Золотые вёсла - Мария Папаянни

всегда с ней повсюду ходит, и что они вместе тайком спускались на самый-самый низ Хрустяшки; и что они там высаживают деревья, и что он хранит «священный обет», как его обозвала Иро, и что он из-за клятвы даже не может никому похвастаться спуском в ущелье.

– И скажи на милость, в чем вообще разница между простым секретом и священным обетом?

– А что ты у меня-то спрашиваешь? Это ты поповский любимчик.

– Одно дело ходить в церковь, а другое – отличать простые секреты от священных!

– А, вот как… Ну ладно.

Вангелис чуть с ума не сходил оттого, как Иро его осекала. Он заметил, что Иро могла бы всё объяснить, но передумала, и потому настаивал: «Ну расскажи, расскажи-и-и». Наконец Иро обернулась и заговорщическим тоном приоткрыла завесу:

– «Священный», милок, означает, что если ты проболтаешься, то совершишь огромное предательство и великий грех.

– Насколько великий?

– Преогромнейше-наивеличайший.

– То есть? – обескураженно уточнил Вангелис.

– Как первородный грех.

– Это еще что такое?

– Ох, горе луковое, ничего-то ты не знаешь. Разве ты в школу не ходишь?

– По правде, я не очень часто туда заглядываю.

– Ну вот сходишь и там узнаешь. Так что, скажи, сможешь сохранить священный обет?

Вангелис поспешно закивал. Надо постараться и разведать, что ж это за первородный грех-то такой – пусть даже для этого придется в школе появиться. В общем, из-за этого священного секрета они теперь играли в футбол. Стояла такая жарища, что на улице, кроме них, не было ни единой живой души. А Вангелис и рад: всё «поле» досталось им одним. К сожалению (для Вангелиса) или к счастью (для Иро) один особо мощный удар по мячу прорвал невидимые сети в воротах и с силой бахнул по стеклянному фасаду кофейни. Оттуда вышел разъяренный Михалис и давай браниться: мол, площадь – это вам не футбольное поле, и неужто нельзя найти другого места для игр. Дети понурили головы.

– А теперь за мной, у меня есть для вас работенка, – Михаил подозвал их к себе.

Иро и Вангелис подошли поближе, и Михалис выдал им по газетному листу. Вангелис было перепугался, что он заставит их читать вслух: тогда всё пропало, стыда не оберешься. Мальчик с радостью унес бы ноги, если бы хозяин не держал его мяч в заложниках. Тут Михалис объяснил, что газетами, как тряпками, нужно начисто вытереть прозрачный фасад кофейни, и Вангелис от радости чуть не кинулся его обнимать и целовать. Он взял газету и так отдраил стекла, что бумага стерлась в труху: вот как он отблагодарил Михалиса за то, что наказал их не слишком сурово. Когда дети закончили с уборкой, хозяин послал их в ларек: сказал купить любое мороженое, какое пожелают, и передать владельцу ларька Спиросу, что это за его, Михалиса, счет. Ребята побежали и взяли себе по эскимо.

Владелец ларька встал, поглядел в сторону кофейни – хозяин ему помахал. Спирос вышел на улицу, и Михалис отдал пас. Спирос показал себя как отличный вратарь, подмигнул детям и вручил им мяч. Иро с Вангелисом умостились в узкой полоске тени и принялись за мороженое.

– Тебе палочка потом нужна будет? – спросил Вангелис.

– Зачем бы она мне?

– Тогда я заберу.

– А зачем она тебе?

– Я считаю, сколько мороженого съел.

– Но мое-то не ты съел.

– Ага, но всё равно будет казаться, что я слопал много-много.

– Во-первых, ты говоришь глупости. Кого ты хочешь обмануть, сам себя? А во-вторых, ты и правда очень часто ешь мороженое. Каждый раз, когда я тебя вижу, у тебя то рожок в руках, то фруктовый лед.

– Мне Поливиос приносит, чтобы я не ворчал и не расстраивался.

– Из-за чего? Из-за выпивки?

– Какой еще выпивки? Ты о чем?

Вангелис стыдливо опустил голову. Он так надеялся, что сможет сам вытянуть Поливиоса из запоев так, что никто другой этого и не заметит… Теперь надо выбрать, как поступить: либо во всем признаться, либо понарошку разозлиться на Иро, чтобы не выставить дядю в дурном свете. В итоге Вангелис не сказал ничего вовсе. Так и не решил, как же поступить. Он, конечно, любил Иро, но Поливиос был для него… всем на свете.

– Вангелис, можно тебе кое-что скажу? Мой папа болеет. Он в больнице.

Вангелис замер и не знал, как реагировать.

– Я никому, кроме тебя, не рассказывала. Но ты мой лучший друг, и потому я доверяю тебе.

Вангелис понял. Теперь их с Иро объединял еще один секрет. Но он так и не смог решить, делиться ли в ответ своей тайной о Поливиосе.

– Иногда по ночам мне снится кошмар. Будто папа приходит пожелать нам доброй ночи, и тут пол разверзается надвое. Словно разрывается весь мир. Бездна – прямо под моей кроватью. И папа машет мне с другой стороны.

– Я тоже боюсь, Иро. Иногда, когда Поливиос выпивает слишком много, я его толкаю, а он в ответ даже не шевелится. Я толкаю его, толкаю, толкаю, кричу, проверяю: он вообще дышит? – и умоляю, только бы и он меня не покинул. Бывает, что он приходит в себя. А иногда я просто ложусь и засыпаю рядом с ним. Потом он меня будит и отводит в кровать.

– Вангелис, я твердо решила. Я помогу папе.

– Я тоже хочу. А это возможно?

– Я всё объясню, если поклянешься, что никому не расскажешь.

– Да я вроде до сих пор за разбалтыванием священных секретов не замечен.

– Ага, но это в тысячу раз более священный секрет.

– Никому не скажу. Вот. Клянусь. На чем угодно.

Чтобы закрепить словао, Вангелис протянул Иро руки. От волнения он сплел пальцы узлом и крепко-крепко сжал ладони: волновался, на чем теперь придется клясться, и потому молчал. Единственное, чего он желал всем сердцем, – лишь бы Поливиосу не стало хуже, лишь бы болезнь прекратила его пожирать. Вангелис так и не выдавил из себя ни слова. Тут случилось чудо: Иро просто протянула свои руки и положила их на его ладони, ничего у него не попросив.

– Договорились, Вангелис. Я тебе верю. Только скажи. Ты даешь слово?

– Даю.

– По рукам. Положи на секунду палочки и подойди поближе, дело не для чужих ушей.

Вангелис засунул палочки в карман и наклонил голову к губам Иро. Она что-то прошептала.

– Чего?! – заверещал во всё горло Вангелис. – Как мы оседлаем весла?

– Ветви. Мы заберемся по стволу и захватим по ветке.

– А потом?

– Попросим лекарство от всех болезней. Помнишь, что рассказывала Оливия? Эликсир. Означает лекарство.

– Думаешь, оно сразу и от ракии, и от вина исцелит? Дядя и то, и другое пьет. Может, тогда