Пятеро детей и Нечто - Эдит Несбит

Братья и сестры ребенка, который стал всем нужен, решили, что разумнее будет всякий раз при виде прохожего прятаться в живой изгороди. Таким образом им удалось не допустить, чтобы к Ягненку воспылали неуместной любовью молочник, каменотес и человек, который вез в тележке бочонок керосина. Дети почти добрались до дома, когда случилось самое худшее.

Завернув за поворот, они внезапно наткнулись на цыган, расположившихся лагерем у обочины. У цыган были шатер и две кибитки, увешанные плетеными стульями, люльками, подставками для цветов, метелками из перьев и прочими вещами на продажу. Множество оборванных детей усердно лепили на дороге пирожки из пыли, двое мужчин лежали на травке и курили, а три женщины стирали белье в старом красном тазу с отломанным краем.

В одно мгновение все цыгане – мужчины, женщины и дети – окружили Антею и ребенка.

– Позвольте мне подержать его, маленькая леди, – сказала цыганка с лицом цвета красного дерева и волосами цвета пыли. – Я не трону ни волоска на голове красотулечки!

– Лучше не надо, – ответила Антея.

– А мне можно его подержать? – спросила другая женщина, с таким же красным лицом, но с черными, как смоль, сальными кудрями. – У меня своих девятнадцать детей, поэтому я…

– Нет, – храбро заявила Антея, хотя сердце ее билось так сильно, что она чуть не задохнулась.

Вперед выступил один из мужчин.

– Будь я проклят, если это не мой собственный давно потерянный ребенок! – воскликнул он. – У него есть отметина в виде земляничины на левом ухе? Нет? Значит, он и вправду мой сын, украденный из колыбели невинным младенцем. А ну, давайте его сюда… На этот раз не будем впутывать в дело полицию.

Он выхватил ребенка из рук Антеи, которая побагровела и разрыдалась от ярости.

Остальные дети застыли: в такие ужасные переделки они не попадали ни разу в жизни. Даже тот случай, когда их задержал полицейский в Рочестере, не шел ни в какое сравнение с этим кошмаром. Сирил побелел, руки его задрожали, но он сделал остальным знак молчать, сам тоже какое-то время молчал, напряженно размышляя, а потом сказал:

– Если он ваш, берите его, конечно. Но вы же видите, он к нам привык. Если он вам нужен, мы его отдадим…

– Нет, нет! – воскликнула Антея.

Сирил впился в нее яростным взглядом.

– Конечно, он нам нужен, – сказали женщины, пытаясь вырвать ребенка из рук цыгана.

Ягненок проснулся и громко заревел.

– Ой, ему больно! – взвизгнула Антея, и Сирил свирепым шепотом приказал:

– Замолчи и доверься мне! Послушайте, – продолжал он, обращаясь к цыганам, – этот ребенок ужасно привередливый и плохо себя ведет с малознакомыми людьми. Давайте мы побудем здесь немного, пока он к вам привыкнет, а потом, когда придет пора ложиться спать, потихоньку уйдем, а он останется здесь, честное слово. А после нашего ухода сами решайте, кому он достанется, раз все вы так хотите его заполучить.

– А что, справедливо, – сказал цыган, который одной рукой держал ребенка, а другой пытался ослабить свой красный шейный платок: Ягненок ухватился за него и так туго затянул на шее цвета красного дерева, что мужчина едва мог дышать.

Цыгане зашептались, и Сирил воспользовался подвернувшимся случаем, чтобы тихо сказать брату и сестрам:

– Скоро закат! Тогда и смоемся.

Остальные дети преисполнились удивления и восхищения: как ему хватило ума в такой ситуации вспомнить, что на закате волшебство закончится!

– О, позвольте взять его на руки! – попросила цыган Джейн. – Смотрите – мы усядемся здесь и будем о нем заботиться, пока он к вам не привыкнет.

– Как насчет ужина? – внезапно спросил Роберт.

Остальные с презрением посмотрели на него.

– С ума сойти! Беспокоиться о каком-то мерзком ужине, когда твой бр… В смысле, когда ребенок… – горячо зашептала Джейн.

Роберт украдкой подмигнул ей и как ни в чем не бывало спросил у цыган:

– Вы не возражаете, если я сбегаю домой? Я могу принести нашу еду в корзинке.

Не зная, что он задумал, остальные дети пренебрежительно отнеслись к этому плану, а себя почувствовали очень благородными. Но цыгане мгновенно раскусили тайный замысел Роберта.

– Как же, как же! – ответили они. – Чтобы ты привел сюда толпу полицейских, наврав им с три короба о том, что это твой ребенок, а не наш? Задумал нас провести?

– Если проголодались, можете перекусить с нами, – любезно предложила светловолосая цыганка. – Эй, Леви, у тебя скоро уши заложит от рева этого благословенного ребенка. Отдай его маленькой леди, и посмотрим, не смогут ли эти дети приучить его к нам.

Итак, Ягненка вернули братьям и сестрам, но цыгане так тесно толпились вокруг, что он никак не мог успокоиться. Тут человек с красным шейным платком сказал:

– Эй, Фараон, разведи огонь, а вы, девушки, присмотрите за котелком. Дайте ребенку утихнуть.

Итак, цыгане волей-неволей отошли, чтобы взяться за работу, а Ягненок и остальные остались сидеть на травке.

– На закате все будет в порядке, – прошептала Джейн. – Но это просто кошмар! Вдруг они ужасно разозлятся, когда придут в себя? Нас могут избить, или привязать к деревьям и бросить, или сделать еще что-нибудь в этом роде.

– Ничего они нам не сделают, – сказала Антея и проворковала: – О, мой Ягненочек, не плачь, все в порядке, ты на ручках у Панти, утеночек… Они не злые, иначе не собирались бы кормить нас обедом.

– Обедом? – переспросил Роберт. – Я не притронусь к их мерзкому обеду. Он застрянет у меня в глотке!

Остальные тоже так подумали. Но когда обед – или, скорее, ужин, потому что время близилось к вечеру – был готов, все обрадовались угощению. Детям дали вареного кролика с луком и что-то вроде курицы, но более волокнистое и с резким вкусом. Ягненок получил хлеб, размоченный в горячей воде и посыпанный коричневым сахаром. Ему еда очень понравилась, и он, сидя на коленях Антеи, позволил двум цыганкам себя накормить.

Весь долгий жаркий день Роберту, Сирилу, Антее и Джейн пришлось развлекать и ублажать Ягненка, а цыгане пристально за ними наблюдали. К тому времени, как тени на лугах удлинились и почернели, Ягненок уступил ласкам светловолосой женщины и даже позволил цыганятам поцеловать его ручку, а потом встал и поклонился мужчинам, приложив руку к груди, «как джентльмен». Весь цыганский табор был в восторге от малыша, а его братья и сестры невольно возгордились, демонстрируя его достижения такой заинтересованной и восторженной аудитории. И все-таки дети с нетерпением ждали заката.

– У нас уже входит в привычку тосковать по закату, – прошептал Сирил. – Неужели мы не можем загадать разумное и полезное желание, чтобы сожалеть о