Кощеевич и Смерть - Алан Григорьев

Но даже после похвалы складка на лбу у Мая не разгладилась.

— Что ты собираешься делать?

— Ничего такого, о чём я не мог бы рассказать маме.

— Лис!!!

— Ну не кричи, не кричи. Хочешь быть полезным? Найдутся для тебя поручения. Сопроводи меня в сокровищницу.

Княжич встал, и Май подхватил его под руку.

— Так и пойдём с тобой. Два раненых за одного здорового сойдут. А что тебе в сокровищнице понадобилось?

— Увидишь.

Лис старался беречь силы и поэтому болтать лишний раз не стал.

Шаг за шагом, они спустились вниз, прошли по украшенной к празднику открытой галерее — и впервые за эти дни княжич не почувствовал раздражения. В этом году зима подкрадывалась постепенно, её дыхание уже чувствовалось в воздухе. Гладь садового пруда уже схватилась тонким ледком — такой пока и мышь не выдержит. Края опавших листьев посеребрил иней. Уже совсем скоро зиму укутает белоснежное покрывало, заневестится земля. Хорошо бы это случилось уже после навьей седмицы и Мариной ночи. Если до — говорят, примета плохая. Мол, не невестиным покрывалом обернётся первый снег, а смертным саваном.

Будучи ещё ребёнком, Лис думал, что Марину ночь называют так в честь мар-кошмар — свирепых девиц, что несли службу в отцовском замке. Не зря же в эти дни принято рассказывать страшные истории? Потом ему объяснили, что это в честь другой Мары — той, которая Моревна. А теперь он крепко задумался: может, этот день посвящён сразу двум сёстрам? В смысле, и Рене тоже? Наверное, стоило бы позвать её на зимнепраздник. А то нечестно как-то получается. Но тогда и самому придётся пойти. Хм… а почему бы и нет?

Глоток свежего воздуха определённо помог, и, когда Лис с Маем дошли до конца галереи, княжич чувствовал себя бодрым. Он расправил сутулые плечи, в кои-то веки перестал ёжиться от холода и уже почти не опирался на руку советника.

В дальнем углу замкового сада вдруг что-то блеснуло, и Лис насторожился.

— Что это?

— Где? — подобрался Май. От его трости отщёлкнулись ножны, явив взгляду острый клинок. О, это что-то новенькое!

— Там, — Лис указал на непонятные пляшущие на стене блики.

— Ах, это… — советник, расплывшись в улыбке, подобрал ножны. — Подойди ближе. Оно не кусается.

Княжич сделал несколько шагов, завернул за угол и обомлел: небольшой аккуратный палисадник был засажен молодыми ёлочками. Да не простыми, а с иглами из чистого серебра.

— Когда я узнал, что Ратибор себе лес заграбастал, успел послать туда людей напоследок. За саженцами. По весне пойдут в рост, а там, глядишь, через несколько лет будет у нас новый Серебряный лес, краше прежнего.

Лис не знал, что и сказать. Он хорошо помнил, что советник в ту пору сам еле живой лежал, а ведь подумал, озаботился.

— Ты рад? — Мая, похоже, встревожило его молчание.

— Очень.

— Ну вот и славно.

— Это лучший подарок к зимнепразднику. Не просто деревья, а символ надежды. Мы ещё сделаем Навь прекрасной и сильной. И никакое тёмное прошлое не помешает.

Лис сам от себя не ожидал такой велеречивости, но на душе правда стало теплее. Иногда человеку так мало нужно для счастья: всего лишь несколько десятков ёлок.

— А мог бы ты достать для меня кое-что ещё? — Лиса вдруг осенило. Как же он раньше не подумал о такой простой вещи.

— Если это не луна с неба…

— Мне нужны горынычевы чешуйки. Много.

— Нелёгкая задачка. Ладно, попробую.

Май даже не стал спрашивать зачем. Всё было очевидно: лучшего противоядия ни в Нави, ни в Диви не найти. Горынычи, правда, не спешили делиться своей чешуёй. Брр-р, Лису даже думать об этом было неприятно: так он не любил всяких змееподобных тварей. Но надо же было как-то выживать?

Немного полюбовавшись серебряными бликами в закатных лучах солнца, они всё-таки добрели до малой сокровищницы, и Лис сам открыл тяжёлую дверь.

Здесь всё осталось как при Кощее, только огнепёсок-охранниц больше не было. Зачарованные факелы вспыхнули, как только они с Маем переступили порог. В воздухе витала пыль столетий.

— Разобраться бы тут, — советник чихнул.

— Угу. Потом, — сощурившись от яркого света, Лис огляделся.

Куда же он это положил? Точно не в окованные медью сундуки — в них в основном хранились золотые монеты с крючконосым Кощеевым профилем. Переплавить бы их в слитки…

— Осторожно, — он придержал Мая за плечо, а второй рукой убрал невидимые охранные чары. — Вот, теперь можно.

На полках, где стояли ларцы и шкатулки разных мастей, княжич наконец-то нашёл то, что искал.

— Давно не виделись, — он взял один из ларцов, улыбнувшись ему, словно доброму знакомому. — Иди сюда.

Советник с интересом смотрел через плечо княжича. А когда тот откинул крышку, протянул:

— А-а-а… как же, как же, помню.

На подушке из винного бархата лежал венец. Серебряные ветки — кривые и голые, совсем без листьев — оплетали большой тёмный гранат и загибались вверх, что придавало венцу некоторую «рогатость», схожую с оленьей.

— Ещё бы ты не помнил, — хмыкнул Лис, водружая венец на голову. — М-да, спать в нём будет неудобно, наверное.

Это был подарок отца сыну. Вернее даже князя — наследнику. Разумеется, не просто красивая побрякушка. Венец был очень полезен на войне. Он наделял того, кто его носит, способностью вести людей за собой, воодушевляя тех на подвиги — даже в самом безнадёжном бою. Лис, конечно, умел подбодрить словом и музыкальными чарами, но с силой венца его песни обретали поистине великую мощь. И этой силой можно было наделить соратников, чтобы враги боялись.

Но было и другое свойство. К тому, кто носит венец, нельзя было ни незаметно подкрасться, ни оглушить. Сейчас