100 дней - Михаил Мартынович Табакин

М. ТАБАКИН

100 ДНЕЙ

Из истории советской милиции

ОТ АВТОРА

В ЖИЗНИ каждого человека есть события, дни, которые запоминаются ему надолго, навсегда. Я хочу рассказать в этой книге не об одном, а о ста таких "незабываемых" днях, какие мне, молодому тогда следователю, пришлось пережить в связи с выполнением очень важного оперативного задания. Сто дней (прибавьте к ним столько же беспокойных, бессонных ночей) — не просто "круглая" цифра, а точный срок, какой был дан на командировку для завершения этого уголовного дела.　

За период своей судебно-следовательской деятельности, охватывающей примерно два десятилетия, мне приходилось расследовать самые различные дела, много путешествовать по стране. И не преувеличивая скажу, что это дело по своей сложности и необычности, по характеру выполнения и по всем прочим условиям резко отличается от всех остальных. Мы, группа оперативников, постоянно, каждый час, должны были держаться настороже, быть бдительными и осмотрительными, готовыми к самым различным неожиданностям, подстерегавшим нас на каждом шагу. И так было на протяжении всех ста дней и ночей.　

Нашу работу осложняло еще и то, что быстро меняющаяся оперативная обстановка заставляла принимать решения в предельно сжатые сроки, на ходу.　

И, наконец, откровенно сознаюсь, что выполнение задания было связано с немалым риском. Но на это нам, оперативным работникам милиции, сетовать не приходится; риск, как говорится, постоянно сопутствует нам.　

Хотя описываемые ниже события имеют большую давность, относятся к концу 20-х годов, они свежи в моей памяти. Однако, не полагаясь на собственную память, мне пришлось разыскать в архивах соответствующие документы, относящиеся к делу, просмотреть свои записи, обратиться к воспоминаниям товарищей по работе. Но прежде чем рассказать о стодневной служебной командировке, следует познакомить читателя с самим делом, ради которого была предпринята эта командировка.

ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО

НАД СТОЛИЦЕЙ опустились ранние осенне-зимние сумерки. Был канун 11-й годовщины Октября. К празднично украшенному перрону Казанского вокзала подошел пассажирский поезд, на вагонах которого белели эмалированные таблички "Ташкент — Москва". Только на одном прицепленном прямо к паровозу вагоне такая табличка отсутствовала, хотя он и следовал в составе поезда со станции его отправления. О назначении и пассажирах этого вагона нетрудно было догадаться по решеткам на окнах: это был арестантский вагон.　

Когда толпа пассажиров и встречающих схлынула с перрона, открылись двери вагона для арестованных. Последним его покинул невысокий, слегка прихрамывающий, среднего возраста человек. Вокруг него сразу же замкнулось плотное кольцо конвойных. "Вот он, мой подследственный", — подумал я (я специально приехал на вокзал, чтобы заранее, со стороны, посмотреть на этого человека).　

Машина везла арестованного по нарядной по случаю праздника Мясницкой улице и, миновав забитую трамваями и извозчиками Лубянку, повернула вдоль Китайгородской стены налево. Освещенные окна учреждений и витрины магазинов были украшены портретами Владимира Ильича Ленина, лозунгами, посвященными годовщине Октябрьской революции и призывавшими трудящихся к ударному труду на новостройках страны.　

Прохожие с любопытством оглядывались на часто сигналивший милицейский автомобиль. Они, очевидно, догадывались, что за зарешеченными окошками машины находились те, кто не только не разделял с народом радости вдохновенного, созидательного труда, а, наоборот, мешал строительству новой жизни. Милицейская машина, пробиравшаяся по праздничной столице, была своеобразной тенью прошлого, неожиданно вторгшегося на улицы советской Москвы.　

Внутри машины действительно сидели отъявленные уголовные преступники, среди которых наиболее опасным был, безусловно, мой новый подследственный.　

Около здания Центророзыска (так называлось Управление уголовного розыска при НКВД РСФСР), находившегося у Ильинских ворот, автомобиль остановился. Здесь в отдельном помещении находились камеры для особо опасных преступников.　

В те годы я работал в Центророзыске старшим инспектором и возглавлял группу по борьбе с бандитизмом.　

Дел было у нас немало. Каждое утро я заставал на своем столе объемистую папку с письменными и телеграфными донесениями из самых различных уголков страны. Среди сообщений о мелких преступлениях встречались донесения очень серьезные: об ограблении банка, налете на почтовую контору, убийстве с целью грабежа…　

Большинство преступлений совершалось в молодых среднеазиатских республиках. Удивляться этому не приходилось. Они позже, чем, например, РСФСР, встали на путь самостоятельного развития, и государственный аппарат находился там в стадии формирования.　

Борьба молодых органов власти с преступностью на местах особо ощутимых результатов пока не давала, и им нередко приходилось обращаться за помощью в Москву. Так попало ко мне дело об одной крупной бандитской шайке, пересланное в Центророзыск из Узбекистана, точнее говоря, о главаре этой банды, доставленном в Москву. Эта банда действовала сначала в Нижнем Поволжье, затем перебралась в Среднюю Азию. На счету бандитов значилась не одна сотня тяжелых уголовных преступлений. Многие из них сопровождались убийствами.　

Милиции не раз удавалось нападать на след отдельных бандитов, даже арестовывать их на месте преступления. Под тяжестью неопровержимых доказательств они сознавались в собственной вине, но скрывали имена и местонахождение своих главарей. Между тем для ликвидации шайки чрезвычайно важно было выявить и изолировать ее руководителей, а затем уже переловить и всех других ее участников.

Но вот, казалось бы, работников милиции Средней Азии можно поздравить с успехом. После долгих и упорных поисков им удалось захватить не кого-либо из второстепенных вожаков банды, а самого главаря ее. К сожалению, радость оперативных работников оказалась преждевременной. Главарю банды, приговоренному судом к расстрелу, удалось каким-то образом бежать из тюрьмы и снова вернуться к преступным делам. Наконец, спустя год он попался снова и под строгим конвоем доставлен в Москву.　

Когда бандита ввели в мой кабинет, внешнее впечатление о нем осталось тем же, какое сложилось, когда я впервые увидел преступника на перроне вокзала. Совсем невысокого, пожалуй, даже низкого роста, аккуратно подстриженный под "польку", с худощавым лицом, немного прихрамывающий на левую ногу, он представлял собой заурядную, малопримечательную фигуру. Одет он был в дешевый грубошерстный костюм, брюки заправлены в яловые сапоги. На вид преступнику можно было дать 35–40 лет.　

Что выделялось на его в целом бесцветном лице, так это глаза — иссиня-черные, подвижные, проницательные.　

Начался первый, ознакомительный допрос.　

— Фамилия, имя, отчество?　

— Каневский Михаил Борисович, а проще Мишка, — ответил атаман банды и тут же добавил: — Прошу записать далее: я же Шефир, Малиновский, Татарин, Брадобрей, Мишка Замок, Клюев и прочая, и прочая. В общем, всего