Александр Афанасьев - Народные русские сказки

– Это не беда, беда впереди будет! Ложись спать с богом; утро вечера мудренее.

Царевич лег спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:

– Гей, мы, муравьи ползучие! Сколько вас на белом свете ни есть – все ползите сюда и повыберите зерно из батюшкиных скирдов чисто-начисто.

Поутру зовет морской царь Ивана-царевича:

– Сослужил ли службу?

– Сослужил, ваше величество!

– Пойдем, посмотрим.

Пришли на гумно – все скирды стоят нетронуты, пришли в житницы – все закрома полнехоньки зерном.

– Спасибо тебе, брат! – сказал морской царь. – Сделай мне еще церковь из чистого воску, чтоб к рассвету была готова: это будет твоя последняя служба.

Опять идет Иван-царевич по двору и слезами умывается.

– О чем горько плачешь? – спрашивает его из высокого терема Василиса Премудрая.

– Как мне не плакать, доброму молодцу? Приказал морской царь за одну ночь сделать церковь из чистого воску.

– Ну, это еще не беда, беда впереди будет. Ложись-ка спать; утро вечера мудренее.

Царевич улегся спать, а Василиса Премудрая вышла на крылечко и закричала громким голосом:

– Гей вы, пчелы работящие! Сколько вас на белом свете ни есть – все летите сюда и слепите из чистого воску церковь божию, чтоб к утру была готова.

Поутру встал Иван-царевич, глянул – стоит церковь из чистого воску, и пошел к морскому царю с докладом.

– Спасибо тебе, Иван-царевич! Каких слуг у меня не было, никто не сумел так угодить, как ты. Будь же за то моим наследником, всего царства оберегателем; выбирай себе любую из тринадцати дочерей моих в жены.

Иван-царевич выбрал Василису Премудрую; тотчас их обвенчали и на радостях пировали целых три дня.

Ни много, ни мало прошло времени, стосковался Иван-царевич по своим родителям, захотелось ему на святую Русь.

– Что так грустен, Иван-царевич?

– Ах, Василиса Премудрая, сгрустнулось по отцу, по матери, захотелось на святую Русь.

– Вот это беда пришла! Если уйдем мы, будет за нами погоня великая; царь морской разгневается и предаст нас смерти. Надо ухитряться!

Плюнула Василиса Премудрая в трех углах, заперла двери в своем тереме и побежала с Иваном-царевичем на святую Русь.

На другой день ранехонько приходят посланные от морского царя – молодых подымать, во дворец к царю звать. Стучатся в двери:

– Проснитеся, пробудитеся! Вас батюшка зовет.

– Еще рано, мы не выспались; приходите после! – отвечает одна слюнка.

Вот посланные ушли, обождали час-другой и опять стучатся:

– Не пора-время спать, пора-время вставать!

– Погодите немного; встанем, оденемся! – отвечает вторая слюнка.

В третий раз приходят посланные: царь-де морской гневается, зачем так долго они прохлаждаются.

– Сейчас будем! – отвечает третья слюнка.

Подождали-подождали посланные и давай опять стучаться: нет отклика, нет отзыва! Выломали двери, а в тереме пусто.

Доложили царю, что молодые убежали; озлобился он и послал за ними погоню великую.

А Василиса Премудрая с Иваном-царевичем уже далеко-далеко! Скачут на борзых конях без остановки, без роздыху.

– Ну-ка, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя?

Иван-царевич соскочил с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:

– Слышу я людскую молвь и конский топ!

– Это за нами гонят! – сказала Василиса Премудрая и тотчас обратила коней зеленым лугом, Ивана-царевича старым пастухом, а сама сделалась смирною овечкою.

Наезжает погоня:

– Эй, старичок! Не видал ли ты – не проскакал ли здесь добрый молодец с красной девицей?

– Нет, люди добрые, не видал, – отвечает Иван-царевич, – сорок лет как пасу на этом месте – ни одна птица мимо не пролетывала, ни один зверь мимо не прорыскивал!

Воротилась погоня назад:

– Ваше царское величество! Никого в пути не наехали, видели только: пастух овечку пасет.

– Что ж не хватали? Ведь это они были! – закричал морской царь и послал новую погоню.

А Иван-царевич с Василисою Премудрою давным-давно скачут на борзых конях.

– Ну, Иван-царевич, припади к сырой земле да послушай, нет ли погони от морского царя?

Иван-царевич слез с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:

– Слышу я людскую молвь и конский топ.

– Это за нами гонят! – сказала Василиса Премудрая; сама сделалась церквою, Ивана-царевича обратила стареньким попом, лошадей деревьями.

Наезжает погоня:

– Эй, батюшка! Не видал ли ты, не проходил ли здесь пастух с овечкою?

– Нет, люди добрые, не видал; сорок лет тружусь в этой церкве – ни одна птица мимо не пролетывала, ни один зверь мимо не прорыскивал!

Повернула погоня назад:

– Ваше царское величество! Нигде не нашли пастуха совечкою; только в пути и видели, что церковь да попа-старика.

– Что ж вы церковь не разломали, попа не захватили? Ведь это они самые были! – закричал морской царь и сам поскакал вдогонь за Иваном-царевичем и Василисою Премудрою. А они далеко уехали.

Опять говорит Василиса Премудрая:

– Иван-царевич! Припади к сырой земле – не слыхать ли погони?

Слез царевич с коня, припал ухом к сырой земле и говорит:

– Слышу я людскую молвь и конский топ пуще прежнего.

– Это сам царь скачет.

Оборотила Василиса Премудрая коней озером, Ивана-царевича селезнем, а сама сделалась уткою.

Прискакал царь морской к озеру, тотчас догадался, кто таковы утка и селезень; ударился о сыру землю и обернулся орлом. Хочет орел убить их до смерти, да не тут-то было: что ни разлетится сверху… вот-вот ударит селезня, а селезень в воду нырнет; вот-вот ударит утку, а утка в воду нырнет! Бился-бился, так ничего и не смог сделать.

Поскакал царь морской в свое подводное царство, а Василиса Премудрая с Иваном-царевичем выждали доброе время и поехали на святую Русь.

И. Билибин. Иллюстрация, к сказке «Морской царь и Василиса Премудрая»

Долго ли, коротко ли, приехали они в тридесятое царство.

– Подожди меня в этом лесочке, – говорит царевич Василисе Премудрой, – я пойду, доложусь наперед отцу, матери.

– Ты меня забудешь, Иван-царевич!

– Нет, не забуду.

– Нет, Иван-царевич, не говори, позабудешь! Вспомни обо мне хоть тогда, как станут два голубка в окна биться!

Пришел Иван-царевич во дворец; увидали его родители, бросились ему на шею и стали целовать-миловать его; на радостях позабыл Иван-царевич про Василису Пре мудрую.

Живет день и другой с отцом, с матерью, а на третий задумал свататься на какой-то королевне.

Василиса Премудрая пошла в город и нанялась к просвирне в работницы. Стали просвиры готовить; она взяла два кусочка теста, слепила пару голубков и посадила в печь.

– Разгадай, хозяюшка, что будет из этих голубков?

– А что будет? Съедим их – вот и все!

– Нет, не угадала!

Открыла Василиса Премудрая печь, отворила окно – и в ту ж минуту голуби встрепенулися, полетели прямо во дворец и начали биться в окна; сколько прислуга царская ни старалась, ничем не могла отогнать их прочь.

Тут только Иван-царевич вспомнил про Василису Премудрую, послал гонцов во все концы расспрашивать да разыскивать и нашел ее у просвирни; взял за руки белые, целовал в уста сахарные, привел к отцу, к матери, и стали все вместе жить да поживать да добра наживать.

Царевна-лягушка

Встары годы, в старопрежни, у одного царя было три сына – все они на возрасте. Царь и говорит:

– Дети! Сделайте себе по самострелу и стреляйте: кака женщина принесет стрелу, та и невеста; ежели никто не принесет, тому, значит, не жениться.

Большой сын стрелил, принесла стрелу княжеска дочь; средний стрелил, стрелу принесла генеральска дочь; а малому Ивану-царевичу принесла стрелу из болота лягуша в зубах. Те братья были веселы и радостны, а Иван-царевич призадумался, заплакал:

– Как я стану жить с лягушей? Век жить – не реку перебрести или не поле перейти!

Поплакал-поплакал, да нечего делать – взял в жены лягушу. Их всех обвенчали по ихнему там обряду; лягушу держали на блюде.

Вот живут они. Царь захотел одиножды посмотреть от невесток дары, котора из них лучше мастерица. Отдал приказ. Иван-царевич опять призадумался, плачет:

– Чего у меня сделат лягуша! Все станут смеяться.

Лягуша ползат по полу, только квакат. Как уснул Иван-царевич, она вышла на улицу, сбросила кожух[41], сделалась красной девицей и крикнула:

– Няньки-маньки! Сделайте то-то!

Няньки-маньки тотчас принесли рубашку самой лучшей работы. Она взяла ее, свернула и положила возле Ивана-царевича, а сама обернулась опять лягушей, будто ни в чем не бывала!

Иван-царевич проснулся, обрадовался, взял рубашку и понес к царю.

Царь принял ее, посмотрел: