Гастон. История любви и коварства - Лэнгдон Лори

Гастон пошёл быстрее, с каждым шагом всё сильнее стремясь домой. Он никому не должен угождать, кроме самого себя.

По позднеосеннему небу ползли тучи, укутывая лес темнотой. Гастон поднял голову к пологу ветвей и посмотрел, как бесцеремонный ветер ерошит листву. В нос ему ударил свежий запах чистого воздуха, юноша глубоко вдохнул и с досадой выдохнул. Несколько часов скакать на лошади в дождь – не большое удовольствие.

Пока болваны не вернутся, он спокойно посидит в шале. Может, прикинуться, что его внезапно свалила простуда? В отсутствие матери, которая посылает за лекарем по малейшему поводу, Гастон может погреться у очага, пока охотники «бросают вызов природе».

Приняв решение, юноша ускорил шаг и направился туда, откуда прохладный ветерок приносил аппетитные ароматы тушёного мяса. Ему не помешает подкрепиться тёплым хлебом и порцией хорошего рагу.

Для начала.

А ещё он мечтал согреть ноги тёплыми кирпичами, выпить котелок горячего чая с разнообразными кексами и положить голову на взбитые пуховые подушки.

На губах у Гастона медленно заиграла улыбка: он вспомнил симпатичную рыжеволосую горничную и испуганный взгляд на её лице, когда он прикрикнул на неё. Увидев поднимающийся из труб шале дым, юноша потёр замёрзшие руки. Возможно, эта вылазка окажется не такой уж и бесполезной.

Когда он вышел из-под густого полога леса, дождь сразу испещрил его колет тёмными пятнами, похожими на монеты. Вдали послышался звериный вой, его подхватило другое животное, и ещё одно, и в прохладном воздухе разлилось свирепое завывание. Гастон замер на месте и схватился за пистолет, который сунул за пояс.

Волки.

Глава 2

Агата

СКЕЛЕТОПОДОБНЫЕ ВЕТВИ деревьев сомкнулись над головой, закрыв солнце, и изрытая колеями земля утонула в темноте. Агата, не помня себя от ужаса, бежала по лесу. Мало того что отец столько лет относился к ней как к выродку, так теперь он решил продать её, словно вещь, тому, кто предложил самую высокую цену! Заскорузлому графу Герберту Дюрану. Развратный старик похотливо пялился на неё на рыночной площади, предлагал украшения и платья, посылал цветы и дорогие книги и не скрывал своих намерений с того дня, как ей исполнилось пятнадцать лет. Но в последнее время он совсем стыд потерял. На прошлой неделе на деревенском празднике он нахально прижимался к ней и наматывал её локон на палец, уверяя, что тусклые коричневые пряди блестят, как звёзды, и обжигая ей ухо влажным дыханием.

Отец об этом знал. Знал, что граф Дюран как никто другой разжигает страх в её сердце, и ничего не сделал. Чему же тут удивляться? И всё же, кроме отца, у неё больше никого не было, и предательство больно ранило.

Агата уже достаточно настрадалась от того, что много лет назад из семьи ушла мать и отец вбил дочери в голову, будто та помешалась на магии и то же самое произойдёт с Агги. Будто она, его единственный ребёнок, испорчена и представляет опасность подобно пороховой бочке, которая может взорваться от одной искры.

Последние счастливые воспоминания Агаты о маме – как мать опускается рядом с ней на колени в маленьком, огороженном стеной саду, свежевыстиранные простыни хрустят на ветру, летний воздух пахнет солнцем, нежной зеленью и плодородной возделанной землёй. Босая, в простом платье из домотканой ткани, мама сияет. «Вот, дорогая, потрогай этот стебелёк. Овощи ещё не созрели, а я так хочу приготовить на ужин зелёный горошек с маслом. – Она проводит кончиками пальцев Агаты по изумрудному стеблю и шепчет: – Ему нужно ещё чуть-чуть подтянуться». Сила перемещается из руки Агги в растение, и девочка издаёт изумлённый возглас, а когда стручки набухают, раскрываются посередине и из них сыплются зрелые горошины, визжит от восторга. Смеясь, мама собирает урожай и бросает крошечные жемчужины – как она их называет – в висящую на руке корзину.

Обращаясь мыслями к маме, Агата старалась вспоминать только хорошее – какие мягкие у неё были руки, с какой щедростью она лечила занедуживших односельчан, – а об остальном предпочитала не думать. Например, однажды вечером мама пришла домой сама не своя; она только что приняла роды и с остекленевшим взглядом бормотала что-то невнятное о детях, которым не следует появляться на свет. А когда отец попытался её успокоить, она убежала из дома. В другой раз Агата застала мать разговаривающей с чайником. Девушка даже пыталась выбросить из памяти ту ночь, когда мама ушла навсегда. Её глаза... лучистые глаза цвета морской волны казались потухшими, как погашенные свечи, пустыми и чёрными, как два колодца.

В конце концов мама пропала в ночи без всяких объяснений. Бросила свою дочь – дитя, которое любила, воспитанницу, которую звала своим «чудесным наследством», – в совсем нежном возрасте, в восемь лет. И, слушая, как звенит в ушах отцовское предостережение, Агата крепко заперла волшебное сияние внутри себя. Прятала его надёжно и выпускала на волю только в крайних случаях.

Слёзы затуманили зрение, девушка споткнулась и повалилась вперёд, проехавшись руками по прохладной влажной земле. Внезапно на неё нахлынуло воспоминание о другом падении – в холодный погреб. Казалось, она снова попала в ловушку без света, без воды, без тепла, и только мыши да тараканы составляли ей компанию. А ещё пауки. Боже сохрани её от пауков и их липких экскрементов, противных членистых ног и ядовитых клешней. По лицу ползали нити паутины, а когда девочка забилась в угол, то в темноте прижалась затылком к кокону с вылуплявшимися паучатами. От гнева мамы-паучихи на коже остались рубцы размером с куриное яйцо.

А всё из-за того, что отец поймал Агату за занятиями магией. Это случилось несколько лет назад, и тогда он не впервые бросил её в погреб на всю ночь. Но в тот раз отец не выпускал девочку два дня. Тем более обидно, что с магией так получилось случайно. Она увидела, как новорождённый телёнок упал и не мог дышать, а ведь только вчера она наблюдала, как он появился на свет, и втайне назвала его Эстер, в честь мамы. Агата всего только протянула руку, чтобы коснуться его, узнать, что случилось с крошкой, и утешить. Но её сияние вспыхнуло, и свет и жар вырвались из рук. Телёнок вскочил на ноги и начал дышать нормально.

Но Агата не успела насладиться радостью, которая расцвела в сердце из-за чудесного воскрешения животного, – отец подошёл и рывком поднял её с земли, крича что-то о дьявольском отродье, живущем под его крышей, и о том, как он жалеет, что Эстер не забрала это исчадие ада с собой. Девочка возражала, что отец только выиграет от того, что телёнок останется жить, но он не слушал её мольбы. Не желал слушать.

Запертая в сыром подвале, теряя рассудок от страха и жажды, она приняла решение навсегда похоронить свою способность к магии, только бы не испытывать больше этот сводящий с ума ужас. В двенадцать лет она была ещё совсем ребёнком – напуганным и одиноким, покинутым матерью и отвергаемым отцом на каждом шагу, – и стремилась угодить взрослым. Но теперь ей исполнилось восемнадцать, и она больше не маленькая девочка.

Агата подняла глаза к небу. Красота и тепло осени растаяли в холодных ветрах ноября. В суровом сельском климате зимы порой начинались как небольшими дождями, так и злыми метелями. Трудно было выбрать более неподходящее время, чтобы сбежать в чём была, с котомкой милых сердцу безделушек. Она взяла Леона – игрушку, которую сшила ей мама, – томик Шекспира и другие вещицы, согревающие душу.

Крепко вцепившись в мешок, Агата сидела на земле без движения – ноги налились свинцом, сердце заныло. Погибнет она в этом безлюдном лесу без еды, без цели, и некого будет позвать на помощь. Но нужно продолжать путь, даже если в конце его от неё ничего не останется.

Когда над головой собрались тучи, Агата заставила себя встать и идти дальше. Перекинула котомку через плечо и направилась на юг. Оставалось надеяться, что дорога подарит неожиданные возможности. Мама всегда говорила, что нужно всего лишь подождать, и счастливый случай обязательно подвернётся. И тогда уж от человека зависит, ухватиться за него или позволить ему увять бесплодно. Агата надеялась, что распознает удачу, если столкнётся с ней лицом к лицу.