Федя и Данилка - Любовь Федоровна Воронкова

ступая крепкими пятками, прошёлся по плотине. Вот это запруда! Вон сколько земли насыпано, да ещё камнем забито. Ну что ж, надо коров, лошадей поить. Овец вон огромные стада по горам пасутся — им тоже пить надо. А птицеферма? Тут и гуси и утки — всем вода нужна. В море-то не больно напьёшься.

Федя посмотрел туда, где за увалами шумело море. Оно было тёмное сегодня, волны с белыми гребешками бежали к берегу откуда-то из далёкой дали… Что-то тревожное почудилось Феде в этом шуме волн, море будто сердилось и грозило кому-то…

Но Федя тряхнул головой и снова весело запрыгал по плотине. Вон уже и ферма показалась на горе, на той стороне долины. Длинный, низкий дом, множество маленьких окошек, и в каждом из них — пучок солнечных лучей. А вокруг этого дома на зелёной траве будто снег вывал — белые куры и гуси. Вот отошла в сторонку стая гусей, поднялась в воздух, зашумела крыльями, пролетела над долиной и плавно опустилась на воду. Вот уже и плывут белые гуси по тихой воде, разбивают её в мелкую зыбь. А зыбь эта и зелёная от берегов, и золотая от солнца.

— Здорово летают, — одобрительно сказал Федя.

Если бы Федя перешёл плотину и поднялся по белой дороге наверх, на горную гряду, он бы скоро попал на птицеферму. Но ему очень понравилось глядеть на гусей, которые плавали и плескались в запруде, и он шёл по берегу тихой воды всё дальше и дальше в цветущую долину.

Вдруг Федя заметил, что зыбь на воде сразу погасла — и зелёная и золотая. Мрачная, тёмная стала вода.

И тут же умолкли птицы, долина потемнела. Далёкий гул прозвучал в горах.

«Гром, что ли?» — подумал Федя.

И оглянулся назад, на Большую гору. А Большую уже и не видно было, чёрные тучи закрыли её всю, и белые молнии сверкали в них.

Федя мигом сообразил, что надо бежать куда-то: или на птицеферму, или обратно домой.

«На птицеферму ближе», — решил он и пустился через долину.

Вдруг крупный дождь заплясал вокруг пего, застучал по голове, по плечам. Федя сразу словно ослеп. Только что зеленели горы, сверкала окнами птицеферма, а сейчас, за дождём, не было ничего: ни горы, ни фермы, ни сверкающих окон. Только издали слышно было, как кричали куры и гуси, которых птичницы загоняли во двор.

Федя растерялся. Ведь если не видишь, куда бежишь, то недолго и в каньон сорваться. А под ногами у него уже хлюпала вода, струились мутные, бурливые ручьи… Становилось всё темнее, а молнии то здесь, то там вонзались в землю.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Голоса на птицеферме затихли, и Федя уже бежал куда-то наугад. Он попробовал кричать: «Мамка! Мама!» — но даже и сам не услышал своего голоса. Он не чувствовал, как дождь хлещет его. Он помнил и понимал только одно: лишь бы выбраться из долины, лишь бы не застигла его здесь большая вода и не утащила в море. Он знал, что там, в горах, в верховьях, уже собираются бурные кипучие потоки, соединяются вместе и мчатся вниз, в долину, к морю… Только бы успеть проскочить самую низину!

Неожиданно далёкий крик остановил Федю. Феде почудился Данилкин голос. Но тут под ноги ему бросилась бурливая пенная вода. В низинку, через, которую он хотел пробежать, ворвался широкий коричневый поток. Поток с рёвом ринулся в каньон, и берега каньона тут же обвалились в воду вместе с кустиками полыни… Федя отпрянул, затоптался на месте. Он уже не знал, куда ему бежать. Он не, видел ничего, кроме дождя. А вода шумела кругом и заливала долину.

И тут слона раздался крик — отчаянный, со слезами. И Федя ясно услышал, что это кричит Данилка:

— Федя-а-а, Федя-а-а!..

Федя повернул назад и побежал в ту сторону, откуда слышался Данилкин голос.

Данилка стоял на склоне горы. Он припал к большому камню, чтобы не соскользнуть вниз, и звал Федю. Он уже охрип от крика, но всё звал и звал Федю и кричал и плакал от страха. Данилка сначала смутно видел, как Федя бежал по краю каньона. Потом дождь заслонил его, и Данилка не знал, бежит ли ещё Федя, скользя по воде и согнувшись от дождя, или уже унесло его водой в каньон. Но он всё кричал и кричал:

— Федя-а!.. Федя-а!.. Федя-а!

И вдруг он увидел Федю внизу. Федя карабкался на глинистый склон, где стоял Данилка. Ноги его скользили и расползались, потому что здесь не было травы, а лежал лёсс — почва, намытая с гор. Утром идти по этому лёссу было жёстко и колко, он весь был сухой, весь в мелких трещинах, будто не земля это была, а глиняные черепки. А сейчас, под дождём, лёсс расползался, как тесто, хватал Федю за ноги, не пускал его. Федя скользил, падал, вскакивал и опять падал.

Данилка начал сползать вниз с горы, к Феде. Но Федя уже вцепился в колючий куст боярышника и крепко держался за него.

— Стой там! — крикнул ему Данилка. — Я иду к тебе!

Данилка подобрался к Феде, протянул ему руку. Так, цепляясь за маленькие колючие кусты боярышника и держидерева, вылезли они наверх, на гору. Будто на их счастье выросли здесь эти кусты.

Мокрые дотла, испуганные, исцарапанные, Федя и Данилка выбрались на шоссе. Дрожа и от холода и от пережитого страха, они торопливо и молча шагали по гудрону.

Вдруг Федя поглядел на Данилку:

— А ты откуда на горе взялся?

Данилка повёл плечами, обтянутыми мокрой рубашкой:

— Ну, вот и взялся. Пришёл, и всё.

— И грозы не боялся?

— Ну… боялся. А тебе что?

Федя больше ни о чём не стал спрашивать. Хоть и крепкий он был, а едва-едва удержался, чтобы не заплакать. Ещё бы немного — и, пожалуй, будь здоров, нырнул бы в каньон. Если бы не Данилка!

Дождь редел. Небо светлело.

«Хорошшо — хорошшо…» — шептал блестящими жёсткими листьями тополь во дворе у Данилки.

И абрикосы лепетали чуть слышно:

«Хорошш дожждичек… хорош… хорош…»

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Данилка промахнулся

⠀⠀ ⠀⠀

⠀этот день мать никуда больше не пустила Данилку. Она дала ему чистую сухую рубашку, чистые штаны с заплаткой на коленке и велела сидеть дома:

— Сиди вот и читай книжку.

Сама она тоже прибежала с виноградников