Нина Павлова - Не видели — увидим

— Лезь скорее наверх по стеблю! На славу угостят тебя льнянкины цветы!

Муравей быстро взбежал наверх к жёлтым цветам и уселся на лист рядом с пчелой отдыхать. Смотрит на льнянкины цветы и удивляется:

«Ну и цветы! Кверху торчат жёлтые уши, спереди морда с надутой оранжевой губой, а книзу свешивается жёлтый хвост».

Ну как к такому страшилищу подступиться!

А пчела говорит:

— Я тебя научу.

Влезла на оранжевую губу, толкнулась головой в середину цветка, он приоткрылся, и пчела пролезла в щель. Проглотил цветок пчелу! Только кончик брюшка да задние ноги торчали из его пасти.

Муравью даже страшно стало: выпустит ли страшилище пчелу? Но она хоть и с трудом, но выкарабкалась.

— Ну, — сказала она, — теперь полезай ты.

Муравей влез на оранжевую губу, потолкался, потолкался головой в цветок, но без толку: цветок не раздвинулся. Муравей чуть не заплакал. Так есть хочется, так близко еда, а нет — не достанешь!

— Прости меня, мурашка,-сказала пчела. — Я ведь знала, что у льнянки цветы всегда закрыты, знала, Да не догадалась, что у нас так плохо получится.

Я на тебя нисколько не сержусь, — сказал муравей. А только, думается мне, неспроста так получается! Это нарочно против меня колья выставили, нарочно на стебле болото устроили, и мордастый цветок нарочно закрыт. Цветам для меня капельки сладкого сока и то жалко!

— А ведь это ты, пожалуй, правильно догадался! — сказала пчела.

— Только почему эти жадюги для тебя ничего не жалеют? — спросил муравей.

— Я-то для них работаю, — сказала пчела. — Видишь, я вся в цветочной пыльце. Я её переношу на своей шубке с цветка на цветок. И так надо, чтобы у цветов были семена. За это меня цветы и любят, зовут в гости и угощают. Но я никак не думала, что они тебя так плохо встретят.

— Ничего, — сказал муравей, — я не летаю, шубки не ношу, пыльцы таскать не умею, значит, так мне и надо! Побегу-ка лучше к своим.

Тут друзья расстались. Пчела полетела в свой улей, а муравей побежал в свой муравейник.

Но под конец ему всё-таки повезло: возле дома он встретил братишку, который тащил огромный кусище сахара. Он признался, что стащил его на даче со стола.

Муравей ел сахар, пока не наелся, а потом помог братишке дотащить остатки в муравейник.

ПОД КУСТОМ

Старый куст очень не любил, когда под ним что-нибудь росло, пусть даже совсем тоненькая травка.

И с самой весны, как только почки на его голых ветках начинали толстеть, куст уже поглядывал вниз. Поглядывал — не выросла ли там какая-нибудь нахальная травинка.

И он очень рассердился, когда заметил под своей нижней веткой жёлтенький цветочек — гусиный лук.

— О чём ты думал, когда выбрал это место? — крикнул он цветку.

— Да я никогда и не думаю, — сказал цветочек.

И это была правда: он не думал. Он просто радовался, что живёт. Радовался теплу, и солнышку, и небу, и весёлым мушкам, которые садились на его цветы.

И радовался и раскрывал один за другим свои звёздочки-цветочки.

А у куста из почек вылезли листья. И куст, поглядывая вниз, грозился:

— Вот погоди, гусиный лук, скоро ты узнаешь, что такое тень!

Но гусиный лук не пугался и по-прежнему радовался, что всё кругом так хорошо. Солнышко освещало то один, то другой из его узеньких листьев. Первые цветочки у него уже отцвели, и в зелёных коробочках росли семена.

А листья на кусте раскрылись. И под кустом поселилась тёмная тень. И не стало видно неба. Жёлтые цветочки гусиного лука уже отцвели, а семена начинали поспевать.

— Как тебе нравится моя тень, гусиный лук? — крикнул куст. — Хорошо ли тебе теперь живётся?

— Я немножко устал, — сказал гусиный лук, — и мне хочется спать.

— Неправда!-сказал куст. — Ты просто ослабел и скоро умрёшь. Моя тень убивала все травы, которые вырастали там, внизу.

Листья на кусте распрямились и росли. И тень под кустом с каждым днём становилась всё чернее и чернее.

— Жив ли ты ещё, гусиный лук? — крикнул куст.

Но никто ему не ответил.

— Наконец-то погиб, — сказал куст. — И прекрасно! От моей тени нет спасения ни одной травинке.

И до самой осени под старым кустом не выросло ни единой зелёной былинки. Осенью листья опали. Ветки куста опять стали голыми. И сквозь них снова было видно и огромное небо и. солнце. Только некому было смотреть и радоваться.

Но прошли осень и зима. И опять наступила весна. Старый куст ещё не успел проснуться, а внизу под ним какой-то сильный зелёный росток проколол прелые листья. Проколол, развернул свои листики, выпустил стебелёк и раскрыл жёлтую звёздочку-цветок.

— Гусиный лук! — крикнул куст. — Ты ожил, гусиный лук?

— Да я и не умирал, — сказал цветочек.

И это была правда: он не умирал. Он просто был маленькой луковицей всё это время. Он был маленькой луковицей и спал под землёй. Спал всё лето, и осень, и зиму, чтобы весной снова вырасти весёлым цветочком.

ХИТРЫЙ ОДУВАНЧИК

Хитрый одуванчик рос вместе с другими одуванчиками среди красной кашки и колосков на краю тропинки. Он дружил с колосками и всё о чём-то с ними шептался, когда они к нему наклонялись. Со своими братьями-одуванчиками хитрый одуванчик болтать не любил. А братья жили между собой дружно, пока не наступила пора расставаться со своими ребятами семенами.

Они жили у одуванчиков прямо на головах, и это было очень удобно и красиво: все ребята вместе и сидят на голове спокойно, аккуратно — пушистым шариком.

У каждого ребёнка-семечка была своя пушинка вроде раскрытого зонтика, чтобы держаться в воздухе и лететь по ветру.

И вот ребята подросли и надо было им где-то устраиваться жить своим домом.

Тут-то одуванчики-родители и заспорили, кто из них Сумеет раньше отправить в полёт своих детей, кто скорее облетит, да так, чтобы начисто — до последней пушинки.

Только хитрый одуванчик ни с кем не спорил. Пошептался с колосками и замолчал. А другие одуванчики не успокоились, пока не увидели мальчишку, который бежал им навстречу. Тут они сразу перестали спорить и стали приставать к мальчишке:

— Подуй на меня!

— На меня, меня!

— На меня, меня, меня!

Только хитрый одуванчик почему-то молчал.

Мальчишка посмотрел на пушистые шарики сердито-пресердито и сказал:

— Не хочу на вас сегодня дуть, не буду!

Сказал и убежал, ни на кого не подув.

Одуванчики приуныли. Но вдруг видят, что по тропинке им навстречу бежит собака. Тут они стали к ней приставать:

— Вильни, вильни хвостом, сбей с меня пушинки!

— С меня, с меня!

— С меня, с меня, с меня!

Только один хитрый одуванчик почему-то молчал. Собака посмотрела на пушистые шарики сердито-пресердито и сказала:

— Не хочу вилять хвостом, не буду. Сегодня приехал мой хозяин, и я от радости всё утро виляла хвостом, и он у меня совсем увилялся.

Сказала и убежала, не сбив ни одной пушинки. Одуванчики чуть не заплакали. Но тут прилетел ветерок. Подул, раскачал их высокие стебельки, сбил с голов пушистые семена, подхватил и понёс за пригорок.

Когда ветер стих, одуванчики огляделись. Ну, кто больше всех облетел? У всех появились лысинки. Счастливцы облысели наполовину. Но совсем-совсем наголо, до последней пушинки облетел только один одуванчик — хитрый одуванчик, который дружил с колосками. Тут все стали к нему приставать:

— Скажи нам, что ты сделал?

А хитрый одуванчик засмеялся и сказал:

— Теперь-то уж я всем расскажу свой секрет. Я сговорился с колосками, с моими друзьями, что, как только подует ветер, каждый из них хлопнет меня по макушке своей метёлочкой. И вот видите?

Да, всем было видно, что на стебельках хитрого одуванчика осталось только по белой пуговке.

ЧЬИ БАШМАЧКИ?

Наши башмачки стоят на окошке. Прыгнула на окошко киска. Нюхает наши башмачки.

— Кыш, кыш, киска! Не нюхай наши башмачки! Кыш, кыш!

Киска испугалась. Киска повернулась, толкнула башмачки и — прыг на пол. А башмачки — бух! — во двор.

Лежат башмачки во дворе и плачут:

— Где же тут ножки? На кого мы наденемся? Подошёл к башмачкам гусь:

— Го-го-го! Надевайтесь на мои ножки!

— Нет, не наденемся: у тебя ножки красные, между пальчиками тряпочки. Нет, не наденемся!

— Го-го-го! Надевайтесь!

— Кыш, кыш, гусь! Не лезь к нашим башмачкам. Кыш, кыш!

Вот гусь и убежал.

Лежат башмачки во дворе и плачут:

Где же тут ножки? На кого мы наденемся?

Подошёл к башмачкам петушок:

— Ко-ко-ко! Надевайтесь на мои ножки!

— Нет, не наденемся: у тебя ножки гладкие, как палочки, а на пальчиках — острые когти. Нет, не наденемся!