Наследник богов - Нира Страусс

до сих пор не верилось, что Мере сумела убедить Умай слегка ослабить узы, связывающие оракула и жрицу, и дать ей немного… вздохнуть. Девочка сильно переживала, когда старушка оправлялась от боевой раны. К счастью, сил и стойкости Умай было не занимать – и благодаря магии Сехмет ей удалось выкарабкаться. Но Мере после этого решила, что так дальше дело не пойдет и что принципы своего существования она будет диктовать сама.

– Отныне ни один уаб не обязан жертвовать собой ради своего ур-мау, – постановила она с самым серьезным и решительным видом. – Это будет сотрудничество. И все верховные жрецы начиная с меня будут учиться заботиться о себе и защищаться самостоятельно.

Насколько Найла знала, Мере пришлось выдержать серьезную борьбу с родными – за исключением Тау, который поддержал ее безоговорочно. Ничего, это нормально. Девочка происходит из древнего рода верховных жрецов, привыкших из поколения в поколение передавать установленные на заре веков порядки. Поначалу перемены всегда принимают в штыки, и только время все сгладит.

А кроме того, Найла не сомневалась, что у Мере тоже душа из чистого золота.

Земля вдруг затряслась. Дрогнула вся долина. Внутри у Найлы скрутился узел, сердце взвинтило обороты, а с площадки снова донеслись крики работников. Муси, уворачиваясь на автокране от преследователей, все-таки врезался в стенку раскопа, и теперь машина стояла, погребенная под горой песка.

– Нет! – вырвалось у Найлы.

Пока она добиралась до площадки, вокруг образовавшегося кургана суетилось уже человек пятьдесят, торопливо откапывающих кран. Найла пробилась на передний край столпотворения, как раз когда из-под песка блеснула красная эмаль и показался кусок номера.

Хапи и Мин уже рыли вовсю, не раздумывая засучив рукава. Найла и сама схватилась за лопату и принялась разгребать песок.

Наконец на свет явилась кабина. Окна были закрыты, поэтому внутрь песок не попал, но легче от этого не стало: когда Найла, вскарабкавшись на колесо, заглянула внутрь, за рулем никого не оказалось.

А противоположная дверь, со стороны пассажирского сиденья, распахивалась в какие-то темные глубины.

Пещера!

Найла не знала, как реагировать – волноваться, удивляться, радоваться или застыть с разинутым ртом, поэтому в конце концов просто открыла водительскую дверь и заползла в кабину.

– Госпожа Бек! – раздалось за спиной, когда она спрыгнула.

Ноги ударились о твердое покрытие.

Покрытие?

Она нашарила на поясе фонарик и, когда включила его, разгоняя обступившую ее темноту, подумала, что сейчас умрет на месте.

Перед Найлой раскинулась площадь. Просторная, вымощенная вроде бы сырцовым кирпичом и, конечно, находившаяся изначально под открытым небом, а не толщей земли. Время и судьба заключили ее в пещеру с довольно высокими сводами, над которыми, как Найла сообразила, располагались сейчас ее палатка и зоны отдыха работников. С ума сойти, то есть все это время они ели, спали, смеялись прямо над вот этим вот…

Впереди с лучом ее фонарика скрестился еще один.

– А что я тебе говорил? А? – презрительно пробрюзжал из темноты Муси. – Убьешься тут с вами сто раз, пока докажешь, что нюх меня никогда не подводит! – Он постучал ногой по кирпичам. – Сколько я тебе твердил, что в такой глубокой древности города строили как придется, без всякого плана, а ты знай одно – ха! «Муси чокнутый, будем копать по плану, площадь должна быть рядом с главной улицей». Ха!

– Ну все-все, хватит, чокнутый, замолчи!

Улыбаясь так, что едва не лопались щеки, Найла кинулась к коротышке и расцеловала.

– Нечего, нечего! Без соплей!

– Успешница!

Найла, не переставая улыбаться, обернулась. Хапи с трудом протискивался через тесную кабину, едва не разворотив ее широченными плечами. Потом он помог перебраться Мере, следом за которой спустился Мин, а за ними потянулись бесчисленные работники, и вскоре со всех сторон раздавались ликующие возгласы и смех. Найла понимала их как никто. Можно заниматься египтологией или изучением истории всю жизнь, но так и не увидеть даже десятой доли того, что предстало перед этими людьми за какие-нибудь полгода. Да они сами уже вошли в историю. Потому что проникли туда, куда тысячи лет не ступала ничья нога.

Мин негромко присвистнул:

– Потрясающе! Выпрошу себе отпуск на целый месяц, когда в Министерстве древностей узнают.

Найла запрокинула голову до упора, любуясь сводами пещеры. Чтобы проще было скрыть предательски наворачивающиеся слезы.

– Он не ошибся, – прошептала она.

Хапи притянул ее к себе, и, хотя вслух он не сказал ничего, Найла поняла без слов.

К ним подбежали охваченные радостным возбуждением работники во главе с Джахи.

– Госпожа Бек! Вы должны это видеть! Вы просто не поверите!

Найла заморгала, удивленно вскидывая брови. Похоже, пещера явила им еще не все свои чудеса. Идти пришлось недалеко – к изгибу стены справа, где пещера немного расширялась, образуя альков.

Там провожатые остановились, указывая Найле на то, к чему она и без них уже приникла немигающим взглядом, и наперебой говорили что-то, из чего она не слышала ни звука. Взгляд скользнул выше – по пьедесталу около метра высотой, потом по длинным мускулистым ногам, полускрытым броским зеленым шендитом. Рельефный пресс, широкая грудь, могучие руки в цветных браслетах, и лицо – такое прекрасное, что невозможно налюбоваться, потому что автору этого шедевра удалось каким-то чудом в точности передать предвестие улыбки на губах.

И гусь на голове, разумеется, тоже в наличии.

Черная дыра внутри разверзлась так широко, что на миг Найле показалось, будто у нее в буквальном смысле затмило разум. Такой пустоты она не ощущала с того самого дня в Солнечном храме, и теперь она провалилась туда так внезапно, что не успела даже вскрикнуть.

Рядом загомонили обеспокоенно, чьи-то руки подхватили ее, не дав упасть, а потом раздался нетипично суровый голос Мина:

– Оставьте нас одних. Это у нее от избытка чувств.

Найла позволила усадить себя на пол и даже выдавила дрожащую улыбку, когда Мере принялась дуть ей в лицо.

– Спасибо, малыш. Мне уже лучше.

Она уткнулась взглядом в колени, не отваживаясь поднять глаза из страха, что пустота поглотит ее снова. Но потом обругала себя. Она не такая. Никогда не была и не собирается становиться сейчас. Она гордится тем, что способна смотреть в лицо опасности и владеет собой и своими чувствами.

Достоинство, упорство и ясность ума.

Хапи сотворил огромную парящую в воздухе каплю воды:

– Открой рот.

– Мне правда лучше, честное слово.

В доказательство она поднялась на ноги. А потом, глотнув воздуха, коснулась взглядом статуи.

– Чему я, собственно, удивляюсь? – выдохнула она. – Он же сказал, что лично основывал город, значит, разумеется, его должны были тут почитать. Может, дальше обнаружится посвященный ему храм.

Хапи усмехнулся:

– А то! У Геба все с размахом.

Затянувшееся молчание прервало покашливание Мере.

– Хочешь… побыть одна? – с проницательным видом спросила девочка.

Найла показала ей язык:

– Не нужно. Хотя кое-что…

Она сняла через голову сумку на длинном ремешке, с которой не расставалась на раскопе, потому что носила там самое ценное – документы, мобильный, чтобы вовремя отвечать отцу и Феми, карманный микроскоп и завернутое в платок белое перо. Его-то она и вытащила, осторожно развернув ткань.

За это время из него не выпал ни один шелковый белоснежный волосок, и оно сияло так же, как в тот день, когда Найла подобрала его в Солнечном храме.

Подойдя к пьедесталу, она возложила перо к расставленным ногам статуи. А потом, вздохнув поглубже и нежно коснувшись пальцами гранитного колена, отошла.

– Ну что, господин Нкоси, пора за работу.

– Я же теперь в бумагах потону!

– Да ладно, ты буквы, что ли, выучил? – не удержался Хапи.

Мере закатила глаза под пластиковыми очками:

– Мужчины…

Не успели они пройти и нескольких метров, как в спину ударил слепящий золотой свет, обрисовывая их силуэты на глинобитной брусчатке. Все застыли, словно парализованные, не веря самим себе, но через несколько секунд свет померк и пропал.

За спиной захрустело. С колотящимся сердцем – оно билось так, что пульсировали даже глаза, – Найла медленно обернулась.

На месте статуи, которой она касалась несколько секунд назад, стоял человек. Живой и дышащий. В том же шендите и тех же браслетах, а улыбка, лишь намеченная скульптором, уже