Суперстранные дети - Петра Соукупова

Вчера, например, он мне показывал ролик, как его брат делает трюк на скейте и больно расшибается, а еще видео, как его отчим вешает люстру и у него ничего не получается, – но мне нравится, когда он мне улыбается. Я смотрю на него, он остановился.

– Мне нужно немного отдохнуть, – говорит Франта. – Я не могу столько ходить. – Он садится на землю и вытягивает ноги. – Но вы идите вперед, придете раньше и сможете начать наблюдение.

– Нет, мы подождем.

– Нет, нормально, идите, правда, – говорит Франта как будто сердито.

Катка пожимает плечами.

– Ну ладно.

– Но я бы тоже хотела отдохнуть, – говорю я.

Франта молчит, только плечами пожимает, и я сажусь рядом.

Потом я замечаю, как он морщится, меняя позу, наверное, ему больно.

– Тебе больно?

– Нет, – говорит он, но мне кажется, он врет, и еще я думаю, что, может быть, стоит ему сказать, что мне вообще-то все равно, отомстим ли мы тому деду. Птичка все равно уже мертва, а я бы лучше понаблюдала за муравейником, который нашла возле нашего домика, облазила бы еще раз весь лагерь или просто лежала бы на травке и смотрела на ветки.

Я ложусь на спину и смотрю на листву. Франта тоже ложится, может, и он любит смотреть на кроны деревьев, как они шевелятся на ветру. Мы лежим рядом, но когда я сосредотачиваюсь на деревьях, то мне кажется, что я тут одна и всё так, как должно быть.

– Я бы лучше осталась здесь, чем мстить тому деду. И у тебя тогда не болела бы нога, – говорю я.

– У меня ничего не болит.

– Ради меня необязательно это делать.

– А кто сказал, что я это делаю ради тебя? – Франта садится.

Он вдруг смотрит на меня злобно. Не знаю почему. Потом встает и ковыляет дальше, тогда я тоже встаю.

– Подожди. Что случилось?

– Ничего, а что? Какое тебе дело вообще?

– Ну просто… не хочу, чтобы у тебя болели ноги, – говорю я, не знаю, что еще сказать, не знаю, какое мне дело. Наверное, мы друзья, а друзьям есть дело друг до друга, ему тоже есть до меня дело, почему он спрашивает?

– Мои ноги – не твоя проблема. Чего ты ко мне пристала? Оставь меня в покое, я же к тебе не лезу, и вообще ты странная.

Хоть я и знаю, что странная, мне это говорили многие, я и сама могу так о себе сказать, но сейчас, когда он это произнес, это вдруг звучит ужасно. Будто он сказал что-то обидное, и у меня почему-то наворачиваются слезы, хотя я не часто плачу, почти никогда. То есть из-за птички я, конечно, плакала, но обычно я не реву из-за того, что мне кто-то что-то не так сказал, сама не понимаю, что происходит.

– И что ты все время зыришь? – добавляет Франта, и я убегаю от него и вскоре догоняю Катку с Петром.

– А где Франта? – спрашивает Катка, а я говорю «не знаю», точнее, скорее кричу.

– Что такое? Вы что, опять поссорились?

– Не знаю, – повторяю я, но уже спокойнее.

– Он наговорил тебе гадостей, да? – говорит Петр.

Я пожимаю плечами. Хоть он и говорил гадости, мне не хочется им в этом признаваться. Катка почему-то смотрит на меня изучающе.

Мы идем дальше и подходим к окраине поселка, я им издалека показываю нужный дом, то есть мне кажется, что это он, только вот он заперт, и на окнах – ставни. Но Катка все равно говорит, что мы будем наблюдать, и назначает каждому место за кустами, я ложусь прямо в траву.

– Не обращай внимания, – говорит мне Катка, когда Петр отходит он нас на свой наблюдательный пункт. – Все мальчишки ужасные.

И тоже уходит, а я размышляю, правда ли это, что мальчишки ужасные. Ведь вчера Франта вел себя совсем по-другому, он был хорошим и нормальным. В какие-то дни они ужасные, а в какие-то – хорошие? Почему так?

На рябину слетаются птицы и клюют ягоды, и я пытаюсь сосредоточиться на этом, на птицах, как они прилетают и улетают, чтобы не пришлось думать о Франте, но до конца у меня не получается. Когда он наконец появляется, я смотрю на него, но он даже не взглянул в мою сторону, а Катка подзывает его к себе.

Дождь усиливается. Он уже не накрапывает, а льет по-настоящему, хорошо еще, у меня есть куртка, потому что становится холодно, а мы здесь, кажется, надолго, и потом я не смогу переодеться и залезть в теплую ванну.

У меня даже мелькает мысль, как здорово было бы сейчас поехать домой и залезть в теплую ванну, но тут приезжает на машине тот дед. И, увидев его, я сразу понимаю, что мы должны ему отомстить, пусть это глупость и месть ни к чему не приведет, но что-то сделать нужно. И я отсюда не уеду, пока мы как-нибудь ему не насолим.

K Франта садится рядом.

– Нормально? – Я показываю на его ноги.

– Что вы все заладили? – рявкает он на меня. – Я не какой-нибудь бедняжка, оставьте меня в покое!

Я вижу, как он злится.

– Это Мила тебе сказала? – спрашиваю я. – Что ты бедняжка?

Хотя вряд ли, конечно, потому что Мила так людей не оценивает.

– Зачем ей это говорить? Каждый и так видит, разве нет? Я всего лишь урод, бедняжка, все так на меня смотрят.

Я молчу, конечно, я услышала, что он сам себе противоречит, но, наверное, лучше сейчас не обращать на это внимания. Я размышляю, что ему ответить, можно ли сказать, что каждого мучает что-то свое: я, например, толстая – но, кажется, это слабовато, ведь он правда не может нормально ходить, что гораздо хуже, наверное. К тому же я могу похудеть, мама все время это твердит, просто нужно больше заниматься спортом. Так что я сама виновата – значит, это другое.

– Так ведь? Вы даже не хотели брать меня с собой, – ворчит он. Я смотрю на него, и вдруг меня осеняет, что ему ответить.

– Мила это так не воспринимает.

– Ну да, конечно, – говорит он.

– Да, конечно, – повторяю я. – Она вообще о таких вещах не задумывается.

– Да, потому что она сама ущербная.

Тут я разозлилась, что он о Миле так говорит.

– Ты удивишься, но девочкам важнее, какой ты человек, а не то, как ты выглядишь. Так что, пусть ты и умный, и остроумный, но ведешь ты себя