Михаил Жижка - Радищев

О неподкупности и честности Радищева-чиновника свидетельствует и целый ряд других фактов. Так, сын его Павел в своих воспоминаниях об отце пишет: «Во время пребывания Радищева в Илимском остроге, местные чиновники осаждали квартиру Радищева и все время домогались. подарков, говоря: «Ну-ка, починай кубышку». Ибо все эти господа — пишет он — каждого меряя на свой аршин, воображали, что Радищев сослан за взятки, — а он вот какой взяточник — продолжает Павел Радищев, — в бытность его директором. С.-Петербургской таможни попался русский купец с контрабандой. Она состояла из дорогих материй, парчи и т. п. Он является в кабинет Радищева, просит, чтобы пропустили его товар и подает ему большой пакет с ассигнациями. Его велели вытолкать. На другой или третий день приезжает жена этого купца к г-же Радищевой, бывшей в постели после родов, и по обычаю кладет ей золотой под подушку «на зубок». Поговорив о своем деле, она отправляется, но вскоре заметили, что в углу другой комнаты оставлен большой кулек, набитый дорогими материями, на порядочную сумму. Сейчас сажают человека верхом с кульком, велят догнать купчиху и бросить ей кулек на дрожки. Однакож купец нашел протекцию у кн. Потемкина и выхлопотал, чтобы ему возвратили товар».

Мы уже знаем, что для Радищева «вершиной человеческих деяний является добродетель». «Добродетели, — говорит он, бывают частные или общественные». «Побуждения наши к общественным добродетелям начало свое имеют в человеколюбивой твердости души». «Упражняйся в частных добродетелях, дабы мог удостоиться исполнения общественных».

Случай для проявления «человеколюбивой твердости души» не замедлил представиться. «В начале службы Радищева в Коммерц-коллегии, — пишет Якушкин, — рассматривалось дело пеньковых браковщиков, несправедливо обвинявшихся в упущениях по должности. Президент и вице-президент (Беклемишев), все члены Коллегии признали обвинение справедливым. Только младший член Коллегии — Радищев — не присоединился к общему приговору. Он подал особое мнение, совершенно не согласное с вполне определенным решением президента. Беклемишев долго уговаривал Радищева отказаться от своего мнения, но Радищев стоял на своем и твердо заявил, что он лучше готов подвергнуться гонению и оставить В службу, чем согласится допустить несправедливый приговор. Когда дело было доложено Воронцову, тот сначала рассердился, полагая, что несогласие с общим мнением вызвано какими-нибудь корыстолюбивыми целями, но все-таки внимательно прочел мнение Радищева, а потом захотел лично видеть и выслушать доводы младшего асессора. После разговора с Радищевым президент изменил свой взгляд и браковщики были оправданы.

К немалому удивлению перепуганных чиновников победа осталась за младшим членом Коллегии. Браковщики были оправданы, а президент Коллегии Воронцов обратил внимание на умного, смелого и талантливого члена Коллегии, который, по выражению чиновников, — «прямодушием своим приобрел совершенную его (Воронцова) доверенность и за оказанное упорство награжден чином надворного советника».

Но «общественной добродетели», стонущей в цепях рабства и тирании, от этой частной победы было не легче. Для Радищева это было только частное упраж-нение для широкого литературного выступления на борьбу с общественным злом. Необходимость такого выступления он чувствовал, так как очень скоро убедился, что «малые и частные неустройства в обществе, связи его не разрушат, как дробинка, падая в пространство моря, не может возмутить поверхность воды». Своим литературным выступлением (изданием книги «Путешествие из Петербурга в Москву»), Радищев и хотел всколыхнуть это море социальных несправедливостей и «частных неустройств». Это выступление он рассматривал, как выполнение «гражданского долга» и «общественной добродетели» перед родиной.

В 1780 году, по рекомендации А. Р. Воронцова, Радищев поступает в петербургскую таможню, где и работает до самой ссылки в Сибирь, т. е. до 1789 года, сначала помощником управляющего, а затем и управляющим.

Во время службы Радищева в таможне (в 1783 году) умерла первая его жена Анна Васильевна Рубановская, оставив его вдовцом на 32 году жизни с четырьмя маленькими детьми. Старшему сыну Василию было семь лет. Второму Николаю — шесть лет, дочери Екатерине шел третий год, а младшему сыну Павлу второй год.

В эпитафии, предназначенной для памятника жены, он излил свою горечь и тоску по поводу дорогой утраты, при этом он высказал сомнительную надежду на встречу со своей женой после смерти.

О если только то не ложно,Что мы по смерти будем жить,Коль будем жить, то чувствовать нам должно,Коль будем чувствовать, нельзя и не любить.Надеждой сей себя питая,И дни в тоске препровождая,Я смерти жду, как брачна дня:Умру и горести забуду;В объятиях твоих я паки счастлив буду,Но если ж то мечта, что сердцу льстит, маня,И ненавистный рок отьял тебя навеки —Тогда ограды нет, да льются слезны реки.Тронись, любезная, стенаниями друга!Се предстоит тебе в объятьях твоих чад.Не можешь коль прейти свирепых смерти врат,Явись хотя в мечте, утеши тем супруга…

Эпитафию эту не разрешили выбить на памятнике покойной, вследствие выраженного в ней некоего сомнения относительно бессмертия души.

Какие же впечатления выносит Радищев за период десятилетней работы в таможне, как выглядит русская торговля и таможенные нравы в изображении Радищева?

Все письма к графу Воронцову, написанные в этот период, переполнены бесчисленными экономическими сведениями: цены на русское сырье и иностранные товары, вопросы экспорта и импорта переплетаются с описанием плутней русских и иностранных купцов, махинациями таможенных чиновников, философскими моральными рассуждениями.

«Цены на русские товары — говорит Радищев — Доселе худы», «амбары переполнены бочками с медом, сахаром и крупой». «Весь двор был наполнен товарами, выгруженными с иностранных кораблей… После обеда пошел превеликий дождь… купцы — продолжает он — спасая свои прибытки, бегают в слезах… призывают на помощь бога или его клянущих. Но не находят в молитве искупления. Причины такой тесноты — великое количество бочек сахара, выкупить который недостает на бирже денег, чему низкий курс русского рубля является не малой причиною».

Плутни купцов и взятки таможенных чиновников обычное явление. «Между разными покушениями — говорит он — недоплачивать, чтобы не сказать красть пошлину, способ прятать дорогие вещи и малопошлинные или беспошлинные товары — самый распространенный». Купцам удается таким образом надувать казну тем более легко, что зрение чиновников «прикрыто взятками». Печальнее всего то, что взятки берут не только мелкие чиновники, но и крупные. Разница только в сумме н приемах, а суть одна и та же. «Самые те, — говорит он, — которые от худой молвы ограждают себя чванством и пышностью, с удовольствием видят, когда поверенному их обмануть удастся имея на всякий случай то убежище (совести), что не он то сделал, а его поверенный. И число сих людей гораздо больше, нежели обыкновенно думают»