Вольф Мессинг - О самом себе

В последующих главах я подробно буду говорить об истинных медиумах и телепатах и о шарлатанах, пытающихся выдать себя за таковых. Увы! И в телепатии в то время в Польше не обошлось без жесточайшей конкуренции. Сколько раз пытались мои "коллеги" скомпрометировать меня во время выступления! А однажды ко мне в номер вошла молодая и красивая женщина. Мой кабинет был почти изолирован от остальных комнат, где, я знал, сейчас должен находиться мой флегматичный Кобак. Взглянув на вошедшую женщину, я сразу все понял... Услужливо, предупредительно вскочил:

— Пани, садитесь! Такие очаровательные гостьи редко навещают конуру телепата... И когда они появляются, я бываю вдвойне счастлив... Только, простите, я на мгновение выйду, отдам кое-какие распоряжения...

Вышел, нашел в длинной анфиладе комнат мирно курящего сигару Кобака:

— Бегом в полицию! Бери человек трех — и назад. В кабинет не входите, встаньте у двери и смотрите сквозь верхнее стекло... Только быстрее! Потом я все объясню...

Возвращаюсь в кабинет... Снова рассыпаюсь в комплиментах... Знаю, что мне надо продержаться хотя бы минут пять, восемь, пока не подоспеет подмога... Наконец, чувствую, моя гостья переходит к делу:

— ...Вы делаете удивительные вещи... А знаете ли вы, что я сейчас думаю...

— Пани, я не на сцене... В жизни я обыкновенный человек... И могу сказать только одно: в такой очаровательной головке могут быть только очаровательные мысли.

— Я хочу стать вашей любовницей. И немедленно... Сейчас же...

— Пани!.. Но я женат!.. У меня дети... я люблю свою жену...

— Но вы же — джентльмен!.. Вы не можете отказать женщине в ее просьбе!..

И начинает рвать на себе одежды... Потом кидается к окну, распахивает его и кричит:

— На помощь! Насилуют...

Тогда я махнул рукой, открылась дверь, и вошла полиция. Они все видели через стекло фрамуги. И все слышали — ни я, ни она не старались заглушить своих голосов. "Пани" арестовали...

Это только одна из многих попыток моих "конкурентов" скомпрометировать, убрать меня. В данном случае организатором, главным виновником был известный в Польше хиромант Пифело. Пифело по ладони руки предсказывал человеку будущее, что, конечно, шарлатанство чистейшей воды. Во мне он видел своего конкурента, хотя я ни гаданием по руке, ни каким бы то ни было другим обманом никогда не занимался. К счастью, ни одна из попыток скомпрометировать меня не имела успеха...

Но пора прощаться с детством, отрочеством, юностью, молодостью. И хотя мне еще не раз придется возвращаться к событиям того времени в последующих главах, пришла пора рассказать о том, как стал я советским гражданином.

Когда 1 сентября 1939 года бронированная немецкая армия перекатилась через границы Польши, государство это, несравненно более слабое в индустриальном и военном отношении, да к тому же фактически преданное своим правительством, было обречено. Я знал: мне оставаться на оккупированной немцами территории нельзя. Голова моя была оценена в 200 000 марок. Это было следствием того, что еще в 1937 году, выступая в одном из театров Варшавы в присутствии тысяч людей, я предсказал гибель Гитлера, если он повернет на Восток. Об этом моем предсказании Гитлер знал: его в тот же день подхватили все польские газеты — аншлагами на первой полосе. Фашистский фюрер был чувствителен к такого рода предсказаниям и вообще к мистике всякого рода. Не зря при нем состоял собственный "ясновидящий" — тот самый Ганусен, о котором я уже вскользь упоминал. Эта премия в 200 000 марок тому, кто укажет мое местонахождение, и была следствием моего предсказания.

Несколько слов о Ганусене, раз уж о нем зашла речь. Это один из немногих известных мне телепатов, в действительности обладавший способностью к чтению мыслей. Я с ним познакомился в 1931 году, перед его выступлением корреспондент одной варшавской газеты представил меня Ганусену за кулисами.

Работал Ганусен интересно: у него были несомненные способности телепата. Но, чтобы они развернулись в полную меру, ему нужен был душевный подъем, взвинченность сил, нужно было восхищение и восторг публики. Я это знаю и по себе: когда аудитория завоевана, работать становится несравненно легче. Поэтому в начале выступления Ганусен прибегал к нечестному приему: первые два номера он проводил с подставными людьми. Едва он вышел на сцену, встреченный жиденькими аплодисментами, и произнес несколько вступительных слов, из глубины зала раздался выкрик: "Шарлатан!" Ганусен "сыграл" чисто по-артистически оскорбленную невинность и пригласил на сцену своего обидчика. С ним он показывал первый номер. Надо ли говорить, что "оскорбитель" мгновенно "перевоспитался", уверовав в телепатию, и что в действительности этот человек ездил из города в город в свите Ганусена. Я это понял сразу. Но аудитория приняла все это за чистую монету, и аплодисменты стали более дружными.

Начиная с третьего номера, Ганусен работал честно, с любым человеком из зала. Очень артистично, стремясь как можно эффектнее подать свою работу. Однако использование им вначале подставных лиц не могло уже потом до конца вечера изгладить во мне какого-то невольного чувства недоверия.

Мне кажется, что человек, наделенный от рождения такими способностями, как Ганусен, не имеет права быть непорядочным, морально нечестным. Это мое глубокое убеждение.

В 1933-1934 годах Ганусена приблизил к себе Гитлер, хотя Ганусен был чистокровный еврей, дед его работал старостой синагоги... Вращаясь в окружении Гитлера, шагая от успеха к успеху, Ганусен узнал слишком много того, что знать ему не следовало. Определенные круги использовали его для того, чтобы под видом "астральных откровений" дать фюреру тот или иной совет. И когда он оказался уже слишком рискованной фигурой в большой политической игре, его просто убрали. Завезли в лес и застрелили. В общем, его судьба довольно точно и подробно рассказана в романе Лиона Фейхтвангера "Братья Лаутензак".

Так или иначе, желая ли отомстить мне за мое предсказание или, наоборот, намереваясь заменить мною Ганусена, Гитлер объявил премию человеку, который укажет мое местонахождение. Я в это время жил в родном местечке, у отца. Вскоре это местечко было оккупировано фашистской армией. Мгновенно было организовано гетто. Мне удалось бежать в Варшаву. Некоторое время я скрывался в подвале у одного торговца мясом. Однажды вечером, когда я вышел на улицу пройтись, меня схватили. Офицер, остановивший меня, долго вглядывался в мое лицо, потом вынул из кармана обрывок бумаги с моим портретом. Я узнал афишу, расклеивавшуюся гитлеровцами по городу, где сообщалось о награде за мое обнаружение.

— Ты кто? — спросил офицер и больно дернул меня за длинные до плеч волосы.