Моряки идут на лыжах - Еремей Лаганский

взвод» застрял. ЗОТ отрезали путь к берегу.　

Пришлось Кузнецову снова, рискуя на каждом шагу быть настигнутым снайперской пулей, пробираться бегом и ползком к командному пункту с докладом.　

— Раз нельзя вперед, отведите своих людей назад и перебросьте сюда на правый фланг, — приказал Лосяков.

* * *

Только добрался взвод до правого фланга — внезапно ожила снежная равнина, наполнилась разнообразными шумами: топотом, шипением ракет, гудением проволоки, выстрелами, человеческими криками.　

Понеслись к берегу лыжники. Огонь гремел с берега. Ответный огонь поливал берег. Тряслась на кольях, как в лихорадочном страхе, железная паутина проволочных заграждений.　

«Вот оно, настоящее! — пронеслась мысль: — Пора!»

Кузнецов быстро достал три гранаты и швырнул их высоко в воздух, одну за другой.　

Больше чувством, чем зрением и слухом, ощутил он бурный рывок к берегу своего взвода. Кузнецов оказался позади.　

— Что же это со мной? Как же это я? — Он рванулся вперед, понесся. Догнал. Обогнал. И вот он впереди.　

Кузнецов с тремя моряками первыми оказались у проволочного заграждения.　

За проволокой из смежных нор раздавались хриплые гортанные возгласы:　

— Русс, давайса!　

— Руки в гору!　

Неуверенно звучали плохо выученные русские слова. Казалось, крикуны сами чувствовали их бессмысленность и смехотворную нелепость.　

Трое лыжников несколькими меткими гранатами послали до предельности ясный ответ. Предложения о сдаче больше не повторялись.　

Левее возник сильный снайперский обстрел. Неприятельские снайперы засели позади проволочного заграждения в снарядных воронках. В самих заграждениях имелись глубокие снежные лазы, по которым снайперы свободно сообщались со своими огневыми точками на берегу. Чтобы проникнуть туда и самим воспользоваться проходами, нужно было выкурить врага.　

Кузнецов с короткой дистанции, целясь в воронки, швырнул две гранаты. Трое моряков, бывшие неотлучно с ним, сделали то же самое. Снайперы замолкли.　

Путь к проволоке свободен. Кузнецов и его товарищи рванулись туда. И вдруг…　

— Стой!　

Эту команду, покрывшую шум стрельбы, подал начальник штаба Чепрасов и через момент, уже сообразив и оценив опасность, повторил громче:　

— Стой! Заграждения под током!　

Среди ровных рядов безобидной колючки выделялся один, кольцевой спиралью, немного приподнятый над землей. Это была страшная западня, мгновенная электрическая смерть для того, кто прикоснется к ней.　

Перед самой проволокой остановились балтийцы, соображая, как сразить электрическую змею. Но побороться с нею не пришлось. Подползший радист Андреев передал Лосякову приказ комбрига:　

— Выходить из боя… возвращаться на Лаутеранту.　

Лыжники отошли на порядочное расстояние. Показался «лес» из воткнутых в снег лыжных полозьев. Лосяков скомандовал:　

— Встать на лыжи!　

Пошли дальше. Кузнецов молча шагал подле командира. Наконец, не выдержал.　

— Обидно как-то, товарищ командир…　

— Кто вас обидел? — с удивлением спросил Лосяков.　

— Как же не обидно? В атаку шли, людей потеряли, ребята на самый берег выходили… еще бы чуть-чуть — и в Мууриле… И вдруг отходим?!　

Командир замедлил ход, дав Кузнецову приблизиться. Поравнявшись, сказал:　

— Обижаетесь зря. Надо понимать обстановку. А комбриг понимает: Муурила от нас не уйдет. Не сегодня — так завтра. Вот почему из-за нее не следует рисковать людьми. Атака наша ложная. Понятно? Мы демонстрацией на себя до чорта фиников притянули. А севернее полковник Лазаренко вместе с морским отрядом ударил по ДОТ. Я слышал, прорвались там наши. Может, по-вашему, это тоже зря? — Лосяков хитровато взглянул на Кузнецова. Тот внезапно остановился и радостно вскрикнул:　

— Прорвались?..　

— Точно!　

— Я бы за это… не знаю что, — взволнованный Николай Михайлович растерянно оглядывался по сторонам, словно подыскивая нужные слова.　

— А вы говорите — зря, — с ласковой укоризной покачал головой командир.　

Возвращаясь с отрядом домой, техник-интендант Кузнецов с гордостью думал о первом своем боевом походе и ощущал полное удовлетворение. Он сумел-таки отстоять свой «личный интерес», сочетав его с общим.　

ЛУЧИ СМЕРТИ

Деревня Руси на берегу Финского залива сохранилась теперь только на географической карте. Отходя под натиском Красной Армии, в злобе сожгли ее белофинны.　

Лагерь расположен в лесу, точнее — под лесом, в глубоких землянках. В одной из них склонились над картой при слабом свете керосиновой лампы командир и комиссар лыжного отряда моряков. Командование приказало им провести сложную разведку в глубоком тылу противника. Плотный, коренастый, светлорусый капитан Лосяков и худощавый, тоже белокурый, комиссар Богданов, тихо переговариваясь, уточняли и разрабатывали план смелой операции.　

Закончив работу, собрали начальников разведки — командира взвода Спиридонова, начальника штаба лейтенанта Чепрасова, политруков — Яковлева и Доброскокова. Тесная, низкая землянка наполнилась людьми и густым табачным дымом. Коротко, сжато развивает командир перед собравшимися план операции.　

В разведку идут две группы по сорок человек: одна под командой Спиридонова и политрука Яковлева — на восточный берег острова Койвиcто-Бьеркэ, другая — Чепрасова и политрука Доброскокова — в район мыса Кюрениеми-Муурила.　

Разойдясь, командиры и политруки лихорадочно принялись за подготовительную работу. Нужно было осмотреть и проверить материальную часть и, что особенно важно, — довести смысл операции до каждого участника и напомнить соответствующие положения устава о разведке.　

Через час перед коммунистами обеих групп уже выступал парторг лыжников старший лейтенант Боковня. Серьезно и просто говорил он об особой, передовой роли коммунистов в бою и разведке. Для большинства предстоящая операция была первым боевым крещением. Поэтому сегодня парторгу задавали особенно много вопросов, и Степан Осипович уверенно и точно отвечал на них.　

С комсомольцами говорил секретарь бюро комсомола Луканин:　

— Нам, комсомольцам, в таком деле, конечно, место тоже впереди. Уж тут мы от товарищей коммунистов никак отставать не можем!　

Закипела жизнь в лыжном лагере. На воздухе смазывали лыжи и проверяли крепления, в землянках разбирали и чистили оружие, просматривали личное снаряжение, отбирали чистые маскировочные халаты, распределяли боеприпасы и скромное продовольствие — галеты и сахар.　

Однако, как и всегда, не все были довольны. Обижены те, кто не попал в разведку. Больше других огорчен комсомолец Переверзев.　

— Товарищ комиссар, — обращается он к Богданову, — вы мне делаете бледный вид перед товарищами.　

— Какой такой вид? — недоумевающе хмурит брови военком.　

— Не пускаете в разведку… перед товарищами стыдно.　

Лицо комиссара прояснилось. Он улыбнулся шутке лыжного «балагура» Переверзева.　

— Не в последнюю разведку посылаем, — утешил он его, — успеете и вы.　

— Мне бы хоть последний гвоздик в белофинский гробик… — мечтательно заметил, отходя, Переверзев.　

Когда все было готово, проверено и договорено и оба отряда разведчиков выстроились к походу, комиссар Богданов неожиданно узнал, что в отряде нашелся «симулянт»! Это был краснофлотец Дмитриев из группы Спиридонова. Он стоял перед комиссаром красный и смущенный. Комиссар смотрел на него в упор, стараясь поймать его взгляд.　

— Значит, обманули меня?　

Дмитриев, опустив глаза, молчал.　

— Когда я спросил вас, здоровы ли вы, что вы мне ответили?