Видеть его здесь грустно и обидно. Выведенное славянской вязью имя еле просматривается на некрашенном и проржавевшем борту.

Наш «Витязь», четвертый по счету, изображен на последней акварели. Построен он на Гданьской верфи в Польше в 1981 году. Когда смотришь со стороны, его облик кажется странным: нет обтекаемых, наклоненных назад контуров рубки и мачт, как на «Академике Курчатове» или «Дмитрии Менделееве», поджарой и грациозной кормы. Судно похоже скорее на утюг: короткий нос, скошенная корма со «слипом», как у рыболовных траулеров, раздвоенная труба. «Современный дизайн» — как мне объяснили. Зато мореходные качества у него оказались отличными — он устойчив в любую штормовую погоду, снабжен дополнительными винтами, позволяющими перемещаться вбок (так называемый «активный руль»). Новый «Витязь» может проводить работы в зимнем штормовом океане, где другие современные суда работать не могут. Поэтому ему и достаются самые трудные рейсы. На его борту более тридцати лабораторий, современная электронно-счетная машина, спутниковая навигация, самое совершенное оборудование, включая лебедки с гидравлическим приводом. Но главное — не в этом: четвертый «Витязь» — судно нового поколения, первый в советском научном флоте корабль, специально оборудованный для ведения не только надводных, но и подводных исследований, своего рода орбитальная станция на орбите гидрокосмоса. Вся кормовая часть судна занята уникальным оборудованием, позволяющим человеку опуститься на морское дно. Здесь, в специальном эллинге, помещается обитаемый подводный аппарат «Аргус», — маленькая подводная лодка, рассчитанная на трех человек. Здесь же размещен водолазный гипербарический комплекс, в состав которого входят барокамера и своеобразный подводный лифт — водолазный колокол. Об этом стоит рассказать подробнее.

Человек живет на планете Земля и наивно полагает себя ее хозяином, однако более двух третей земной поверхности покрыты водой и для нас почти недоступны. Можно, конечно, исследовать океанское дно с поверхности воды, опуская туда различного рода приборы и тралы, что мы и делаем много лет, но возможности таких исследований крайне ограничены. Действительно, представьте себе на минуту, что геолог вместо того, чтобы ходить с молотком и компасом по земле, где он хорошо видит обнажения горных пород и может всегда отобрать в нужном месте образцы, должен лететь над поверхностью Земли на высоте около 5 километров (это примерная глубина океанского ложа), да еще вся Земля будет скрыта под облаками (мы ведь с поверхности воды океанского дна не видим!). И вот в такой обстановке он должен изучить геологическое строение, например, Кавказского хребта, и прежде всего отобрать образцы горных пород. Для этого он использует нехитрое оборудование, которое морские геологи называют драгой. Драга — это большое стальное ведро без дна. Верхние края у него зазубрены, а к нижним приделана стальная сетка, так называемая «юбка», для сбора образцов. Ведро это на мощном стальном тросе с помощью лебедки опускают на дно и волокут, пока оно не зацепится за какой-нибудь скальный выступ. А дальше — как в известной сказке про репку: «Тянут-потянут — вытянуть не могут». Чаще всего после мучительных дерганий трос лопается и драга остается на дне или срывается со скалы и приходит наверх пустая. Только в редких случаях этим методом «забрось на авось» удается вытянуть на поверхность какие-нибудь образцы. А определить, оторваны они от коренных пород или упали откуда-нибудь сверху, например, с растаявшего айсберга, и подавно нельзя. Даже если мы и поднимем вслепую несколько образцов с отдельных гор подводного хребта, разве этого достаточно, чтобы получить исчерпывающие сведения о его геологическом строении?

У биологов дело обстоит еще хуже. Вспомним, как рыбачил старик в пушкинской «Сказке о золотой рыбке»:

В первый раз он закинул невод —Пришел невод с травою морскою.Второй раз он закинул невод —Пришел невод с одною тиной…

А золотая рыбка ему попалась только на третий раз. И то можно считать, что старику крупно повезло. Ведь морские биологи именно так уже долгие годы работают в океане, только вот невод им и на третий, и на пятнадцатый раз может принести одну тину или морскую траву, а ведь вместо старухи результаты их находок принимает ученый совет.

Что же касается археологов, то им приходится совсем плохо: с поверхности моря ничего не увидишь и ничего путного не найдешь. Разве только то, что совсем недавно упало. Дно морей и океанов непрерывно засыпается морскими илисто-глинистыми осадками — от нескольких миллиметров до двух-трех сантиметров в год. За десятки и сотни лет они бесследно хоронят под собой как отдельные предметы — древние амфоры или обломки боевых трирем, так и целые города. Когда не так давно искали и поднимали английский крейсер «Эдинбург», затонувший в Баренцевом море во время Второй мировой войны с грузом золота на борту, то он оказался почти целиком захороненным илисто-глинистыми осадками, которые доставили много хлопот водолазам даже на сравнительно небольшой глубине. Как же обнаружить то, что затонуло не 40, а несколько тысяч лет назад?

Для того, чтобы изучить геологию океанского дна, найти залежи полезных ископаемых, обнаружить неведомых дотоле обитателей подводных глубин, совершенно недостаточно исследовать океан, только плавая на его поверхности — надо самим опуститься в неизведанную пучину.

Сделать это, однако, не так уж просто. В нашем институте, в отделе подводных исследований, создана целая серия буксируемых подводных аппаратов, которые позволяют вести телевизионное наблюдение и измерения самых разных параметров вблизи от океанского дна. Хватило бы только кабеля, но ведь и это не заменяет погружения на дно самого человека — как лунный трактор не заменил астронавтов на Луне.

Помню, несколько лет назад профессор Ястребов, выступая на банкете по поводу моего пятидесятилетия, сказал: «Сейчас во всем мире можно насчитать не более ста человек, побывавших на дне океана». И сидевший с ним рядом писатель Фазиль Искандер мрачно добавил: «Не считая утопленников». Действительно, дно океана, вроде бы такое близкое от нас, оказалось менее доступным, чем космос. И это не преувеличение. Сегодня доставить человека на поверхность Луны легче, чем на дно океана на пятикилометровую глубину. А выйти в открытый космос реальнее, чем в открытую воду на большой глубине. Научную лабораторию легче создать на орбите, чем в океане на глубине в несколько тысяч метров.