Вниз по Причуди. - Дéнис Джеймс Уоткинс-Питчфорд

кто выжил в ужасной катастрофе, которая произошла сегодня ночью и в которой, по воле Пана, я избежал гибели. Перед тобой стоит бедный голодный изгнанник, не знающий, куда забросила его судьба, и не ведающий, какие ещё бедствия обрушатся на него в будущем.

– О, мне тебя жаль, – сказал ворон, который, очевидно, был местным жителем, – а что до голода, то я сейчас принесу тебе чего-нибудь поесть. Меня зовут О’Вронни. Как и ты, я тоже одинок в этом мире, – у меня есть лишь мои перья и, возможно, чуть больше умения позаботиться о себе, чем у большинства других птиц. Странно, что ты не знаешь, где очутился. Вон там маяк Нокгоббин, а эта земля, на которой ты стоишь – Ирландия, самая лучшая страна на всём белом свете. И я поздравляю тебя с прибытием к нам. Вы потерпели кораблекрушение?

– Да, мистер О’Вронни, но у нас был не корабль, а Чудо-птица, которую Бен – это филин, знаете ли, – и я сам построили ещё в Англии.

– О, так ты прибыл из Англии? Я должен был догадаться! Этого следовало ожидать, ведь по твоему произношению видно, что ты не ирландский гном.

– Значит, это и есть остров Вальдшнепа?[62] – сказал Меум. – Именно сюда мы и направлялись, но потом опустился туман. Думаю, Бен сбился с пути, – это он тащил нас на буксире, – а затем из-за трубки Вьюнка загорелась наша Чудо-птица – ему обязательно надо было покурить! От искры из трубки вспыхнула обшивка, и нам пришлось спасаться и прыгать. Боюсь, наша подруга Белка, которая путешествовала вместе с нами, и два моих собрата, Вьюнок и Тысячелист, утонули, и я никогда их больше не увижу!

– Тяжело тебе – один в незнакомой стране, без друзей и родни, которые могли бы тебя утешить. Но пусть никто никогда не скажет, что наш остров не отличается гостеприимством. Для начала тебе нужно чем-нибудь перекусить. Ты любишь мидии, свежие мидии?

– Я никогда не пробовал морских мидий, – признался Меум, – только пресноводных. Знаешь, у нас дома мы собираем их в ручьях и озёрах, и иногда находим внутри жемчужины.

– Да, понятное дело, я сам то и дело нахожу в мидиях жемчужины и отдаю их лепреконам[63], что живут там, в горах Морн. Но пора браться за дело. Тебя ждёт чудесный завтрак, просто посиди на этом камне и немного потерпи!

И Меум присел на камень, который указал ему О’Вронни, а добросердечный ворон направился к границе прилива.

Небо на востоке засияло серебром и золотом; теперь был хорошо виден весь берег, изрезанный заливчиками и бухточками, вдающийся в море мыс, на котором стоял маяк Нокгоббин, острые скалы у его подножия и белые барашки волн, накатывавших на берег, а вдали, за высокими прибрежными скалами, виднелась цепь синеватых холмов – Меум впервые видел такие высокие горы.

Теперь, когда наступил новый день, со скал прилетели белые чайки, а вдалеке, за маяком Нокгоббин, в прибой ныряла óлуша, добывая еду себе на завтрак.

«Ну и ночка сегодня выдалась», – подумал Меум. Всё произошедшее этой ночью казалось ему кошмарным сном. Несмотря на всю доброту О’Вронни, Меума одолевали тревожные мысли: как он будет теперь жить один-одинёшенек в этих чужих краях?

Раньше он уже слышал, что на острове Вальдшнепа всё ещё живёт маленький народец; теперь, когда О’Вронни обмолвился о лепреконах, этот факт подтвердился. Но Меум не знал, каков этот народец. Лепреконы могли отнестись к нему враждебно, и к тому же Меум совсем не был уверен, что они вообще были гномами. Они могли быть эльфами или пикси – взбалмошными и вздорными маленькими существами, которые в два раза глупее гномов.

Всё, чего ему хотелось, – увидеть знакомые лица дорогих его сердцу друзей; гном чувствовал, что с ними он сможет пережить любые беды и испытания, которые могло уготовить им будущее.

Но сколько ни разглядывал Меум побережье и прибрежные скалы, надеясь увидеть там своих друзей, он нигде не заметил никаких признаков их присутствия. Он горячо молился о том, чтобы где-нибудь неподалёку оказались Бен с женой. Во всяком случае, уж они-то должны были спастись, если только не свернули себе шеи, ослеплённые маячным фонарём, как это случалось со многими другими пернатыми путешественниками. Но напрасно гном высматривал в небе знакомые очертания филинов – над морем носились лишь стаи белых чаек.

Вскоре Меум увидел, что его новый знакомый возвращается. Ворон сделал над гномом круг и завис в воздухе, словно пустельгá[64]. Вниз со свистом полетела большая раковина с мидией и – шмяк! – упала на камень рядом с Меумом и раскололась. Торопливо вытаскивая из расколотой раковины сочное оранжевое содержимое, похожее на яйцо пашот, сваренное в очень горячей (но не кипящей) воде без скорлупы, гном принялся за еду с большим аппетитом, что было вполне простительно в его положении.

Мидии из Причуди были вкусными, как и те моллюски, которых они ели на Тополином острове, но эта морская мидия… У меня нет слов, которые могли бы выразить её восхитительный вкус и то наслаждение, которое испытывал Меум, отведав её. Он умирал от голода и поэтому всё ел и ел; едва он покончил с первым моллюском, как – шмяк! – рядом с ним уже лежал другой, и так продолжалось до тех пор, пока Меум не наелся до отвала.

Он вытер рот пучком водорослей и достал свою трубку. Хотя Меум и не был таким закоренелым курильщиком, как Вьюнок, он любил «подымить» после завтрака. Однако его ждало разочарование: он обнаружил, что табак, приготовленный из высушенных листьев дикой мяты, совсем промок. Меуму пришлось разложить его на камне для просушки. Запах табака навеял на гнома тоску по дому: эта мята была собрана на Гремящей мельнице.

О’Вронни был очень любезен и деликатен. Накормив своего гостя, он уселся на камень неподалёку и принялся чистить перья и ловить блох. Меум, чувствуя, что должен как-то отблагодарить ворона, предложил свою помощь. Он часто оказывал эту услугу Бену, его жене и прочим друзьям-птицам. Блохи, эти мерзкие серые насекомые, ловко прячутся в перьях, но Меум был внимательным и чутким, как обезьяна, и вскоре у О’Вронни не осталось ни одного паразита.

Возможно, меня будут упрекать за упоминание об этом эпизоде, но вредители, такие как клещи и вши, – постоянный источник беспокойства для всех птиц и диких зверей, и для Меума это занятие было таким же обыденным, как для нас с вами – чистка зубов.

К тому времени, когда Меум закончил, его табак уже