Братья Нобели - Федор Юрьевич Константинов

премии. Огромная фантазия и творческое мышление всегда, с самого юного возраста, сочетались с не менее огромной жаждой признания величия его личности. Даже не столько славы, сколько бессмертия, но бессмертия в весьма характерном для его века понимании – в памяти людей, что и считалось большинством его великих современников подлинным бессмертием.

Глава четвертая

Создатель мин

Нельзя пожимать руку со сжатым кулаком.

Индира Ганди

Тем временем Эммануил Нобель постепенно обживался в Петербурге, переживавшем явно не самые лучшие свои времена.

Если с момента своего основания город рассматривался как «окно в Европу», призванное сделать Россию органической частью западного мира, и именно в таком духе его развивали почти все прежние российские самодержцы, то напуганный в самом начале своего царствования восстанием декабристов Николай I взял курс на русские традиционные ценности, которыми были объявлены «самодержавие, православие, народность». Европейский заговор с целью уничтожения России и православной церкви стал idee fix Николая I и его ближайшего окружения, что наряду с сохранением крепостного строя становилось тормозом в развитии России и все больше увеличивало ее отставание от США, Великобритании и Франции. Правда, в Санкт-Петербурге это долго почти не чувствовалось: столица, если понимать под ней не печально известные петербургские трущобы, а высший свет, пользовалась всеми благами цивилизации и вела даже более роскошный и культурно насыщенный образ жизни, чем Париж или Лондон. Но разрыв между столицей и провинцией, жившей давно устаревшими порядками и понятиями, был колоссален.

И. Карлберг пишет: «В одном царь Николай противоречил сам себе. С одной стороны, он желал возродить российское наследие, с другой – после восстания 1825 года не испытывал доверия к своим соотечественникам. Поэтому при его дворе толпились иностранцы, а в столице проживали множество немецких, шведских и прибалтийских инженеров и зодчих. Особенно доброй репутацией пользовались шведы. Когда в столице обосновался Иммануил Нобель, офицеров царской армии обшивал шведский придворный портной, а Карл Эдвард Болин вскоре стал придворным ювелиром. Шведские кузнецы и ремесленники пользовались все большим спросом»[19]. Одним из этого множества иностранцев, безусловно, и был Нобель.

Кстати, немало шведов, немцев и представителей других национальностей служили в те годы в российской армии и добирались до очень высоких чинов. Причем служение это было глубоко искренним: многие из них воспринимали Россию как свою новую родину и на первое место ставили ее национальные интересы. И так же, как и многих русских по рождению членов высшего командования российской армии и флота, их тревожила техническая отсталость России, в том числе и в вопросах вооружения. А так как заимствовать ничего иностранного Его Величество принципиально не хотел, надо было создавать свое. И среди прочего на повестке дня стоял вопрос создания как сухопутных, так и морских мин, способных преградить путь противнику и нанести ему максимальный ущерб.

Не исключено, что Эммануил Нобель, услышав об этой проблеме российской армии вскоре после прибытия в Або, еще в 1837 году начал обдумывать идею создания мины собственной конструкции. Во всяком случае, эта версия хорошо объясняет, почему, встретившись на городской набережной Або с гофмаршалом, Эммануил сказал ему, что собирается в Петербург, а также то внимание, которое к нему проявил барон Мунк. А огромные связи шведской диаспоры в Петербурге помогли Нобелю добиться представления генерал-губернатору Финляндии князю Меньшикову и генерал-адъютанту императора и одновременно талантливому инженеру Карлу Андреевичу Шильдеру. Будучи командиром саперного батальона, Шильдер проводил на базе этого подразделения опыты по апробации подводных мин, изобретенных военным офицером и ученым Павлом Львовичем Шиллингом, а также пытался без особого успеха создать подводную лодку собственной конструкции.

Судя по всему, Нобель уже был знаком, пусть и понаслышке, о работах над минами Шиллинга и известного физика и инженера Бориса Семеновича (Морица Германа) Якоби и, отталкиваясь от того, что ему было известно, пытался создать что-то свое, хотя никогда не занимался какими-либо видами оружия. Точные даты того, как развивались дальнейшие события его жизни, неизвестны, хотя некоторые ориентировочные «вешки» все же имеются. Профессор Иван Александрович Дьяконов, к примеру, полагает, что знакомство Нобеля с полковником Николаем Огаревым[20], адъютантом великого князя Михаила Павловича, курировавшего все военно-инженерные проекты, состоялось в 1838 году – возможно, по следам письменного обращения Эммануила к Михаилу Павловичу с предложением купить у него патент подводной мины, а возможно, через общих знакомых, и это Огарев уже представил Нобеля великому князю.

В том же 1838 году Нобель открыл первую в России механическую мастерскую в Старой Руссе, где, вероятно, и изготовил первые образцы своих мин, но предприятие оказалось убыточным, что неудивительно – никакие заказы ни на мины, ни на что-либо другое Нобелю получить не удалось. Поздней осенью или даже в начале зимы следующего 1839 года он открывает механическую фабрику уже в самом Санкт-Петербурге вместе с набившимся ему в компаньоны неким шведом Эстремом. Третьим пайщиком нового предприятия стал его будущий сват (впрочем, до этого еще очень и очень далеко), владелец кирпичного завода в Гельсингфорсе Ленгрен.

Увы, и это предприятие с точки зрения бизнеса оказалось неудачным. Причем настолько, что Эммануил многие годы выплачивал Экстрему долг за стартовый капитал, но к 1859 году, когда он покидал Россию, была выплачена лишь половина долга, а после смерти Нобеля-старшего его еще долгое время выплачивали его сыновья. Однако к этому времени Эммануил Нобель, по его собственному признанию, усвоил истину о том, что ничто в жизни не бывает напрасным и случайным – именно то, что кажется случайным обстоятельством, зачастую и ведет к цели.

В ноябре 1839 года по указанию императора учреждается «Комитет о подводных опытах», призванный рассмотреть целесообразность принятия на вооружение армии новых средств обороны портов, и в первую очередь – подводных гальванических мин, созданных совместными усилиями Шильдера и Якоби. Но Комитет подчинен генерал-инспектору по Инженерной части, которым является Михаил Павлович, и в сентябре 1840 года Нобель снова обращается к нему с предложением купить секрет «способа зажигания подводных мин», отличного от гальванического способа, рассматриваемого в Комитете. Из канцелярии великого князя письмо Нобеля поступает к членам Комитета, и настает день, когда он во дворце князя Меньшикова на Невском за одним столом с Шильдером и Якоби обсуждает готовящиеся испытания мин.

Как вспоминал Эммануил в своих биографических записках, Шильдер и Якоби решили провести кабель от начиненных порохом мин к установленным на батарее взрывателям, к каждому из которых должен был быть приставлен солдат. В тот момент, когда над минами проходил вражеский корабль, ознакомленный с их расположением и следящий за акваторией дозорный должен был подать сигнал; солдаты на батарее замыкали выключателем электрическую цепь – и мина взрывалась. Эта техническая идея показалась Нобелю совершенно провальной – по его прикидкам, эффект от таких