Людмила Третьякова - Красавицы не умирают

И далее:

...с головы до ногНикто бы в ней найти не могТого, что модой самовластнойВ высоком лондонском кругуЗовется vulgar.

...Однако, когда того требовал престиж Отечества, Юсупова умела не ударить в грязь лицом, и плоды фамильной страсти к «камушкам» представали во всей своей красе глазам восхищенных иностранцев. Однажды в честь приезда родственницы испанского короля князь с княгиней дали прием в своем московском особняке в Харито­ньевском переулке. Пожалуй, самым ярким впечатлением именитой гостьи стала хозяйка дома.

«Из всех праздников, дававшихся в мою честь, меня особо поразил данный княгиней Юсуповой. Княгиня была очень красивой женщиной, она обладала такой замечатель­ной красотой, которая остается символом эпохи; она жила в неслыханной роскоши, в окружении несравненной пыш­ности, среди произведений искусства в чистейшем визан­тийском стиле, в большом дворце, окна которого выходили в сумрачный город, полный колоколен. Пышная и крича­щая роскошь русской жизни достигала здесь своей куль­минации и переходила в самую чистую французскую эле­гантность. На приеме хозяйка дома была в придворном туалете, расшитом бриллиантами и чистейшим восточным жемчугом. Высокая, восхитительной пластической красоты, она носила кокошник, украшенный гигантскими жемчужи­нами и бриллиантами, драгоценностями, которые нашли бы место в царском венце и превращали его в целое состояние из драгоценных камней. Ослепительное сочетание фанта­стических драгоценностей Востока и Запада дополняло ан­самбль. Жемчужное колье, массивные золотые браслеты с византийскими мотивами, подвески с жемчугом и бирюзой, кольца, сверкавшие всеми цветами, делали княгиню Юсу­пову похожей на императрицу...»

* * *

В 1898 году Валентин Александрович Серов писал в Зим­нем дворце портрет Николая II. Накануне последнего сеан­са безукоризненно вежливый монарх попросил у художника разрешение показать серовскую работу жене. Ну что тут было делать! И вот к назначенному часу появилась импе­ратрица. Она предложила мужу принять ту позу, в которой он был изображен на холсте, и стала внимательно сравни­вать натуру с портретом. Серов рассказывал: «Было оче­видно, что она ищет в нем промахов, и вскоре ей показа­лось, что нашла их. Взяла со стола кисть и стала ею указы­вать на какие-то погрешности: «Здесь не совсем верно, тут правее, там выше». Я долго крепился, но наконец не вы­держал, подал ей палитру и сказал: «Пожалуйста, ваше ве­личество, вы, видно, лучше меня умеете». Надо было ви­деть, что с ней сделалось. Вспыхнула, топнула ногой и бы­стро зашагала через открытую дверь павильона по дорожке ко дворцу. Царь бегом за ней, вижу, в чем-то ее уговари­вает, она машет руками, что-то кричит и уходит в сильном возбуждении. Царь прибежал назад и начал извиняться за бестактность жены: «Знаете, она сама ведь художница, ученица Каульбаха, и в рисовании разбирается, уж вы из­вините».

Негодование на «художницу» скоро улеглось, но на­строение у Серова оставалось мрачным. Чем обернется этот скандал? Эх, были бы деньги, ни за что бы он не связывался ни с Романовыми, ни с им подобными. Чем вельможнее был заказчик, тем меньше у него было шансов понра­виться Серову. Он не любил, не уважал этих властителей жизни, относился к ним с едва скрываемой иронией, часто придирался к ним более, чем они того заслуживали.

Придя на сеанс к Зинаиде Николаевне, Серов расска­зал о стычке с царицей.

—     Просто не понимаю, как это вышло и что теперь будет.

—       Знаю, знаю, дорогой Валентин Александрович. Царь завтракал у меня и был очень озабочен. Знаете чем? Опасается, что вы больше не захотите писать его.

—    И не буду!

Раздражение снова захлестнуло Серова. Он вскочил и, пожалуй, наговорил бы сейчас и Юсуповой бог знает чего, стоило ей начать переубеждать его.

Но она рассмеялась. Ее смех — точно серебряные ко­локольчики зазвенели — обезоружил Серова. Ему нрави­лась эта женщина. Он прощал ей ее громкое имя, богат­ство, завтраки в обществе царя в переполненном сокрови­щами дворце, где она жила.

                                    В.Серов. Портрет Зинаиды Николаевны Юсуповой

Исследователь творчества Серова И.Грабарь, зная ер­шистость художника, подчеркивал, что, «отрицательно от­носясь к богатым и знатным, которых не выносил за чван­ство и самовлюбленность, Серов делал исключение для кн. Юсуповой». Феликс Юсупов вспоминал, как Серов ска­зал ему, что если бы все богатые люди были похожи на его мать, то революций никогда не было бы.

В пользу искренней симпатии к Юсуповой говорит и письмо Валентина Александровича жене: «...славная княгиня, ее все хвалят очень, да и правда в ней есть что-то тонкое, хорошее». Приятным открытием было для Серова и то, что Зинаида Николаевна несомненно наде­лена художественным вкусом: «Она вообще понимаю­щая». Их отношения избежали тех недоразумений, кото­рых у Серова в его общении с богатыми заказчиками было предостаточно.

Когда, к примеру, Юсупова попросила Серова напи­сать портрет ее отца Николая Борисовича по фотографии, то услышала прямой ответ: «Это очень тяжелая и непри­ятная работа». «Она соглашается и с этим», — замечает Серов. Остался без неприятных последствий и отказ ху­дожника писать портрет одного из сыновей в голубой венгерке, как ей того хотелось. Серов заменил эффектный мундир на обьжновенную штатскую куртку темно-серого цвета, и это не вызвало у Зинаиды Николаевны ни слова неудовольствия.

Напротив, время, что Серов провел в Архангельском, рисуя все семейство, судя по письму, было на редкость спо­койным и безмятежным. Ничто всерьез не раздражало ху­дожника. В строчках, адресованных жене, Серов неизменно подчеркивает деликатность хозяев. Он удовлетворен полной творческой свободой, предоставленной ему. И, поругивая молодых князей за избалованность, слегка иронизируя над Юсуповым-старшим, Валентин Александрович по-прежнему с неизменным теплом отзывается о Зинаиде Николаевне.

Серов не раз писал Юсупову. Портретом, сделанным пастелью в то «архангельское» лето, Валентин Алексан­дрович был доволен: «Смех княгини немножко вышел». Он предвидел удачу: «Мне кажется, я знаю, как ее нужно сделать». На чем основывалась такая уверенность? «Как взять человека — это главное», — утверждал Серов. А этого человека — княгиню — он чувствовал, знал и в этом знании находил то, что действовало на него вдохновляюще. Прелесть внешняя продолжалась прелестью душевной — Серову не часто приходилось встречать по­добное единство. Идея написать Юсупову именно пас­телью пришла к художнику неслучайно. Этот материал — нежный, с неуловимыми переходами, игрой полутонов, как нельзя лучше мог передать неброское обаяние княгини.