Универсант Людмила - Неонилла Степановна Ямпольская

Анна Степановна, отправили в Тайшетский лагерь, а меня – в детскую трудовую исправительную колонию во Львове, где я находилась до 1953 года.

Моя мама была самым добрым и светлым человеком. У неё была очень сложная жизнь. В юности ей пришлось после получения семилетнего образования идти работать, потому что у неё был ещё младший брат. И бабушке тоже жилось непросто.

И вот мама стала работать в лечебнице. А папа приехал лечиться: у него была язва. Там они и познакомились. Это была удивительная любовь. Он привёз маму в Ленинград, где они и жили. Всё закончилось, когда папу арестовали, а маму отправили в лагерь.

В течение всех лет заключения мама могла писать мне только два письма в год. Она ничего не знала ни о папе, ни обо мне, ни о своей младшей дочери Наташе. Конечно, это было тяжёлое испытание. Она работала на лесоповале, потом на очень вредном слюдяном производстве. У неё было очень плохо со здоровьем, и однажды она потеряла сознание, упала в обморок. Потом выяснилось, что она неплохо шьёт, и её перевели на другую работу. Это её спасло.

Папу и всех нас реабилитировали 14 мая 1954 года. И мы вернулись в Ленинград

Когда умер, к большому счастью миллионов людей, Сталин, «ленинградское дело» было пересмотрено первым. Мама вернулась в Ленинград. Она не переставала ждать папу. А спустя полтора года мы получили странный документ, в котором сообщалось, что папы не стало 29 октября 1950 года. Причём причина смерти была не указана, стоял прочерк. Не указано было и место смерти. Но мама всё равно продолжала его ждать. До конца своих дней она была верна его памяти.

Папу и всех нас реабилитировали 14 мая 1954 года. И мы вернулись в Ленинград.

Мама была человеком необыкновенно хлебосольным. Любой входящий в наш дом сразу должен был сесть за стол. Очень много людей приезжало к нам из того города, где родилась мама. Бабушка наша каждый год приезжала к нам зимой, но потом удержать её было невозможно, она рвалась к себе на Кавказ.

Доброта мамы, удивительный её ум поражали нас. Она много читала, очень любила театр, часто посещала его, пока это было возможно.

В Ленинграде я поступила в Университет, вышла замуж за Всеволода Александровича Вербицкого. У нас родились две дочери. Без помощи мамы я не могла бы вырастить старшую дочь Елену. Мама очень помогла мне вырастить и младшую дочь Викторию, хотя к тому времени у нас уже была прекрасная няня; помогла и моей сестре Наташе вырастить её дочку Таню, мою племянницу. Я в неоплатном долгу перед мамой. Когда случается свободная минута где-нибудь в самолёте, я думаю о том, как мало я дала маме, как всегда была занята, и очень тяжело становится на душе.

Всеволод Александрович умер в 1998 году. Я благодарна ему за многое в нашей общей жизни, но особенно за то, что он больше меня общался с мамой, поскольку был свободнее, чем я. И именно с его стороны она видела настоящее внимание и любовь.

Л. А. Вербицкая с мамой, Анной Степановной. 1948

– Чему Вас научили годы, проведённые в детдоме?

– Я была, к сожалению, не в детдоме. Если бы это был детский дом, наверно, мне было бы гораздо легче. Но я считалась дочерью врага народа. Какой это мог быть детский дом?

Я была в детской трудовой исправительной колонии, в которой сидели осуждённые девочки-преступницы. Там были и проститутки, там были те, кто входил в воровские банды и реально участвовал в том, что делали эти банды. Всё было серьёзнее, чем в детском доме. Мне было тогда 14 лет, и поэтому я уже в детском доме быть не могла.

– Одна из газет писала, что из этих девочек-колонисток Вы собрали комсомольскую организацию. Это так?

– Да, это так. Несмотря на то что в исправительных учреждениях были запрещены комсомольские организации, у нас в колонии принимали в комсомол. Ведь не все эти девочки были преступницами. Кто-то оказался в колонии случайно. Кто-то исправлялся. Многие хорошо учились и хорошо работали на швейном производстве, было там такое. Так почему же их не принять в комсомол?

Я помню и добрые моменты, которые там случались в моей жизни, и хороших людей, с которыми там встретилась.

Я никогда не забуду заместителя начальника колонии Викторию Николаевну Карпову, которая была потрясающим человеком. Она смогла вызвать у воспитанниц колонии интерес ко мне. Все эти девушки пережили много трудностей. Многие никогда не учились. Многие ничего никогда не читали. Каждый вечер они приходили ко мне, садились на пол, и я им рассказывала и пересказывала всё, что могла: романы Толстого и Достоевского, стихи Пушкина, пьесы Чехова и многое, многое другое.

И ещё, Вы знаете, даже там я встречалась с удивительными людьми. Нас время от времени водили в баню. Понятно, нужно было, чтобы мы мылись хотя бы раз в неделю. Так вот, банщиком был удивительный человек, который нашёл момент, подошёл ко мне и сказал: «Ты должна помнить, что твой отец ни в чём не виноват. Ты должна верить в него».

А я и верила. Даже когда меня в течение довольно долгого времени заставляли отказаться от отца, не применяя физических мер воздействия, но морально, я всё-таки этого не сделала, от отца я не отказалась. До сих пор я убеждена, что более честного, порядочного и преданного своему Отечеству человека не было. Он любил свою Родину, но так получилось, что его не стало…

– Вы когда-нибудь вели (или ведёте) личный дневник?

– Я не вела дневники никогда. Наверно, потому, что у меня никогда не было для этого времени. А может, по какой-то другой причине.

– Помните ли Вы свою первую любовь, возможно, ещё школьную? Знаете ли, как сегодня живёт этот человек?

– Помню, конечно. Но случилась она не в школе. Если Вы знаете, в моё время школы были женские и мужские. Это, конечно, не мешало нам общаться, но если Вы вспомните, в школе мальчики и девочки учились отдельно…

Л. А. Вербицкая после свадьбы. 1956

20 октября начался мой 8 класс в 239-й школе Ленинграда, самой лучшей в городе. В прошлом году эта математическая школа была признана лучшей в России, сейчас это прекрасный лицей. Я была арестована прямо на уроке и выслана во Львов. Повторюсь,