Морские приключения мышки Клариссы - Лиза МакМанн

в него и, прижавшись друг к другу, проспали целый день. Свернувшись в клубочек, мы согревали друг друга. И впервые попробовали есть насекомых.

А когда просыпались, делились тем, как выжили друг без друга. Чарльз Себастьян рассказал, как не попался корабельным котам, как бился с курицей, как жил в клетке с девочкой. По его описанию я поняла, что видела ее, Бенеллун, одинокую бывшую пленницу.

– А как она? Она в лагере на берегу?

– Да, – ответила я и, помолчав, добавила: – А Танука умер.

– О нет…

И я пересказала Чарльзу Себастьяну, как все было. Ну, или почти все. Мне так хотелось поделиться с ним историей отношений с Патронессой. Поделиться тем, как наша дружба переросла в нечто большее: стала настоящей, бесконечной, лишенной эгоизма.

Но я не могла подобрать правильные слова. Меня разрывали противоречия. Я сомневалась в силах Чарльза Себастьяна – и вот он, рядом со мной. Я безоговорочно верила в силы Патронессы, а ее нет. Радость и горе боролись во мне, точно два растерявшихся друга, не понимающих, как жить дальше. Брат обнимал меня, и это наполняло меня счастьем. Моя подруга, соратница, покинула меня, и от этого внутри зияла пустота. Чарльз Себастьян никогда не поймет мою любовь к кошке. И мне никогда не найти слов, чтобы выразить мои чувства.

В конце концов я коротко и без эмоций поведала брату, что мы с Патронессой сблизились, потому что оказались друг другу полезны. Но все равно повторила, что эта кошка никогда бы не обидела его. Что его жизнь она спасла в качестве дара мне. Но Чарльз Себастьян ничего не помнил о своем чудесном спасении и о добром поступке кошки. Это ранило меня еще сильнее.

Когда стемнело, мы снова отправились в путь: шли вдоль леса, стараясь не терять из вида море. Я понятия не имела, куда мы идем, но чувствовала, что направление верное. Для меня это было паломничество к месту, где мы в последний раз ступали по земле вместе с Патронессой, а для Чарльза Себастьяна – приключение, квест, чтобы отыскать Бенеллун и убедиться, что она в порядке. По мере того как отступали первые эмоции после случившегося, на душе становилось все тяжелее. В голове была только одна картинка: вот Патронесса исчезает под водой. Она терпеть не могла ходить мокрой. И она не задумалась ни на мгновение – без колебаний бросилась мне на помощь. Даже не спрашивая. Она стала моей покровительницей, полностью оправдав свое имя.

Я остановилась передохнуть. Лунный свет дробился на стволе дерева, высветил капельку сока, похожую на слезу. Даже деревья рыдали. Я собрала сладкий сок и поделилась с братом.

– Я запомнил те слова, которые ты мне крикнула с борта шлюпки, – сказал Чарльз Себастьян, когда мы вновь двинулись в путь.

– Какие?

– «Есть только одна мышь, которая верит в тебя, и эта мышь – я!» Почему ты так сказала? Я много думал об этом.

– Это слова доверила мне мама. И почти сразу ее не стало. А тебе она их не говорила?

– Нет.

– Я уверена, она просто не успела. Она хотела поговорить с тобой, поэтому и взяла с собой за водой.

– Я решил, что ты крикнула мне их, потому что вы с мамой, да и все остальные, считали меня беспомощным. И хотели вселить в меня мужество. – Чарльз Себастьян помолчал. – А ты правда верила в меня? Или ты думала, что больше пары дней я не протяну?

Я не смела поднять на брата глаза, потому что мне было не по себе. Но, вскинув подбородок, я повернулась и произнесла:

– Конечно, я верила в тебя. Но ты действительно тогда был беспомощен.

– Потому что все меня опекали, – рассмеялся Чарльз Себастьян. – Знаешь, Кларисса, что оказалось самым страшным, самым горьким? Внезапно остаться совсем одному.

– Да, я знаю.

Мы медленно шли вперед.

– И как ты справилась?

Я ответила не сразу:

– Смотрела на небо. И думала, что оно объединяет нас. У нас с тобой было одно небо на двоих, и от этого мир казался не таким безбрежным.

– Хм-м, – протяжно проговорил Чарльз Себастьян, как будто собирался петь. – И у меня так было.

– А ты верил, что мы найдемся?

– Конечно, верил.

И хоть я знала, что он тоже соврал, его ответ был единственно правильным.

– Я люблю тебя, Кларисса.

– И я люблю тебя, – со слезами на глазах ответила я.

Из последних сил мы вышли к лагерю. С первыми лучами рассвета я подвела брата к дереву и позвала в свое убежище. Мы свернулись внутри в клубочек, но для двух маленьких мышек без кошки там было слишком много пространства. За кору зацепился клок ярко-рыжей шерсти. Именно поэтому я стремилась вернуться сюда, наплевав на риск угодить под ноги людям, – ради вот этого клочка рыжей шерсти.

И пока Чарльз Себастьян с высоты рассматривал лагерь, я вплетала шерстинки в наше гнездо и представляла, что Патронесса просто отлучилась прогуляться, подслушивает разговоры моряков, охотится на ящериц.

– У нас с тобой одно небо на двоих… – проговорила я, погибая от боли.

– Одно на двоих, – сонно повторил Чарльз Себастьян и через мгновение уже мирно сопел в гнезде.

А я умирала…

Одно небо на двоих

Когда я проснулась, на море не осталось и следа от «Шарлотты»: часть обломков выбросило на берег, остальные утонули. Несколько матросов вытащили из воды шлюпку и теперь с усилием волокли ее поглубже в лес, чтобы спрятать от посторонних глаз. Маленькую лодочку они тоже прятали среди деревьев и кустов, лишь изредка выходя на ней порыбачить. А мы с братом радовались, что нет больше ни корабля, ни лодки и море далеко от нас.

Приходил Робин, искал Патронессу, и я сообщила ему печальную новость. Когда мы с братом вышли на тропинку, чтобы добраться до лагеря и поискать его подругу Бенеллун, нежданно-негаданно на нашем пути появилась Куркума. Мы с Чарльзом Себастьяном нырнули под ближайший куст, но хищница в ярко-желтой шубе не пыталась нас ловить.

– Меня Робин нашел. Пожалуйста, расскажи мне, что случилось. – Она пыталась говорить равнодушно, но было видно, что она потрясена.

И я все пересказала ей. Сухо поблагодарив меня, Куркума ушла.

На следующий день мы с братом наконец-то дождались на тропинке Бенеллун. Я сидела в стороне, а он бросился к ней и запрыгал. Замерев на задних лапках, он смело смотрел прямо на нее. Меня страх покинул только в момент, когда девочка опустилась