Олег Табаков - Моя настоящая жизнь

Незадолго до этого я выпустил «Матросскую тишину» как дипломный спектакль в Школе-студии МХАТ. Еще существовали цензура, запреты на эту пьесу. Я пренебрег всем — до того мне хотелось вынуть этого сильно залежавшегося в моем чреве младенца. Правда, я немножко схитрил, воспользовавшись тем, что на спектакли Школы-студии, куда не продавались билеты, не надо было спрашивать разрешения у ЛИТО. Спектакль получился, был несколько раз показан в Нью-Йорке, произвел там сильное впечатление. Тогда, собственно, и взошла звезда Володи Машкова — актера.

Спектакль «Табакерки» «Анекдоты». «Двадцать минут с ангелом». Я — Анчугин, Володя Машков — Угаров.

Л. Кузнецова и И. Нефедов.

Володя Машков — человек из Новокузнецка. Он хорошо знаком с тем, что называется «негативной стороной человеческих переживаний».

Произошел из театральной семьи — его родители работали в кукольном театре. Еще до Москвы Володя достаточно много путешествовал по обучающим центрам российской провинции. Учился в Новосибирском театральном училище, потом попал в Школу-студию МХАТ, откуда был изгнан за некоторые проступки дисциплинарного свойства.

Затем, как он сам рассказывает, встретил на ступеньках филиала МХАТа на ул. Москвина артиста Табакова. В руках у Володи в тот момент случайно оказалась банка с надписью «серная кислота» — так недвусмысленно он предупредил, что собирается поступать на курс, который я тогда набирал. С этого все и началось.

На первом курсе Машков был ярким, настырным, не сходящим со сценической площадки студентом. Я не помню ни одного занятия, в котором бы он не участвовал. Машков лидировал всегда. Пробивался, даже можно сказать, бился за свое исключительное место в ряду других студентов. А я, начиная со второго семестра, это место ему уже отвел. Поэтому все его усилия по закреплению своего лидерства встречали у меня некоторое отторжение. Тем не менее, мои догадки о его настоящих актерских возможностях скоро подтвердились в полном объеме.

В конце третьего курса я решил делать «Матросскую тишину» и надумал поручить роль Абрама Ильича Шварца Машкову. Многим мой выбор тогда казался легкомысленным, невозможной натяжкой. А теперь, по прошествии лет, мне кажется, что Абрам Шварц и до сих пор остается самым совершенным созданием Володи — по неподдельности существования, по отсутствию даже крупиц какой-либо актерской дряни или приблизительности. Он не может играть «вполноги», он отдается роли со всем бесстрашием и полнотой. К тому же со студенческих лет Володя обладал генетически свойственной ему мерой ответственности.

Когда он начал заниматься режиссурой, чувство ответственности разрослось в нем невероятно. Володя научился отвечать не только за себя, но и за «мир всего спектакля». Ставит он, скажем, современную пьесу «Звездный час по местному времени», и эта постановка становится не просто очередной работой театра, а «главным событием, которое должно случиться в независимой России». И всякий, кто относится к этому не так — тот, в представлении Машкова, — разрушитель… Определенная мера эгоизма очень свойственна талантливому человеку.

Пожалуй, главная из ошибок, свойственных Володе, — тяга к антрепризному ведению дела. Возможно, это и пройдет…

Несколько раз за последние десять лет нашей «подвальной» жизни я высказывал надежду, что Володя — один из тех, кому надо будет передать бразды правления после того, как Акелла, то есть артист Табаков, уйдет на заслуженный отдых. А теперь понимаю, что талант Володи Машкова заботиться о самом себе пока еще значительно превышает его потенциальные возможности заботиться о других. Для коллективного дела это свойство опасное.

В «неподвальных» работах Машкова я всегда вижу серьезный, хороший уровень, явные признаки того, что я называю «профи». Вместе с тем мне не раз приходилось огорчаться тому, как его употребляют. Используют из семи нот его актерских возможностей две с половиной, ну, три. И все. Думаю даже, если об этом спросить самого Володю, то он мое наблюдение подтвердит, потому как с юности был очень честолюбив и объективен в оценках.

Кто-то из дураков назвал его секс-символом. Чушь, конечно, причем злонамеренная. Никакой Володя не секс-символ, он нормальный, влюбчивый молодой человек, отец взрослой дочери. Вообще, подобные символы, ярлыки губительны для актеров. Срабатывает закон «самоопровержения». И потом, секс-символ не может быть универсальным, поэтому и категория эта явно притянута за уши.

…Недавно Володя приехал из Америки, поделился радостью. Встретил, полюбил человека. Скоро свадьба. В его жизни наступила благодатная полоса, когда влюблен и хочешь как-то закрепить свое состояние влюбленности. Дай бог, может, за этим что-то воспоследует в творчестве Володи.

В некоторые моменты он напоминает мне того самого чеховского мужика, который опоздал на поезд и отстает все больше и больше… Возможно, самому Володе кажется иначе. Может быть, ему кажется, что пришла пора целиком посвятить себя профессии киноактера, кинорежиссера или режиссера театра… Да, может быть — наверняка я не знаю. Но смею утверждать, что лучшее из того, что на сегодня сделано им и как актером, и как режиссером, связано с театром на улице Чаплыгина. Полагаю, что и сам Машков отдает себе в этом отчет. Моя давно сложившаяся и не раз повторяемая формулировка — «ничто не мучит нас так, как ощущение собственной потенции» — на все 240 процентов подходит к Володе Машкову. Природа замечательно одарила его, вопрос в том, как этим даром распорядиться.

Иногда в компании он бывает просто прекрасен, весел, остроумен. Помню, как на гастролях в Сургуте мы с ним целый вечер развлекали стол. Сколько же нерастраченных актерских сил в нем бродило! Он должен был бы сыграть Крутицкого в «На всякого мудреца довольно простоты» — не сыграл. Должен был бы сыграть Якова в «Последних» — не сыграл. Жаль! Машков вообще очень талантливый характерный актер — он очень смешно и в удовольствие играл в «Провинциальных анекдотах», пока это ему не надоело.

Повторяю еще раз: Володя Машков, как и Женя Миронов, — недюжинного таланта характерный артист. Я вкладываю в это самое высшее, что есть в актерском искусстве. Характерным артистом считал себя Станиславский. И в том заключалось верное самоограничение, абсолютно необходимое актеру. Мне кажется, что я в своей актерской жизни это понимал, никогда не желая играть ни Гамлета, ни Отелло. Я всегда хотел играть Полония. Это — чутье. Звериное актерское чутье. Вот этого-то чутья Володе иногда и не хватает. Однажды он сказал мне, немножко подыгрывая, очень так наивно: «Олег Павлович! Я хочу, чтобы у меня все было, как у вас!» Давай, Володя! Только не совершай непоправимых ошибок.