Локомотив «Бесконечный». Последний костыль - Оппель Кеннет

— Мы не закончили разговор за ужином.

— Закончили. — Лицо отца потемнело.

— Как?

— Ты сказал, что хочешь ехать в художественную школу в Сан-Франциско. Я против этого. Я оплачу университетское образование, если ты решишь изучать что-нибудь дельное. Но ты не поедешь изучать искусство. Я запрещаю.

«Запрещаю». Стоя перед отцом, Уилл почувствовал внутри горячий трепет и понял, что не сможет произнести ни слова. Голос его задрожал бы от ярости, а ему вовсе не хотелось показывать отцу свою слабость. Вместо этого он повернулся и ушел к себе в спальню. Встав перед окном, он увидел в нем лишь свое отражение. Не желая смотреть на себя, Уилл выключил электрический свет и, прижавшись лбом к холодному стеклу, постарался выровнять дыхание.

Он подумал о Марен. Настоящее ли это имя? Ведь у людей цирка особенные имена… Она сбросила свои цепи, исчезла у всех на глазах. Это было невероятно. Хотел бы он уметь что-нибудь подобное.

Он решил, что на следующий день, когда поезд остановится, он сойдет и догонит ее, пока она будет возвращаться в вагон Цирка Данте. Он хотел знать, чем она занималась с момента их первой встречи, где она побывала, какие новые трюки научилась делать.

Он достал свой блокнот и попытался изобразить ее выходящей на сцену. За прошедшие годы он неоднократно пробовал рисовать ее, но результат никогда ему не нравился — и этот раз не стал исключением.

Поезд на удивление громко стучал колесами, несясь сквозь ночь по стальным рельсам. Пора было ложиться в постель. На туалетном столике лежал небольшой брикет из ваты с воском, которой, как говорил проводник, можно было заткнуть уши. Но Уилл не хотел заглушать шум поезда. Он ему нравился. Бесконечное движение.

Всю ночь его сон полнился звуками длинных и коротких свистков и образами черной лошади, галопом несущейся вдоль рельсов всегда чуть впереди него.

Его сны следовали за ней.

Глава 4

Развилка

«Бесконечный» подошел к развилке только после обеда. Уилл почувствовал, как поезд стал притормаживать, и поспешил в вагон-террасу для лучшего обзора. Только снаружи он понял, насколько холоднее стало теперь, когда они переместились к северу. Сосны стояли совсем близко к путям, и ему не было видно никаких признаков города или станции. Вернувшись в купе, он застал отца за сборами — тот паковал небольшой саквояж. Он был одет в простые брюки и рубашку с жилетом, на голове у него красовалась фуражка машиниста. Он выглядел подтянутым и как-то моложе, похожим на того человека, с которым Уилл встретился три года назад в Крэйгеллахе. Уилл почувствовал его возбуждение.

— Неслабый поезд поведу, — сказал отец.

Уилл все еще злился на него за строгий выговор вечером и за то, что он опять бросает его одного, отправляясь навстречу очередному приключению, а потому промолчал.

— Ты сам за собой следи, пока меня нет, — сказал отец. — Если понадобится что-нибудь, спроси Бичема.

Уилл что-то неразборчиво проворчал в ответ. Паровоз издал несколько коротких свистков, и ход его еще сильнее замедлился. За окнами показались торговые ряды и продавцы, дальше — еще ряды, палатки и большие шатры, а также толпы людей, махавших поезду, медленно проползавшему мимо.

— Они вырастают на каждой остановке поезда, — объяснил отец. — За ночь они разворачиваются и все разбирают, когда поезд уходит. Это в основном для переселенцев. В их вагонах нет ресторанов, поэтому они запасаются провизией в дорогу.

Глядя на продавцов и зазывал, с улыбкой махавших поезду, Уилл почувствовал нетерпеливое возбуждение. Все это было похоже на гигантский карнавал, растянувшийся до самого конца станционной платформы.

Когда «Бесконечный» полностью остановился, отец взял свой саквояж и они вместе покинули купе. В торце вагона уже спустили лестницу, и Уилл тут же сошел по ней на платформу. Его телу по-прежнему казалось, что оно еще движется с поездом, и он шел шатаясь, как пьяный матрос на берегу.

Как только на платформе появились другие пассажиры, хорошо одетые продавцы наперебой стали предлагать им бокалы игристого вина, апельсины из плетеных корзин и шелковые шарфики.

— Ну, увидимся теперь в Лайонсгейте, — сказал отец. Уилл кивнул, не желая показывать свою обиду.

— Мы долго будем стоять? Я хочу тут прогуляться.

— Возвращайся до шести, это время отправления. И берегись карманников.

Уилл глянул на часы. В его распоряжении оказалось целых четыре часа — вполне достаточно, чтобы найти Марен. Он торопливо похлопал себя по карманам, чтобы удостовериться в наличии блокнота и нескольких карандашей.

К этому времени множество пассажиров первого класса вышли на улицу. Они прогуливались вдоль состава, дыша воздухом. Возле вагона-мавзолея уже собралась толпа, и Уилл задержался, чтобы разглядеть его. Он был черный, как ночь, по всем углам шел кованый металлический орнамент. Размером вагон-мавзолей был с обычный товарный вагон, но производил при этом впечатление невероятной толщины и мощи. Легко верилось в то, что он сварен из крейсерской стали. Замысловато украшенный, словно обросший ракушками, он и правда выглядел так, будто его извлекли из океанских глубин.

— Смотрите внимательно, дамы и господа, — говорил охранник, стоявший по другую сторону бархатного разделительного шнура. У него было квадратное красное лицо, и выглядел он сильным, хотя под пиджаком и скрывалось порядочное брюшко. — Держите дистанцию, пожалуйста, иначе вы получите неприятный шок.

Он указал на предостережение, большими белыми буквами выведенное в нижней части вагона:

ОСТОРОЖНО! НЕ ПРИКАСАТЬСЯ! ВЫСОКОВОЛЬТНОЕ НАПРЯЖЕНИЕ!

Как бы поставив акцент на его словах, на крышу вагона-мавзолея села ворона. Раздался резкий щелчок, что-то вспыхнуло, и мертвая птица упала на гравий. Несколько человек, охнув, отступили.

— Это всего-навсего защита от вандализма, — зевая, объяснил охранник.

На изображенном на боковой стенке вагона надгробном камне написано:

Здесь покоятся останки Корнелиуса Ван Хорна.Построив великую железную дорогу, он более любого другого смертного способствовал тому, что:«Он будет обладать от моря до моря». (Псалмы 71:8)

— Неплохая гробница, — сказал человек в кондукторском комбинезоне и фуражке, — для старого погонщика рабов.

У охранника округлились глаза.

— Ты его знал?

— Работал на него подрывником в горах. Он скорее бы на смерть послал человека, чем разрешил бы минуту потерять. Рабочим, как мы с тобой, он никогда не был.

Охранник ничего не ответил. Кондуктор предложил ему сигарету, и тот ее взял.

Уилл подумал было зарисовать вагон-мавзолей, но слишком спешил найти Марен. Наверняка ей тоже было любопытно поглазеть на эту ярмарку. Смех, возгласы и музыка манили Уилла, как пение сирен, и он нырнул в толпу.

Сразу за платформой настырные мальчишки торговали теплыми булками и сидром. Беззубый продавец сунул Уиллу в руки кулек с засахаренным миндалем, и Уилл решил, что проще бросить мелочь в кружку продавца, чем отказаться. Кто-то играл на аккордеоне. Стоя рядом с телегой, какой-то фермер называл свои яблоки и груши лучшими в стране. Группа молчаливых монахов в коричневых рясах раскладывала сырные головы на перевернутом деревянном ящике.

Уиллу нравилось шумное бурление толпы. Он шел и шел, ища глазами Марен, но вдруг понял, что она вряд ли будет одета в тот же костюм, в котором выступала накануне вечером. Воспоминание о ее стройных ногах кинуло его в жар. Как мог он найти ее в этой беспокойной массе? Он проходил рядом с третьим классом и видел, как из «Бесконечного» на улицу высыпался целый маленький город. Возможно, впрочем, Марен тоже искала его.

— Моча сасквоча! — орал продавец из-за своей доски-прилавка. — Такой нигде не найдешь!

Уилл попытался обойти его стороной, но глаза продавца перехватили его взгляд.

— Юный сэр! Тебе отдам по хорошей цене!