Арсений Рутько - Пашкины колокола

Позднее утро. В окно косыми столбами ломится солнечный свет. В его лучах мельтешатся несчетные тысячи пылинок.

Пашка долго всматривается в ярмарочный пляс золотой пыли. Пытается поднять руку, коснуться желтого луча, но рука не поднимается, даже не шевелится. Давящая слабость одолевает все тело, чуть слышно стучат в висках красные молоточки...

Повернуть голову не может. Но, скосив взгляд, видит измученное и потемневшее мамкино лицо, светлую синеву глаз, в которых такими же молоточками, как в теле боль, колотятся тревога и любовь... К нему, к Пашке?.. А то к кому же еще!

Хочет улыбнуться мамке, но губы не слушаются, не улыбаются... "Будто я прикованный", - медленно прошла мысль.

И опять не то сон, не то прежний красноватый туман закутали его с головы до ног, снова одно за другим замелькали воспоминания.

"И тридцать витязей прекрасных чредой из вод выходят ясных". С них на зеленую береговую траву серебряными струйками стекает вода, блестит на песке, будто разбросаны по нему сотни гривенников или пятиалтынных... И смотри-ка, Арбуз, первым витязем на берег выходит брат Андрюха... Витязь и витязь... Только на голове ничего нет, она острижена наголо, как было там, в казарме. Ну конечно, Андрюха впереди всех!

И снова добрые доктора ощупывали Пашку прохладными пальцами и говорили глухими голосами: "Сквозные пулевые... пулеметная очередь... не теряйте надежды, наберитесь мужества..."

Когда Пашка последний раз открыл глаза, его уже не мучала боль. Видно, ушли со смены красные кузнецы, не стучат больше. И голова ясная. Склоненное строгое лицо в очках, седой клинышек бородки, красный крест над добрыми глазами. И - лицо мамки, она чуть не касается щекой его щеки. Одолевая слабость, сказал:

- Ты, мам, не серчай, если обижал когда... Ладно?

- Да что ты, Пашенька, горе мое сладкое!

Пашка не ответил, обводил взглядом столпившихся кругом.

Васятка, Витька, Голыш, Анютка!.. Отец чего-то набычился, наклонил голову, будто сердится, что ли? А кто там, за его плечом? А-а! Алеша Столяров. А Шиповник, ее-то, самой главной после мамки, отца и Андрюхи, почему нет?

Губы послушались Пашку, шевельнулись. Спросил:

- А Шиповник, она где?

Алеша Столяров стиснул лицо ладонями, побежал куда-то. Что с ним? Куда?

- Она придет, сынонька, - тихо сказала мамка. Не могла же она сказать Пашке, что Люсик позавчера убило пулей, попавшей в грудь.

- А "принцесса" Танька зачем здесь? - шепотом спросил он.

- Она тебе пряников вяземских принесла, сынка. Печатных...

- А плачет зачем?

- Не знаю, Пашенька, золотце ты мое ненаглядное!

И опять Пашку обступила тьма, на этот раз последняя, вечная.

Больше он не приходил в себя. Мать сидела у койки, сжав в ладонях его холодеющую руку. Подошла сестра, осторожно высвободила из рук матери мальчишескую руку, исполосованную следами ожогов, - изредка кусало ее пламя горна.

- Идите домой, мама!

- Нет... тут посижу... с ним...

Сестра сложила руки Пашки на груди, накрыла их простынкой и ушла, оставив мать наедине с ее великим горем.

Мать сидела молча, не кричала, не плакала: разве криком или слезами можно выразить такое горе?..

26. ПРОЩАЛЬНОЕ СЛОВО

Недолго прожили они рядом в Замоскворечье - студентка Коммерческого института Люсик Лисинян и подручный кузнеца Павлик Андреев. Но на многие века они остались в благодарной памяти Родины, потому и лежат плечом к плечу в братской могиле на Красной площади.

Их давно нет. Но, храня для потомков их дорогие имена, за крутой излучиной Москвы-реки пересекаются улицы Лисиновская и Павла Андреева. Горько думать о безвременной гибели таких юных, какими они тогда были. Если бы прожили дольше, много доброго сделали бы людям. Но ведь и то завидная доля - оставить на земле такой яркий, пусть и окрашенный кровью след!

Невольно вспоминаются слова траурной, но жизнеутверждающей песни, гремевшей на площадях тех лет: "Не плачьте над трупами павших борцов, отдайте им лучший почет!"

Поблагодарим же и мы, юный читатель, героев этой небольшой книжки за их верность Революции, за мужество и доброту. И, проходя по Красной площади, с благодарностью и нежностью поклонимся земле, навеки приютившей их, убранной в любое время года цветами бессмертия!

ПОСЛЕСЛОВИЕ

О Великой Октябрьской революции написано множество романов, повестей, поэм, философских и исторических исследований. Но тема эта поистине неисчерпаема, и еще далеко не все герои великой битвы, имеющей мировое значение в последующем развитии человеческого общества, отображены в произведениях художников нашего века.

И вот - новая небольшая повесть Арсения Рутько о юном герое октябрьских боев, о московском Гавроше, бывшем подручном кузнеца с завода Михельсона (ныне - завод имени Владимира Ильича) в Замоскворечье, о Павлике Андрееве. Он погиб в первые дни революции на одной из остоженских баррикад в возрасте четырнадцати лет, на пороге, в преддверии жизни.

Именем Павла Андреева теперь названа одна из улиц Москвы, его имя в Книге почета московской пионерской организации, его имя носит бригада кузнецов завода имени Владимира Ильича, дом пионеров Севастопольского района столицы.

И таких, как он, юных бойцов революции было в нашей стране немало. Они, дети рабочих и крестьян, самоотверженные, рука об руку с отцами и старшими братьями боролись за Советскую власть. Вместе с профессиональными революционерами-ленинцами, подлинными вожаками масс, вместе с рабочими и крестьянами, многие из которых были одеты в солдатские шинели, в ходе революционной битвы мужали и юные бойцы революции, становились, как и герои книги, Гаврошами баррикад, неуловимыми разведчиками, искусными распространителями большевистских прокламаций и листовок, храбрыми красногвардейцами и командирами. Кто из нас не помнит героев Николая Островского, Аркадия Гайдара, Валентина Катаева, Павла Бляхина и многих, многих других, имеющих и не имеющих реальных прототипов, но отражавших тысячи судеб подлинных юных патриотов нашей Родины!

Следует заметить, что книга А. Рутько "Пашкины колокола" - это первое художественное произведение, посвященное Павлику Андрееву, ранее о нем лишь упоминалось в исторических сборниках.

"Пашкины колокола" - произведение героико-романтическое и в то же время глубоко, трогательно-лирическое. Все происходящее в нем читатель видит глазами героя, все пропущено сквозь призму полудетского, подросткового восприятия, что сообщает страницам повести особенное звучание, затрагивающее не только сознание читающего, но и его сердце, касается глубинных душевных струн. Многие главы повести по-настоящему волнуют, заставляют проникнуться искренней симпатией, любовью к маленькому герою, к его друзьям и близким. Безвременная его гибель причиняет боль.

Писатель психологически точно строит повествование о жизни Пашки Андреева, о его друзьях-ровесниках, о его отношениях со старшими товарищами, интересно показывает взаимоотношения в семье. Все, как мне представляется, нацелено на то, чтобы показать закономерность духовного, идейного и нравственного становления героя, которое в итоге и приводит его в ряды молодежной ячейки, созданной Люсик Лисиновой на заводе Михельсона, первой в Москве ячейки, предвестнице, ласточке многомиллионного комсомола, верного помощника партии.

Перелистаем еще раз страницы повести... Идет третий год первой мировой войны, в Москве стремительно нарастает ощущение приближающейся революционной грозы. И на глазах у читателя от события к событию взрослеет и мужает герой повести, сама жизнь приводит его к пониманию неизбежности и справедливости жестокой, смертельной схватки с царизмом и богачами. Сближение с революционно настроенными студентами Коммерческого института, и прежде всего с Люсик Лисиновой, возвращение с фронта старшего брата, большевика Андрея, вступление в молодежную организацию, пусть еще и не четко оформившуюся, - вот основные вехи пути, по которому четырнадцатилетний рабочий парнишка приходит и дни Октября на баррикады Остоженки и становится московским Гаврошем.

В книге широко и достоверно показана атмосфера жизни предреволюционной царской Москвы, быт, нравы, характерные особенности и детали того времени, чему помогает введение автором в повествование вымышленных персонажей: торговца Ершинова и членов его семьи, городового Обмойкина и его сына, священника Серафима и других.

Органично введены в повесть и важные, необходимые для молодого читателя экскурсы в российскую историю: воспоминания о революции 1905 года, о Кровавом воскресенье, о русско-японской войне. Эти ретроспективные короткие вставки не прерывают повествования, не разрывают его живую ткань, не мешают естественному течению событий жизни. Наоборот, они помогают яснее увидеть и глубже понять закономерность происходящих в повести событий. Ее эпицентром, центром ее тяжести неизменно остается предгрозовой накал, приближение революции 1917 года. Весь исторический фон, конкретные картины происходящего - трудности военной поры, забастовки, демонстрации - нарисованы писателем объективно и точно, они достаточно подробно и верно воссоздают суровую, напряженную обстановку в Москве тех лет.