На берегу Тёмного моря - Эндрю Питерсон

Ознакомительный фрагмент

откуда нёсся аромат завтрака.

Ния молча прошагала мимо неё в сад, сорвала два листочка перечной розы и вернулась на кухню, не обращая никакого внимания на лай Малыша, яростные вопли Подо и мелькающих в воздухе швапов.

Весь мокрый, вернулся Джаннер, которому наконец удалось отмыть от навоза лицо и волосы.

– Ну, так-то лучше, – сказала Ния, сдерживая улыбку. – Я уж думала, что твоё лицо скоро порастёт свежей травкой.

Покраснев, Джаннер сел на место.

Лили и Тинк старались не хихикать.

Придвинув стул, Ния села и, поставив локти на стол и опершись о них подбородком, стала наблюдать, как дети едят. Джаннер в глубокой задумчивости смотрел в окно. Тинк согнулся над своей тарелкой как коршун; он глотал горячие оладьи и сосиски, словно боялся, что они убегут. Лили жевала и теребила подол платья, что-то напевая и покачивая головой.

– Ешьте как следует, ребятки, впереди долгий день, – с улыбкой сказала Ния.

Дети широко распахнули глаза.

– Морские драконы! – хором воскликнули они.

Ния рассмеялась и встала:

– Сегодня летняя луна

Распалась пополам,

И золотая песнь слышна

Во мгле вечерней нам[3].

Да-да, как это бывает вот уже тысячу лет. Доедайте, и пойдём в город. Дела подождут.

Задняя дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял Подо, потный и запыхавшийся.

– Швапы! – взревел он, потрясая мешком, в котором кто-то извивался и визжал. Подо стукнул по мешку дубинкой, и визг немедленно оборвался.

Малыш тявкал и подпрыгивал, прикусывая мешок.

– Двух мелких поганцев я упустил, но эти трое… – дедушка посильнее встряхнул мешок, – больше не станут жрать наши овощи, верьте слову! Паршивые воришки… – Вдруг заметив, что на него смотрят внуки и дочь, Подо кашлянул и произнёс уже спокойнее: – Ну, кончено дело. Я швырну их с утёса прямо в Тёмное море, вот только сперва съем оладью-другую, больно они у тебя вкусные, дочка.

Ния удивлённо открыла рот:

– Как можно бросать их в море?!

Подо почесал в затылке:

– Запросто. Возьму мешок – и… до свиданья. Прямо с утёса. Вот и всё.

Лили выпрямилась, с вилкой в руке и выражением ужаса на лице:

– Деда, я не позволю взять и убить их! – Она отодвинулась от стола.

Мальчики закатили глаза.

Девочка подковыляла к рослому Подо и устремила на него взгляд, полный жалости.

Старик обожал внучку, и Лили это хорошо знала.

– Они такие милые, дедуля. И никому не желают зла.

Подо фыркнул и показал ей расцарапанные руки. Но Лили не обратила на это никакого внимания:

– Они просто берут немножко овощей каждый год, чтобы прокормить маленьких швапят. Я не верю, что ты такой жестокий! Пожалуйста, дедушка, не убивай этих зверюшек! – уцепившись за рубашку Подо, она заставила старика наклониться и поцеловала его в седую щёку. – Пойдём, Малыш! – позвала девочка и вышла.

Мешок запищал, и Подо снова хлопнул по нему дубинкой, но уже с меньшим пылом. Бросив свою добычу на пол возле стола, он сел и сунул в рот оладью.

– Ну, Джаннер, внучок, – сказал Подо, отрываясь от еды, – сам знаешь: на празднике все, бывало, разойдутся, а Клыкам прямо невтерпёж, когда мы, скриане, веселимся.

– Да, сэр, – ответил Джаннер, глядя в тарелку. Обеими руками он уцепился за стул, зная, что будет дальше.

– Ты старший, и на тебе большая ответственность. Я вот что хочу сказать…

– …что я должен присматривать за Тинком и Лили и проследить, чтобы они вернулись домой целыми и невредимыми. Я каждый день это слышу, спасибо, я не дурак, – перебил Джаннер, сам себе удивившись.

Увидев удивлённое лицо матери, мальчик покраснел. Он знал, что зашёл слишком далеко, но поворачивать вспять было поздно. Многолетняя досада решила излиться именно теперь.

– Ты хочешь сказать, что я должен быть нянькой. Что я никогда не буду развлекаться, как мне хочется.

Тинк фыркнул и попытался скрыть смех, засунув в рот огромный кусок. Джаннер пнул брата под столом, но от этого Тинк фыркнул ещё громче.

– Я не хочу до самой смерти опекать младших и бегать за Тинком и Лили как наседка! Я не желаю даром тратить свою жизнь!

– Сынок… – начал Подо.

– Ты мне не отец! Будь он жив, он бы меня понял!

Джаннер тут же возненавидел себя за то, что сказал. Он тяжело дышал и смотрел на очаг, боясь взглянуть на деда. В груди у него сделалось горячо, глаза защипало от слёз. Мальчик сунул руку в карман и крепко сжал спрятанный рисунок. Как никогда раньше, Джаннеру захотелось оказаться на корабле, в открытом море, подальше от Глибвуда и своих собственных чувств.

Медленно дожевав, Подо проглотил оладью, в тяжёлом молчании глядя на внука.

– Тинк, доедай и ступай одеваться, – велел он, не сводя глаз с Джаннера.

Ния стояла у плиты и смотрела в пол, уперев руки в бока.

Старик вытер рот салфеткой и решительно положил свои загрубевшие ладони на стол.

Джаннер понял, что влип.

4. Незнакомец по имени Эсбен

Когда за спиной у Тинка закрылась дверь, Ния придвинула стул и села между отцом и сыном.

– Мальчуган, ты знаешь, что я люблю тебя? – спросил Подо.

Джаннер кивнул и добавил:

– Да, сэр.

– Я знаю, что я тебе не отец. Он был хорошим человеком. Очень смелым. Он отважно сражался и пал смертью храбрых на Великой войне. И мой долг – по мере сил вырастить его детей такими, какими он хотел бы их видеть.

Джаннер украдкой взглянул на мать. Борясь со слезами, та встала и принялась убирать тарелки со стола.

– Ты здорово вырос, парень, и у тебя ломается голос. Наверное, ты думаешь, что уже почти взрослый, а? – Подо взглянул на внука, взметнув густую бровь и прищурившись. – Ну, отвечай.

– Мне ведь уже двенадцать. Конечно, я ещё не взрослый, но… – Джаннер замолчал.

– Иногда тебе кажется, что брат с сестрой висят на тебе мёртвым грузом, правда? А наш маленький городок слишком тесен для твоих фантазий…

Джаннер принялся разглядывать собственные руки. А потом, сделав глубокий вдох, он достал из кармана рисунок. Ния замерла, когда Джаннер развернул листок и разложил его на столе. Больше он не мог сдерживать слёзы; они закапали с кончика носа на рисунок, смешиваясь с морскими брызгами.

Ния прижала Джаннера к груди и долго гладила сына по голове:

– А я-то думала, куда девался рисунок…

– Это он? Это папа?

Ния медленно кивнула:

– Да.

– Он сам нарисовал?

– Да, – и Ния фартуком стёрла с рисунка слёзы. – Тогда были другие времена. Другая жизнь… – Она долго молчала, прежде чем