Витауте Жилинскайте - Робот и бабочка

— А вот и не скажу, — заупрямилась мышка Машка. — Я делюсь своими впечатлениями, а не твоими!

— Правильно, правильно, — поддержали ее мышки.

— Прошу тишины, — постучал обломком маковой головки председатель, и Машка продолжила свой рассказ:

— Когда царевич окончательно очнулся от столь долгого сна, он поведал мне, что его заколдовало страшилище, то самое, у которого, если вы помните, я отломила коготь. И вот, не успел царевич кончить свою печальную историю, я, не говоря ни слова, помчалась обратно в горы и тихонько забралась на самую высоченную вершину. Глянула вниз и увидела, что страшилище греется на солнцепеке…

— Разве в Пылесосии есть солнце? — удивилась одна из мышек.

— Конечно, есть, только оно не больше крышки от чайника, — не растерялась мышка Машка. — Так вот… лежало это чудовище в ущелье и ковыряло в зубах, ибо только что налопалось червивого гороха…

Нет, больше мышки не могли сдерживаться! Они просто помирали со смеху, а крыса Беатриса с досады плюнула горошиной в Машку, но не попала.

— И что, как вы думаете, я сделала? — не обращая внимания на крысиные выходки, продолжала разглагольствовать путешественница. — Огляделась по сторонам, присмотрела лежащий поблизости большой замшелый валун, набрала в легкие воздуха, поплевала на лапки и, поднатужившись… столкнула камень вниз! Расчет оказался верным: валун грохнулся прямехонько в ущелье и упал точно на отдыхавшее там чудище. Небо вздрогнуло от пронзительного визга, а потом наступила мертвая тишина. Тогда я спустилась вниз, и моему взору предстала страшная картина. Камень раздавил чудище в лепешку, только в сторонке валялось несколько червивых горошин да извивался в конвульсиях длинный голый отвратительный… не скажу что… Мышки, хихикая, поглядывали на крысиный хвост, а один шалун мышонок тихонько привязал к его кончику голубую ленточку.

Нет, крысе Беатрисе никогда еще не доводилось терпеть подобных издевательств! И от кого? От этой тщедушной, трусливой мелкоты, которая всегда почтительно уступала ей дорогу, не осмеливаясь даже пискнуть. А теперь? Вот что наделали впечатления из страны Пылесосии!… И крыса Беатриса стала вынашивать план мести.

— После гибели чудища, — продолжала между тем свое повествование мышка Машка, — во всей Пылесосии началось невообразимое веселье, жители плясали, пели, обнимались, а меня подбрасывали в воздух и кричали: «Ура нашей освободительнице!» Бросали так высоко, что один раз я даже стукнулась о небо. В конце концов меня усадили в отделанный лепестками цветов паланкин и с песнями отнесли в царский замок. Навстречу мне вышел сам прекрасный царевич — весь в бриллиантах и рубинах. Он грациозно поклонился и воскликнул: «О мышка Машка! Чем вознаградить тебя? Скажи только, чего желает твое маленькое отважное сердце? Бери, что хочешь: все драгоценные камни, весь этот замок, все царство Пылесосию — бери и будь моей женой!» Проговорив это, он заглянул своими сверкающими голубыми глазками прямо мне в душу. Глаза его были полны любви и восхищения. А я? Я стояла скромная, в растрепанной шкурке, моя грудь еще продолжала тяжко вздыматься после схватки с чудищем гороховым… Стояла и молчала… «Согласна ли ты стать моей женой?» — снова спросил мышиный царевич и опустился предо мной на стройные белые колени. «О царевич! — ответила я. — Спасибо тебе за лестное предложение и за твое щедрое сердце. Однако не влекут меня ни драгоценные камни, ни роскошный дворец. Ведь даже если бы стала я твоей женой, душа моя все равно тосковала бы по родине, по уютному уголку в гостиной за сервантом. Поэтому мне хочется лишь одного: поскорее вернуться домой к сестрам и поделиться с ними своими впечатлениями!» Услышав этот ответ, царевич горько зарыдал, но потом утер слезы вот этим батистовым платочком, — мышка Машка вытащила из корзинки лежавший там кукольный носовой платочек и взмахнула им, — а утерев, прошептал: «Впервые в жизни вижу такое отважное, благородное и бескорыстное создание!» И прибавил: «Ладно, мышка Машка, я исполню твое желание, только прежде мне хочется подарить тебе сувенир, который там, в уголке за сервантом, напомнил бы об одиноком и вечно тоскующем по тебе царевиче». Сказав это, он отклеил от правого века щеточку густых ресниц и собственными лапками приклеил мне. А приклеивая, предупредил: «Дорогая и незабвенная моя Машка, эти ресницы волшебные: где бы ты ни была и что бы ни делала, с ними тебе всюду будет сопутствовать удача!» Потом царевич подвел меня к потайной дверце в стене замка, открыл ее, и я тут же очутилась за пределами Пылесосии. На память о ней в лапках у меня осталась лишь эта корзинка с сувенирами… Вот перламутровая пуговица — с воротничка царевича, вот орешек кардамона — из царской кухни, про коготь я вам уже говорила…

— А кукольная туфелька? — спросил мышонок, помогавший мышке Машке задирать падающие ресницы. Он успел хорошо рассмотреть содержимое корзинки.

— Туфелька… Туфельку эту носила матушка царевича, пока ее не проглотило чудище… Правда, — с сожалением вспомнила мышка Машка, — я могла бы принести еще один необыкновенный сувенир — хвост побежденного чудища… Но он был так велик и противен, так гол и отвратителен, что я…

И тут произошла страшная неожиданность: выведенная из себя крыса Беатриса задрала перевязанный ленточкой голый хвост и принялась хлестать им направо и налево; била по мышкам, по коробке из-под макарон, перевернула сцену, столик-катушку и корзинку с сувенирами… Поднялся переполох: писк, визг, все смешалось, перепуталось, разлетелось…

— Мои ресницы! — прорвался сквозь общий шум крик мышки Машки. — Мои замечательные ресницы!…

Все внезапно замерли и взглянули на Машку. Необычайных ресниц на ее правом веке не было! Они исчезли. Все сто мышек издали вопль отчаяния и бросились искать, разнюхивать, высматривать, однако ресницы как сквозь землю провалились…

Одна только крыса Беатриса сохраняла спокойствие, не озиралась по сторонам, не волновалась, словно и знать не знала о пропаже. Однако, если бы кто повнимательнее присмотрелся к ней, то заметил бы, что одна из ее щек раздулась гораздо больше другой…

Когда все поиски кончились ничем, встал председатель Клуба Мудрый Мыш и удрученным, печальным голосом заявил:

— В Клубе интересных встреч случилась большая, неожиданная беда. Однако мы должны достойно и дисциплинированно завершить вечер впечатлений. — Он почтительно повернулся к несчастной Машке. — Разрешите сердечно поблагодарить вас, наша знаменитая путешественница, от имени всех собравшихся за то, что вы любезно согласились поделиться с нами своими необыкновенными, неповторимыми путевыми впечатлениями. Вы проникли туда, куда не ступала нога ни одной мыши, вы не испугались опасных дорог и неизведанных просторов Пылесосии и всюду, где довелось побывать, своим благородным поведением и отважными подвигами вы приносили честь всему нашему мышиному роду!

Торжественно застучал барабанчик из наперстка, обтянутого высушенным мушиным крылышком, и две подбежавшие мышки надели на путешественницу ожерелье из льняных семечек и вручили ей вставленную в рамку цветную фотографию пылесоса «Вихрь», которую специально выгрызли из иллюстрированного журнала.

Растроганная путешественница поблагодарила за подарки и внимание. А потом, глядя на раздувшуюся щеку крысы Беатрисы и утирая батистовым платочком слезы, прибавила:

— Вы можете отнять у меня жизнь, можете отнять все сувениры, можете отнять даже ресницы — однако впечатлений у меня никто никогда не отнимет!

Так закончился необычайный вечер, молва о котором до сих пор разносится из подвала в подвал, из погреба в погреб, с чердака на чердак.

КОТ НА КРЫШЕ

На плоской крыше двенадцатиэтажного дома среди торчащих телевизионных антенн метался кот Вездеход. Он никак не мог поверить, что попал в такое глупое, безвыходное положение. А ведь прозвали его Вездеходом за то, что был он ловким и юрким, смело шнырял по улице между машин, лазил на деревья, перебирался с балкона на балкон. А тут….

Началось все так. Примерно час назад, когда он, кот Вездеход, преспокойно дремал себе у окна на лестничной площадке двенадцатого этажа, снизу приехал на лифте телевизионный мастер. По железной лесенке взобрался он на самый верх, отомкнул железную дверцу и выбрался на крышу. Вездехода, конечно, разобрало любопытство — ему еще ни разу не довелось побывать на крыше. И хотя котам нелегко лазить по перекладинам, он вскарабкался по железной лесенке наверх и выскочил в дверцу, может, мастер просто не заметил кота, а если и заметил, то, занятый своим делом, позабыл про него. Он чинил одну из антенн, а кот, как зачарованный, разглядывал город с высоты. Что за вид, что за картины и как велик отсюда мир, ого-го!… И пока кот Вездеход, разинув рот, глазел на все четыре стороны, пока сгонял с крыши нежно воркующую парочку голубей, пока гордо подкручивал лапой усы и мяукал, чтобы бегавший внизу по двору пес Бобик обратил на него внимание, телевизионный мастер успел закончить свою работу и покинуть крышу.