Записки для Пелле - Марлис Слегерс

Я кивнул.

– Я должен сделать это сам. Да папа и не послал бы меня в логово убийц и преступников.

– Ладно. Но вечером всё мне расскажи!

Она направилась к двери, я следом за ней.

– Кстати, а зачем ты приходила?

– Да просто так. Тебя повидать. – Она улыбнулась. – Мне было скучно. А теперь нет. Поговорим потом. Пока!

Проводив её, я поднялся к себе, вынул из коробки ключ и засунул его в карман, поглубже. Записку приколол на доску рядом с остальными.

Я ещё раз взглянул на «безопасную зону», которую нарисовал папа. В глубине души мне было жутко страшно ехать в чужой дом и просить кого-то отдать мне деревянную шкатулку. Да и не обязательно выполнять это задание прямо сейчас. Я могу сделать это, когда захочу. Через год. Через пять лет. Завтра. А могу и прямо сейчас. Шагнуть за пределы безопасного круга. Туда, где ждут приключения. На Хаутлан, 12.

Вскоре я уже ехал на велике. Сердце взволнованно билось. Что там, на Хаутлан, 12? Кто там живёт? И как добыть шкатулку – копать во дворе? «Простите, что разрыл весь ваш сад, но я ищу деревянную шкатулку». Или тот, кто откроет дверь, сразу поймёт, что я имею в виду? «А, шкатулка! Ха, наконец-то ты за ней пришёл!» И что внутри? Что-нибудь ценное? Может, деньги? Старые монеты. А вдруг там лежит доллар «Распущенные волосы»? Это самая дорогая монета на свете, чеканки 1794 года. Когда-то её продали за 7 860 000 обычных долларов. Что бы я сделал с такими деньжищами? Мысли разлетались в разные стороны, как пчелы над лугом.

А может, в шкатулке тоже записки? Или какая-нибудь тайна? То, о чём никто не знает.

Погрузившись в мысли, я крутил педали. Нервы дрожали, как флажки на ветру. Через полчаса с лишком я въехал на Хаутлан. Где же нужный номер? Впереди белела маленькая церковь со шпилем и витражными окнами. Частные дома перемежались просторными садами. Над головой орали чайки. И вдруг я увидел дом номер 12.

* * *

Дом был старым. На фасаде красовался год постройки – 1839. Когда-то стены были выкрашены в белый, а деревянные ставни и резьба на фасаде – в красный. Сад зарос. Участок прилегал к дюнам, в небе горланили чайки.

Я сжал лежащий в кармане ключ. Дом казался слегка заброшенным, будто уже не интересовал своего жильца.

Набрав в лёгкие побольше воздуха, я направился по дорожке к входной двери. Нажал на медную кнопку звонка.

Ничего не произошло. Я нажал ещё раз, подольше. Звонок раскатисто задребезжал. Подождав несколько минут, я решил развернуться и уйти. Нахлынуло разочарование: несмотря на страх, очень хотелось разобраться, зачем папа меня сюда послал.

Вдруг в окне за линялыми занавесками что-то мелькнуло.

Дома кто-то был. Я снова позвонил. Внутри хлопнула дверь. Раздались шаги. Кто-то возился с замками, и, когда моё сердце уже окончательно сорвалось в галоп, дверь распахнулась.

В проёме стоял старик. На нем были синие брюки на подтяжках и рубашка в клетку. Волосы белые, как облака, глаза голубые. Они смотрели мимо меня.

– З-з-здравствуйте, – выговорил я.

Глаза старика нащупали меня, и по его молочно-мутному взгляду я понял, что у него катаракта.

– Да?

– Я…

Что сказать? Что у меня есть ключ, и я пришёл за деревянной шкатулкой? До меня вдруг дошло, как дико это звучит. Надо было взять с собой Лотту! Я достал из кармана ключ и протянул его старику на ладони, но тут сообразил, что он его, скорее всего, не видит.

По коридору за его спиной, тихо мяукая, прошла кошка.

– Что тебе надо?

Было непонятно, спрашивает ли он меня или кошку. Я прокашлялся.

– Я. Это з-з-звучит странно. Но у меня есть один ключ и. К нему приложена записка, где сказано, что я должен прийти сюда, потому что здесь хранится шкатулка, к которой он подходит.

Взгляд старика был прикован к моему лицу. Он прищурился.

– Шкатулка?

– Мой отец сказал, что ключ подходит к шкатулке, которая хранится по адресу Хаутлан двенадцать.

Старик молча смотрел на меня, будто изучая моё лицо.

– Кто ты такой? – жёстко спросил он.

– Пелле. Меня зовут Пелле.

Я положил ключ обратно в карман. А то он ещё схватит его, захлопнет дверь, и оставит меня ни с чем.

– Что за шкатулка?

– Не знаю. – Я вздохнул. – Мой папа оставил мне коробку. От обуви. В ней – записки и ключ. Я должен делать то, что написано в записках, а ключ походит к…

– Оставил? В каком смысле?

Старик слегка наклонился ко мне. В ушах у него топорщились волоски. Я слегка отшатнулся.

– В наследство. Он умер и оставил мне коробку с записками и этим.

– Не знаю я ни про какую деревянную шкатулку! – неожиданно рявкнул старик. – Ничем не могу помочь. Прощай.

Не дожидаясь ответа, он сделал шаг назад и захлопнул дверь.

Я остался неподвижно стоять, не вынимая рук из карманов. Этого я не ожидал. И папа, скорее всего, тоже.

Я наклонился и приподнял крышку над прорезью для писем внизу двери. С обратной стороны её прикрывало что-то вроде метёлки, но не полностью. Я увидел длинный коридор и открытую дверь в конце. За ней как раз исчезал старик.

– Погодите! Если вдруг вспомните, что случилось со шкатулкой, или найдёте её где-нибудь, – крикнул я в щель. – Мой адрес – улица Босдейк, дом 8. Это в соседней деревне.

Я ещё раз заглянул в прорезь, но ничего не произошло. Я закрыл крышку и пошёл обратно. Чайки всё так же надрывались. Подходя к велосипеду, я попытался отделаться от разочарования. Самая старая чайка на свете прожила 33 года. Эти птицы иногда хватают с земли утят, взлетают с ними повыше и бросают их на землю, а потом съедают то, что осталось. Чайки жрут всё подряд и могут быть очень жестоки. Они даже забавляются со своими жертвами.

Постепенно я успокоился и сел на велосипед. В последний раз обернувшись на дом, я увидел, как в окне качнулась занавеска.

* * *

Я лежал в кровати и не мог заснуть. После поездки на Хаутлан прошло четыре дня. Я подумал, не прочесть ли следующую записку, потому что это задание я, по сути, провалил. Жаль, что нельзя спросить у папы, что теперь делать или кто тот старик. И что это за шкатулка. И ещё тысячу и одну вещь. Я