Суперстранные дети - Петра Соукупова

девочка несет в переноске кошку – скорее всего, кошку. В автобусе тоже все обычно. Мы садимся назад, и я всю дорогу смотрю в окно, правда, без очков мне не очень хорошо видно, зато изнутри ползает муха, она бьется в стекло и пытается выбраться наружу. И вот я просто наблюдаю за мухой, надо ее спасти, когда мы будем выходить, а Франта играет на телефоне в какую-то игру.

Мы съедаем по маффину и выходим на вокзале в чужом городе, я спасаю муху, Франта сначала считает, что я псих, но потом помогает мне, и муха улетает. Я рада и вижу, что он в итоге тоже рад, хоть и ворчит «глупая муха».

Нам нужно пересесть на другой автобус, в расписании на вокзале ничего не понятно, но у нас написано на плане, во сколько наш автобус и куда нам ехать, так что мы справляемся и садимся в правильный. Теперь нам ехать совсем недолго. В автобусе мы почти одни, поэтому я надеваю очки и смотрю в окно на холмы, покрытые хвойными лесами, издалека это похоже на бархатистый зеленый ковер. Мне не терпится оказаться в лесу, я так люблю бродить по мягкой хвое. Вдруг Франта меня трясет:

– Приехали, выходим.

Мы поспешно выходим, еле-еле успеваем, автобус отъезжает, мы стоим на остановке, а вокруг ничего. Вдалеке виднеется деревня, но здесь пока только часовенка и пустой дом с большой вывеской «На продажу». Мы сверяемся с планом, там остановка нарисована на краю, но все-таки в деревне, а не так далеко.

– Видимо, мы вышли на одну остановку раньше.

– Эта называется «Травник, перекресток».

– А должна называться просто «Травник».

– Ах, вот оно что. Я увидел «Травник» и испугался, что мы проедем.

– Понятно, – говорю я, мне и правда понятно, к тому же вид у Франты становится очень несчастным.

– Ничего страшного, – говорю я.

– А мне чего, тупой автобус, тупая остановка, зачем она тут вообще?

Он начинает пинать урну, наверное, надо что-то сказать, но мне нечего, так что я просто жду, когда он успокоится и перестанет. Тем временем я нашла птичье перо, большое, почти как голубиное, но черное и блестящее, я прячу его в карман кофты, и мы пытаемся разобраться с расписанием.

– Кажется, будет еще автобус в шесть.

– Да?

– Не уверен.

– У тебя же есть телефон, посмотри там, – приходит мне в голову. – Стоп, нам же нельзя брать с собой телефоны, – вспоминаю вдруг я и хмурюсь.

– Я вынул симку. Так что интернета там нет, и расписание я посмотреть не могу. Я взял его, только чтобы снимать видео. По этому телефону нас никто не найдет.

– Ты снова наврал.

– Да, – признается он. – Ну и что?

Ничего, думаю я и молчу.

– Тогда пошли. Просто пойдем на нужную остановку. Но лучше не идти по шоссе, это слишком бросается в глаза. Давай пойдем другой дорогой. Вот этой, – он показывает на какую-то дорогу. – Так мы срежем, а направление правильное.

Я, конечно, не уверена, та ли это дорога, но проверить это можно, только если по ней пойти, так что мы отправляемся в путь.

Вскоре появляются дома, а потом и табличка с названием деревни, мы сходим с дороги и идем прямо через поле за домами, чтобы нас заметило как можно меньше людей. Видно, что по такой поверхности Франте идти тяжело, но ничего не поделаешь. Я пытаюсь следить внимательно, не увижу ли что-то знакомое, но пока нет, и вдруг раздаются какие-то странные звуки: похоже на треск или хлопки.

Мы останавливаемся. И снова.

Мы стоим, вокруг абсолютная тишина, мы оглядываемся по сторонам, вдалеке проезжает машина, и снова этот треск.

– Идем посмотрим, что это, – говорит Франта и идет в том направлении, откуда слышится звук. Круто, что он так сказал, потому что мне тоже любопытно. Мы идем мимо участков и слышим опять и опять этот звук, он приближается, так что, видимо, мы движемся правильно. И действительно, вскоре в окне одного домика мы вдруг замечаем какого-то деда, он держит в руках ружье и стреляет – вот что это были за звуки. Правда, звучат они совсем не как выстрелы.

– Пневматическое ружье, – говорит Франта. В кого он стреляет и почему, мы понимаем не сразу. Но, притаившись и постояв немного, мы видим, как на рябину прилетает птица и – бабах! – дед стреляет, птица улетает, а он что-то бормочет себе под нос, слов не разобрать.

Франта говорит что-то, но я его не слушаю, я смотрю на этого дедка, он снова заряжает ружье. Как он может стрелять в птиц, зачем? Это же их еда, что тут такого, пусть он так не делает.

– Пусть он так не делает, – говорю я вслух, и сердце у меня колотится.

– Пошли отсюда, – говорит Франта тихонько, – пока он нас не увидел.

Но я не удержалась и закричала:

– Перестаньте! Перестаньте, нельзя так делать, оставьте птиц в покое!

Потом мы видим, что дед направляет ружье на нас, и Франта тянет меня оттуда прочь. Дед ругается, но не стреляет, а когда мы чуть позже оглядываемся, то видим, что он исчез и даже окно закрыл.

– Ты с ума сошла? Ты нас выдала с потрохами.

– Но так нельзя!

– Да? И чего ты добилась?

Мы смотрим друг на друга. Зачем он со мной так противно разговаривает, я сама знаю, что это бесполезно, что ребенок против взрослого ничего не может, но неужели он хотел это так оставить и уйти? Да, я нас выдала, но дело же не в нас, так что это неважно. И вот мы так стоим, уставившись друг на друга, и вдруг слышим шорох в кустах, как будто там еж или какой-то другой мелкий зверек.

– Ты слышишь? – шепчет Франта. Я киваю, мы смотрим на кусты и ждем, что оттуда кто-то вылезет, но ничего не происходит, а шорох не смолкает.

– Давай посмотрим, – говорит Франта, а я уже раздвигаю ветки и вижу там птичку, кажется, это дрозд, он расправляет и складывает крылья и мечется по кругу. Зрелище ужасное, он весь в крови, открывает клювик, но не издает ни звука. Видимо, у него прострелено горло, там больше всего крови. Он нас боится, но у него нет сил убежать, так он и крутится в кустах, пока я не беру его в руки. Сначала он пытается вырваться, но не может, я чувствую в руке его маленькое теплое тельце, он умирает