Валентина Чудакова - Как я боялась генералов

- Переживем и это. Снимай. На ночь из резерва "Дегтярева" поставлю.

Фу ты, как гора с плеч. И головной боли как не бывало. По дороге в дзот я себе сказала: "А все-таки ты везучая, чертовка! Сколько есть на фронте хороших людей - все встречаются на твоем пути". Попасть к такому командиру, как Рогов, - это ли не везение?

В дзот я не вошла, а ворвалась и сразу кинулась к пулемету.

Дед Бахвалов, сняв очки с веревочками вместо дужек, бросил на меня недоуменный взгляд: дескать, какая это тебя муха жиганула?

Выхватив из гнезда пулеметный приемник, я самым тщательным образом ощупала пятку подающего рычага. Так и есть - чуть-чуть, едва ощутимо она скрошилась. Не в этом ли загвоздка?.. Приказала деду:

- Пошлите срочно к Лукину взять на время приемник.

- Это для какого же лешего?

- Опять? Сама пошлю...

- Тьфу, - сплюнул дед на свои кургузые валенки, но за приемником послал.

..."Больной" "максимка" вдруг ожил и заговорил. Я вытерла вспотевший от волнения лоб рукавом ватной фуфайки и торжествующе взглянула на старого пулеметчика.

- Ну что, Василий Федотович?

Но с деда как с гуся вода. Развернул бороду, приосанился:

- Как в воду я глядел, мазурики!

Ох, в воду он глядел! Ну и дед. Посадишь такого в лужу, как же. Я падаю грудью на пулеметный короб и откровенно хохочу. "Мазурики" тоже пыжатся от неодолимого смеха, но смеяться в присутствии своего командира не смеют. Попробуй-ка посмейся над самим Бахваловым. А дед бубнит на низких нотах:

- Какие такие тут могут быть смехи? Волос длинен, да ум...

Я делаю вид, что не слышу. Пустяки.

Сразу же после обеда в нашей центральной траншее поднялась немыслимая суетня. Носились командиры стрелковых взводов, бестолково метались солдаты. И по всей линии ротной обороны, как колокола громкого боя, нестерпимо звонко звонили-брякали сигнальные гильзы. Что такое? Боевая тревога?..

Нет. В наш полк пожаловал сам командарм - мой старый знакомец генерал-лейтенант Поленов. И вот-вот нагрянет к нам на передний край...

Вместе с двумя заместителями в траншее появился комбат Батченко. Зыкнул, как в рупор на катере: "Эт-то что за сабантуй?! Смир-р-но! По местам!"

Встревоженные шумом, взбесились фашисты. Как голодный ишак, заревел шестиствольный "дурило"; заскрипел богом проклятый "скрипун" полуреактивный метательный снаряд на рельсах; долбанули тяжелые минометы. Траншею как вымело: попрятались братья-славяне кому куда ближе, притаились. Ходуном заходила земля. Нестерпимо запахло порохом и селитрой. Всю линию обороны заволокло удушливым сизым дымом.

Нет на свете ничего хуже собственной беспомощности. Солдат вполне может привыкнуть к бомбежке, к посвисту пуль, к методическому обстрелу по площади, но к шквальному, прицельному артналету - никогда! Перед этой слепой разрушительной силой беспомощен любой храбрец. Тут уж держись за родную землю да помалкивай.

Шквальный артогонь длился около получаса. Пушки и минометы ревели теперь с обеих сторон (наверняка наши артиллеристы перерасходовали свой пресловутый лимит).

Обстрел застал меня в землянке Рогова. Тяжелые взрывы почти без пауз бухали над нашими головами и где-то у нас за спиной. Землянка вздрагивала, со щелястого потолка, как живой, струился песок. Лампа-гильза подмаргивала вспышками. После одного особо громоподобного взрыва Евгений Петрович меня насмешил: с сомнением поглядев на потолок в два наката бревен, сказал:

- Залезла бы ты, право, под нары на всякий случай...

Я, конечно, отказалась: хорош командир - под нарами!.. И высказала предположение:

- А что, Евгений Петрович, ведь нет худа без добра. Пожалуй, командарм не приедет: не пустят же его в такую катавасию.

- Удержишь ты его, как же, - буркнул ротный. - Да ему сам черт не брат.

Убедившись, что им не угрожает немедленный штурм, фашисты постепенно угомонились. Сначала умолкли тяжелые минометы, потом подавился "скрипун", умолк и "дурило". Наши тоже замолчали. И опять у нас на обороне тишь да гладь.

Рогов оказался прав. Едва мы с ним выбрались из укрытия, как перед нами возникла богатырская фигура комбата.

- Едет, - сказал он будничным голосом, но волнение выдавала бурая краска, выступившая пятнами на широких скулах.

И я разволновалась не на шутку. У меня не было никакого желания столкнуться с генералом Поленовым носом к носу, и я, преодолев робость, обратилась к комбату Батченко:

- А может, мне спрятаться от командарма, товарищ капитан? А?

- Это зачем же? - строго возразил тот.

- А так. На всякий случай. Вы же знаете, что по документам я числюсь мужчиной. А тут вдруг... Да и вообще...

Комбат не успел ответить: вот оно - начальство, целый взвод! От больших звезд на погонах в глазах рябит: командир полка, комдив, начальники обоих штабов и еще какие-то ранги и звания. Я проворно нырнула в заброшенную стрелковую ячейку, оплетенную хворостом, и затаилась.

Командарм Поленов, приземистый, широкий под мохнатой буркой, строгоглазый, хмурый, больше часа неспешно прогуливался по нашей обороне, а потом надолго застрял возле дзота деда Бахвалова. Мое убежище оказалось совсем рядом, и через щели в хворосте мне видно было буквально все и слышно каждое слово. Генерал беседовал с командирами стрелковых взводов и с солдатами, а на свою многочисленную свиту, казалось, и внимания не обращал. Он вникал буквально во все. Его интересовало состояние оружия и система огня, взаимодействие и средства связи, распорядок дня и снабжение. Нескольких солдат командарм заставил разуться и раздеться до пояса, чтобы самолично убедиться в состоянии белья и портянок. И все чего-то хмурился, хмурился, хмурился. Совсем я сникла. Но придраться оказалось не к чему: наш комбат - хозяин отменный: умеет спросить и потребовать. Да и Евгений Петрович Рогов ушами не хлопает. Генерал Поленов явно повеселел. Уж очень ему понравились мои бахваловцы: здоровые, сытые, смешливые. Деда Бахвалова он даже за бороду потрогал:

- Экий ты, батя, веник отрастил. Траншею ты ею, что ли, подметаешь?

А у нашего деда глаза с хитрющим прищуром: молодые и яркие, как у лешего. Бравый чапаевец не растерялся: грудь колесом, корявые лапы по швам.

- А это уж как придется, товарищ командующий!

- Приварка, братцы, вам хватает?

- Хватает, товарищ командарм! Еще и остается... - Пулеметчики ответили хором и так браво, что комбат насупился и погрозил им пальцем.

- Молодцы! - похвалил командарм и тоже пошутил: - А остатки-то куда деваете?

- Доедаем, товарищ командарм!

Командарм засмеялся и обратил внимание на красивого и видного нашего Пыркова. Тот пришел ко мне по делу от Непочатова, да и застрял до темноты на перекуре в дзоте Бахвалова. Генерал легонько ткнул его перстом в грудь: