Смотри страху в глаза - Надежда Борисовна Васильева

и забвения. Витька быстро растопил печь, благо сухие дрова, приготовленные кем-то согласно неписаным охотничьим законам, уже лежали на железном подтопочном листе. Сначала печь сильно дымила, и у них от синей гари щипало в глазах. Зато комары исчезли. Но потом, когда печь нагрелась, тяга пошла хорошая. Витька послал Тошку за водой, чтобы наполнить стоящие на плите кастрюли и чайник.

Пока чайник закипал, они стали осматривать жилище. От печки до стенки тянулись дощатые нары, на которых бы поместилось человек шесть, не меньше. У окна к стенке была прибита скамейка. Возле нее – большой самодельный стол и вторая скамейка. В углу – полка с алюминиевой посудой: миски, кружки, ложки – все как в хорошем хозяйстве. На гвозде рядом с полкой висела огромная чугунная сковорода, каких Витьке еще никогда не приходилось видеть. Удивили его и два узких горизонтальных окна, расположенных в стенах напротив друг друга.

Тошка тут же принялся делиться с Витькой своими познаниями:

– Раньше сети не капроновыми были, а вязались из простых ниток. И чтобы за зиму нити не сопрели, их нужно было окуривать дымом. Снасти протаскивались через эти узкие окна.

Под нарами нашли кусок такой снасти. Витька даже присвистнул:

– Ничего себе ячейка! Тут, видно, мелкой рыбой не баловались. Смотри, Тош, мой кулак влез! Наверное, таких крокодилов, как от нас сегодня ушел, ловили. А нить-то какая толстая!

Потом стали готовить удочки к рыбалке. Отец рассказывал, что вниз по течению есть лýда, подводная отмель, где хорошо клюют окуни.

И с этим подфартило: не клев – настоящий жор начался. Ловили с берега. Полукилограммовые окуни набрасывались не только на червя, но даже на крючок с рыбьими жабрами. Хищники, одним словом. У Тошки от восторга горели глаза. Он испытывал настоящий азарт, когда едва успевал одного за другим кидать окуней в ведро.

– Вить, а можно я маме окушков на уху привезу? – тихо спросил он.

– Конечно! – кивнул Витька. – Всё честно поделим. Только их нужно в мешок с крапивой положить. Так лучше сохранятся. – И вдруг, неожиданно для самого себя, решительно признался: – Ты прости меня, Тошка, про лосей я тебе соврал. Не видел я их. Но по рассказам отца всегда отчетливо представлял. Никогда больше не буду говорить тебе неправду!

Тошка понимающе улыбнулся:

– Да ладно, у всех бывает! Я тоже переживаю, когда говорю не то, что надо. Главное, что ты в этом признался – и мне, и себе. Когда человек искренне признает свою ошибку, навряд ли он ее еще когда-нибудь совершит. Я стараюсь говорить правду. Так жить легче. Мне мама говорила: когда человек ловчит да врет, попадает в путы страха. Я много над этим размышлял и понял: она права.

– И часто ты так вот «размышляешь»? – добродушно ухмыльнулся Витька. – Мне иногда кажется, что тебе не двенадцать лет, а сто двенадцать.

По смуглому Тошкиному лицу снова пробежала улыбка, словно он слышал это в свой адрес уже не раз.

– А ты что, Витька, никогда ни над чем не задумываешься?

Витька вздохнул, многозначительно повел бровью, но так ничего и не ответил. Просто не мог сформулировать то, что хотел. Как-то они с Тош-кой мыслят по-разному. А по законам физики разные полюса магнита друг к другу притягиваются. И, чтобы замять этот сеющий в душу смуту разговор, весело спросил:

– Тошка, а тебе со мной интересно?

– Еще сомневаешься?! – радостно засветилось лицо Антона. – Мне твоей практичности знаешь как не хватает! И… страха в тебе нет. Я о таком друге, как ты, всегда мечтал. Самое главное – я тебе верю. Знаю, что ты не предашь, не обманешь, из любой беды выручишь.

У Витьки от этих слов душа вновь запела, но виду не подал. У Тошки научился. Того часто учителя хвалят, а у него ни одна мышца на лице не дрогнет, будто не о нем речь идет.

Вечером, когда они сидели за столом и с аппетитом уплетали уху, раздался осторожный стук в окно. Вздрогнув от неожиданности, ребята замерли, а потом испуганно переглянулись. Одновременно развернувшись к окошку, они увидели прижавшееся к стеклу лицо небритого мужчины.

Тот внимательно и долго разглядывал их и лишь потом направился к двери. Мальчишки словно приросли к скамейке, не веря в реальность происходящего. Что это? Наваждение? Морок? Сон?

Вот дверь жалобно скрипнула, и на пороге появился нежданный гость. Определить возраст мужчины было трудно. Вид у него был довольно странный: воспаленные глаза, набухшие веки, заросшее щетиной лицо – все говорило о том, что он шел по лесу не один день. На нем была старая фуфайка, грязные, засаленные штаны, на голове – кепка и серый шерстяной платок. Прищуренные глаза смотрели на мальчиков уж больно настороженно.

Сбросив с плеча полупустой рюкзак, гость еще раз бесцеремонно оглядел ребят и хрипловато поздоровался:

– Привет, братва! Как вкусно у вас тут пахнет! – И стал развязывать платок. – Совсем заела проклятая мошкара! Если б не платок этот, без ушей бы остался. – Стараясь разрядить напряженную обстановку, незнакомец с усмешкой добавил: – А я ведь шел по берегу и видел, как вы со щукой боролись. Сорвалась, зараза! А жаль! Такую рыбину нужно было по голове бить, а уж потом, оглушенную, багром в лодку затаскивать.

Ребята слушали молча, не в силах выйти из оцепенения. Мысли в голове у Витьки судорожно путались. Как он здесь появился? Если он следовал за ними, то, значит, пришел из Архангельской области. И сразу вспомнился рассказ отца о том вольном поселении зэков. Судя по одежде и внешнему виду, мужик шел оттуда, с севера.

– Вы что, глухонемые? – усмехнувшись, спросил гость, сверля их прищуренным взглядом. – Ухой-то угостите? Или как?

Витька с Тошей наконец пришли в себя. Засуетились, захлопотали, чтобы накормить странного путника. Тошка достал с полки алюминиевую миску с ложкой. Витька черпал из котелка уху. Мужчина снял фуфайку и повесил ее на гвоздь у двери. Потом сел на скамейку, придвинулся к столу и жадно набросился на еду. Мальчишки тоже стали работать ложками.

Ели молча. Первым подал голос Витька:

– Извините, хлеба у нас нет, соль тоже закончилась. Потому уха не очень вкусная…

– Так вы что, давно здесь кукуете? – поднял на них острый взгляд мужчина.

– Да нет, когда порог проходили, рюкзак в воду упал. И соль растаяла, и хлеб в кашу превратился. А вы откуда и как сюда попали?

– Да у меня родня из этих мест, – не поднимая на них глаз, тщательно обсасывал голову окуня мужчина. – Когда-то дед с бабкой здесь жили. Могилы их хотел навестить, но… так и не нашел.

Витькины тревожные подозрения стали подтверждаться. От ответа-то ушел. К тому же один из десантников много интересного рассказывал отцу об этих краях, где тоже жили у него дед с бабкой. По словам десантника, и Витька это хорошо запомнил, умерших в деревне не хоронили, а возили на погост, что находился близ устья реки. Местный мужик должен был это знать…

– А на чем вы сюда добирались? – как-то уж больно придирчиво прозвучал Тошкин голос.

Гость смерил его колким взглядом. Потом глаза его насмешливо сузились.

– Ишь ты, любопытный какой! Все и скажи ему. А сами-то как здесь оказались?

– На вертолете прилетели. Нас завтра заберут, – спокойно объяснил Витька.

– Батька небось в авиаохране работает? – сразу напрягся мужик, и глаза его обеспокоенно заметались, показывая, что он что-то соображал. – Кто б еще вас, сопляков, на борт вертолета осмелился взять.

Витька слегка кивнул, хоть слово «сопляки» и резануло слух.

– И меня завтра рыбаки обещали вывезти, – заверил гость. – Зовут-то вас как?

– Я – Витька, он – Антон, – сохраняя спокойствие, за двоих ответил Витька. – А вас?

– Дядя Петя, – допивая через край из миски уху, буркнул мужик.

Разговор не клеился. Витька легонько подтолкнул друга в бок.

– Пойдем лодку подтащим к дому.

Дядя Петя как-то разом оживился и стал отговаривать их:

– Уже темно. Куда она денется? Ветра нет, дождя тоже, продырявите еще, зацепив об острый камень какой… – А сам продолжал сверлить их каким-то тревожным недобрым взглядом.

Витьке было не по себе.

– Жарко здесь, проветримся немного перед сном, – решительно