Вниз по Причуди. - Дéнис Джеймс Уоткинс-Питчфорд

протекавшая среди зарослей тростника и ивовых кустов, глубина воды в которой была достаточной для прохода кораблей гораздо более крупных, чем «Джини Динс».

Неподалёку росла огромная ива, чьи корни образовали естественную пещеру; туда-то гномы и направили корабль – нелёгкая задача без двигателя даже при медленном течении. Белка и Меум, ловко орудуя длинными жердями, в конце концов завели корабль прямо под корни ивы и пришвартовали его там.

– Уф-ф-ф, – выдохнул Вьюнок, когда дело было сделано. – Если бы Выдра не подоспела к нам на помощь, мы бы ни за что не сдвинули корабль с места. А теперь, – добавил он, – после стольких трудов вы, должно быть, страдаете от жажды. Как вы смотрите на то, чтобы откупорить раковину с вином из бузины урожая 1905 года?

Это предложение было принято с энтузиазмом. Все направились в кают-компанию, и там Вьюнок вытащил из раковины деревянную пробку.

– За Выдру, – произнёс он, поднося раковину ко рту, и остальные один за другим присоединились к этому тосту, передавая раковину из рук в руки. Передохнув и выкурив трубку, Вьюнок отправил всех на уборку.

После того, как «Джини Динс» столь грубо и бесцеремонно тащили по галечной отмели, в кают-компании воцарился неописуемый беспорядок. Две фарфоровые тарелки разбились вдребезги, а всё остальное было раскидано по полу. Каким-то чудом сохранились картины, зато помялась медная кастрюля, и её починка стоила Меуму немалых трудов. Но в целом всё обошлось и закончилось благополучно. Они добрались до глубокой реки, нашли безопасное укрытие, хоть и временное, и, по крайней мере, могли передохнуть и оглядеться.

Когда «Джини Динс» вновь привели в порядок, а её пассажиры восстановили свои силы, гномы и Белка спустили на воду одну из шлюпок и, взявшись за вёсла, поплыли на ней обратно, к устью Причуди, или, скорее, к тому, что от неё осталось.

Было совершенно очевидно, что, задержись они немного дольше, их положение и вправду стало бы безнадёжным. Вытащив шлюпку на берег, гномы во главе с Вьюнком прошли вверх по ручью почти до той самой отмели, где едва не окончилось их плавание.

Стоял тихий тёплый вечер. Солнце почти скрылось на западе, и повсюду начали сгущаться тени. Не было видно никаких животных, все беженцы ушли дальше, вниз по течению; Великое переселение с верховий Причуди завершилось. Вьюнок, ковыляя по ещё влажной гальке, вышел на середину ручья. Некоторое время он стоял, погруженный в размышления, глядя на ещё влажное русло Причуди, где речные улитки и гольян тщетно пытались найти хоть какое-нибудь убежище в последних каплях драгоценной влаги.

Потом он повернулся к остальным; его морщинистое лицо было омрачено глубокой печалью.

– Мы пришли вовремя, – произнёс Вьюнок, – мы стали свидетелями гибели нашего любимого ручья. Много тысяч лет он тёк здесь для нас, много тысяч кукушечьих лет. Больше течь он не будет!

И все гномы, даже Морошик, склонили головы, и на глаза у них навернулись слёзы. Так они и стояли в сгущающихся сумерках, глядя на последнюю иссякающую струйку ручья, пока выше по руслу Причуди не показались два тёмных силуэта. Словно огромные мотыльки, подлетели они к гномам и уселись на ветку старого вяза прямо над ними. Это были филин Бен и его жена.

– Итак, это, наконец, свершилось, – упавшим голосом произнёс Бен. – Пророчество обитателей ручья исполнилось!

Вьюнок поднял голову; слезы всё ещё текли по его бороде.

– Да это же Бен и его жена! А мы думали, что вы решили никогда не покидать дупло на вершине старого дуба!

– Свершилось, – повторил Бен, торжественно глядя на гномов, – исполнилось пророчество обитателей ручья.

– А что это за пророчество? – спросил Вьюнок так тихо, что только филин с его тонким слухом мог расслышать эти слова.

– Было сказано, – ответил филин, – что когда Причудь прекратит нести вдаль свои воды, маленький народец уйдёт из этих мест и навсегда оставит берега ручья!

– Но почему? – спросил Вьюнок. Ком застрял у него в горле, но после некоторой паузы он овладел собой. – Почему вы оставили наш дуб?

– Дуба, увы, больше нет. Вскоре после вашего отъезда, когда наступил день, пришли люди с пилами и топорами и срубили его, срубили наш дуб, который долгие годы был нашим домом, в котором выросло столько поколений нашей семьи!

– Это ужасно, – простонал Вьюнок. – Мало того, что Причудь сгинула, так ещё и дуб!

Но Причудь не умерла. Даже человеку не под силу убить ручей. Его чистые воды, струящиеся из глубин земли словно её кровь, по-прежнему текли вдаль, хотя и по другому руслу, сделанному человеком, – по рукотворному каналу из железных труб, скреплённых болтами, без берегов, где могли бы расти деревья и могли бы жить водяные крысы и гномы. Ручей был заключён в темницу и упрятан под землю, подальше от солнечного света и свежего воздуха. В его водах больше не отражалось бледно-голубое весеннее небо, в них больше не могли с весёлым щебетанием плескаться ласточки, но всё же ручей по-прежнему тёк вдаль, хотя и в полудрёме.

Над тёмными полями пронёсся скорбный крик: «У-ху-у-у! У-ху-у-у!», и две птицы, похожие на огромных мотыльков, улетели прочь, а гномы тем же путём вернулись к шлюпке.

Не произнося ни слова, преисполненные печали, они сели в шлюпку, поплыли обратно к «Джини Динс» и вскоре исчезли в темноте под корнями ивы.

Не только гномы и совы меняли место жительства. Позднее, той же ночью, когда Вьюнок курил трубку возле корней ивы, он услышал в небе прямо над головой шум множества крыльев. Но эти птицы летели вовсе не с берегов умершей Причуди; то был передовой отряд могучей армии весенних перелётных птиц, которые теперь многими тысячами ежечасно возвращались в Британию после зимовки. И тогда Вьюнок понял: какое бы будущее ни уготовила им судьба, по крайней мере, зима закончилась.

Гномы всегда внимательно наблюдали за птицами в ожидании наступления этой ночи – ночи Весеннего возвращения, как они её называли, – и, сильно приободрившись и разволновавшись, Вьюнок позвал остальных на свежий воздух. Гномы стояли на берегу реки вместе с Белкой, вглядываясь в серое ночное небо и навострив свои длинные уши. У гномов самый острый слух среди всех живых существ, и благодаря такому слуху они знали обо всём, что происходило в небе над ними. Они ничего не могли разглядеть, но, внимательно вслушиваясь, различали слабый шелест и тихий шёпот, которые показались бы нам одной из самых волнующих мелодий в мире, если бы мы только могли их услышать. Гномы провели так несколько часов, и лишь донельзя утомившись, вымотанные напряжённым слушанием, они вернулись