Кощеевич и война - Алан Григорьев

Пришлось прикрикнуть на неё:

— Я. Не. Хочу. Об этом. Говорить. Что тут непонятного?!

— Так не говори. Делай!

— Что?

— Да хоть что-нибудь!

— Уходи. Слышишь меня? Пшла вон!

Сана вскочила, и Лис тоже. Некоторое время они сверлили друг друга гневными взглядами, а потом вдруг набросились друг на друга с ещё более яростными поцелуями. Мрачные мысли разлетелись от такого напора, словно стайка испуганных воробьёв, голова стала звеняще-пустой, а от чресел поднялся жар, способный уничтожить любой, даже самый лютый холод. Одна из чаш опрокинулась, заливая стол вином. Что? Бумаги? Да и пёс с ними! Всё потеряло смысл, кроме жарких объятий, судорожных вздохов и шёпота.

Этой ночью Лис снова почувствовал себя живым и желанным — пускай и ненадолго. Он мог просто быть собой, не думая ни о чём. Брать живое пламя в ладони и отдавать его сторицей, чувствуя, как боль отступает. Время замедлилось, став тягучим, будто липовый мёд. Во всём мире остались только дрожащие огоньки свечей, дарящие ласковый полумрак, мягкие звериные шкуры и соединение тел — уста к устам, сердце к сердцу.

Говорят, чародеи, чья сила кроется в слове и песнях, не могут творить волшебство без вдохновения. Поэтому сильное горе для них опасно — оно может навеки потушить этот огонь. Но когда чему-то — или кому-то — удаётся его раздуть, магия возвращается, вспыхивая искрами на кончиках пальцев, пробуждая уснувший голос. Так нежданно вспыхнувшая страсть, будто целительное зелье или магический ритуал, возвращала Лису силы и вкус к жизни. Лёд одиночества не просто растаял — испарился без следа. Ушла гнетущая тишина, и бесцветный мир вновь затопило яркими красками.

— Хорошо, что ты не ушла… — выдохнул Лис, когда они с Саной, обессилев, откинулись на подушки.

Впервые за многие дни у него на душе было тепло и спокойно. Даже звёзды, виднеющиеся сквозь отверстие для дыма, больше не казались злыми и холодными.

— Теперь чувствуешь себя живым? — Наёмница расслабленно потянулась. — Потому что я — чувствую. Не только тебя измучила эта долгая зима, княжич.

— Тебе не нужно обращаться ко мне по титулу. Не сейчас.

— Нет, нужно. — Сана приподнялась на локте и пристально посмотрела ему в глаза. — Чтобы я не забывала, кто ты. И чтобы ты сам вспомнил. Я знаю своё место и не набиваюсь к тебе в наложницы или, упаси боги, в жёны.

— Не сомневаюсь, — кивнул Лис. — Для таких, как ты, свобода дороже всего на свете.

— Да. Поэтому я и другие Сойки никогда не спим дважды на одном месте. Ты станешь для меня ярким воспоминанием, княжич. Как промчавшаяся в небе комета.

— А ты — для меня.

Он всё понимал и не хотел большего. Их не связывало ничего, кроме разве что преданности родной Нави. Просто встретились две песчинки в огромном мире, утешили друг друга и разлетелись по разным сторонам. Так порой случается. И это — хорошо. Вовремя.

С этими мыслями Лис задремал, а когда проснулся, Саны рядом уже не было. Только две чаши, бутыль и лужа вина на столе давали понять, что эта бурная ночь ему не приснилась.

Снаружи было ещё темно, свечи тоже догорели, но до рассвета оставалось недолго. Лис услышал шорох и звук шагов внутри шатра и улыбнулся. Наверное, воительница ещё не ушла. Значит, можно рассчитывать на прощальный поцелуй.

Он позвал:

— Сана?

И в тот же миг понял, что ошибся. Скрючившийся над столом тёмный силуэт принадлежал незнакомцу. Он был крупнее, чем Сана. Даже выше и шире в кости, чем сам Лис.

— Кто здесь?! — рявкнул княжич.

К горлу подступил удушливый страх. Ещё не хватало, чтобы на него напали в собственном шатре! В собственной постели! Как же недостаёт охранного венца… С ним жизнь была намного спокойнее. Так, отставить панику. Даже без венца он всё ещё бессмертный чародей, гроза Диви! Недолго думая, Лис перенаправил жизненную силу в княжеский перстень на руке — единственное, что на нём было надето, — и в тот же миг услышал хриплое бормотание:

— Я эта… Меня сюдой прибраться послали.

— Кто послал?

— Дык старшой.

Мутное со сна зрение наконец-то прояснилось, и Лис с облегчением выдохнул. Да это же обычный злыдень-уборщик. В прошлом — дивий, судя по внешности и манере говорить.

— Позже приходи. Не видишь, я сплю.

— Дык позже уже солнце встанет…

Ага, значит, недавно восставший мертвяк. Старички-то солнечного света не боятся, хотя и не любят, предпочитая выбираться из укрытий ближе к вечеру. Слава богам, что этот дуралей не припёрся, когда они были вместе с Саной…

— Дозволь, княжич! Я быстренько! — заканючил злыдень, переминаясь с ноги на ногу.

— А, пёс с тобой! — махнул Лис рукой. В шатре и впрямь стоило прибраться. А сон уже весь улетучился. — Только сперва подай мне вон те письма, а после — приступай. И сильно не пыли.

Злыдень поклонился и с восторгом дворового пса помчался выполнять приказ хозяина. Его движения были такими суетливыми и неловкими, что Лис усмехнулся: ну до чего же нескладный тип! Он привстал на подушках, потянувшись за бумагами, как вдруг злыдень прыгнул на него, навалился всей тушей и начал душить. Письма выпали из рук. Лис хотел крикнуть: «На помощь!» — но из горла вырвался лишь хрип. А острые зубы клацнули в опасной близости от его уха. Боги, ну и вонючая же пасть!

Мелькнула жуткая мысль: а что будет, если злыдень заразит могильным духом бессмертного? Кажется, никто из чародеев прежде не исследовал такую возможность — за ненадобностью, и Лису совсем не хотелось стать первопроходцем. Он принялся отчаянно отбиваться, но негодяй оказался силён. От его былой неловкости не осталось и следа. Значит, с самого начала притворялся.

После нескольких бесплодных попыток вырваться Лису наконец посчастливилось пнуть злыдня коленом в причинное место, и тот, зашипев, ослабил хватку. Этих мгновений хватило, чтобы