Ванечка и любовь - Микита Франко

ли насмешливо, то ли снисходительно:

- Ты знаешь, сколько мне лет?

- Мне всё равно, - ответил я. – Я хочу быть с тобой всю жизнь.

- Слушай, тебе просто кажется, что ты в меня влюблен. Я просто сбила тебя с толку.

- Мне не кажется, – прошептал я. – Я хочу жениться на тебе, когда вырасту.

Она провела ладонью по моей щеке. Это был такой простой жест, а я чуть не умер – даже колени подогнулись.

- Ты очень хороший, - сказала она. – Настолько хороший, что даже жаль, что мне не десять лет.

- Я дорасту, - пообещал я.

Нина покачала головой. Я почувствовал, что снова сейчас заплачу.

- Ну-ну, - снова запричитала Нина. – Не надо… Ты такой дурачок…

- Я дурак, - выдохнул я.

- Ты дурачок.

Она вдруг наклонилась и чмокнула меня в губы. Я так хотел этого момента, так о нём воображал, но теперь, внезапно получив, не испытал никакой радости.

- Зачем ты сделала это, если не любишь меня? – спросил я, отступив на шаг.

Подумав, она сказала:

- Я люблю тебя. Просто пока по-другому. Но если ты останешься хорошим человеком, я выйду за тебя замуж, когда ты вырастешь.

- Но я ведь буду далеко.

- Люди придумали самолёты! – напомнила Нина.

- Это больше суток с пересадками. И очень дорого. Просто так не полетаешь.

- Но всегда можно что-то придумать!

Я понял: она это просто так говорит. Хочет, чтобы я уже перестал мусолить эту тему и ушёл. Так говорят: «Всё будет хорошо» человеку, у которого случилась беда, потому что это специальная фраза, которая позволяет не вникать в чужое несчастье. Сказал шаблонное выражение и вроде как даже козлом не остался. Вот и она мне тогда говорила: «Что-то придумаем»! Потому что когда я улечу, она забудет меня, забудет свои слова, и ей будет уже настолько всё равно, что не придётся ничего придумывать…

- Я понял, - проговорил я хрипло. – Я пойду…

- Не переживай, Вань. Канада – это хорошо, - заверила она меня на прощание. - Ещё увидимся!

- Не знаю… - тихо ответил я.

Я вернулся домой заплаканный. Не разуваясь, прямо в кедах прошёл в комнату, и лёг на кровать в обуви. Зарылся лицо в подушку, пытаясь успокоиться.

Лев, даже не постучавшись, открыл дверь следом за мной, и ничего не сказал – замер на пороге. Думал, сейчас начнет ругаться из-за обуви, но он спросил: - Мучаешься?

Я промычал:

- Угу…

- Хорошо.

Я возмутился, поднял голову:

- Что хорошего?!

- Мука – высокое чувство, - пояснил он. – Такое же высокое, как и любовь. Не каждому дано.

Я промолчал: некогда мне было радоваться тому, что я, оказывается, умею мучиться! Как по мне, любовь куда приятней. Вот только почему-то они так тесно взаимосвязаны, что, кажется, невозможны друг без друга.

После этого мы не виделись ещё две недели: у Нины всё были какие-то дела. В конце марта она уезжала в Петербург на каникулы, вернулась бы только в апреле – а мы в апреле как раз улетали в Канаду! Я попросил её о встрече на прощание, а она сказала: «В пятницу утром, перед моим вылетом, встретимся у подъезда». Был первый день каникул, в школу не надо, так что я, конечно, мог прийти без проблем.

Только если бы не одно дебильное суперидиотское НО!

Долбаный хлеб!

Я рано проснулся, сильно заранее. Хотел привести себя в порядок, одеться как приличный человек, попшикаться одеколоном Льва. Но Лев возник на пороге моей комнаты и потребовал, чтобы я сходил за хлебом.

- Пусть Мики сходит, у меня важный день! – возмутился я.

- Мики идёт гулять с Сэм, это надолго. А тебе пять минут, никуда твоя невеста не денется.

В общем-то, он был прав. На часах было только восемь, а мы договорились встретиться в девять. И за хлебом я пошёл в достаточно спокойном настроении – в магазин прямо в нашем доме.

Катастрофа случилась на обратном пути, когда я проходил мимо двора Нины и увидел, что она садится в такси. Меня обожгла резкая тревога.

Такси тронулось, я помчался к нему, но надо было преодолеть пять подъездов – куда тягаться с машиной в скорости! Хотел закричать или начать махать руками, но заметил, что у подъезда Нины стоят Жора и их родители – а они почему не поехали?! В общем, как бы то ни было, я постеснялся выглядеть дураком.

Когда поравнялся с подъездом, такси уже вывернуло на дорогу и поехало на полной скорости. Смысла бежать дальше не было. Семейство Нины уставилось на меня со смесью любопытства и жалости.

- Куда она? – спросил я, даже не поздоровавшись ни с кем.

- В аэропорт, - ответила их мама.

- Почему так рано? А вы не едете?

- Так она ж со своим хахалем, - хмыкнула мать. – Рейс перенесли.

- Почему она мне не сказала? – глупо спросил я.

И правда глупо получилось. Их мой вопрос только позабавил.

Я побежал домой, на ходу набирая её номер, звонил, но она не брала трубку. Пока добежал до нашей квартиры – три раза успел позвонить, но она так ни разу и не взяла.

Я нервно застучал в дверь, мне открыл Лев, я со злостью пихнул ему хлеб, а потом вдруг… Вдруг пришла идея – в одну секунду.

- Папа! – отчаянно сказал я.

Лев даже вздрогнул от неожиданности. Никогда ещё я не говорил ему «папа».

- Папа, отвези меня в аэропорт! – почти плача, начал умолять я.

- Да мне на работу надо…

- Нина уехала, я не успел попрощаться! Пожалуйста, папочка…

Покашляв от неловкости, Лев негромко проговорил:

- Ну… Поехали.

Мы сели в машину, и пока выезжали со двора, Лев всё время повторял:

- Ты же понимаешь, что если она сразу пройдёт регистрацию, то вы не сможете попрощаться?

- Просто давай попробуем, - просил я.

- Пробуем…

Он держал руль одной рукой, а второй – набирал всякие номера в телефоне, звонил, говорил, что задержится, раздавал какие-то указания.

Но снова всё шло не так, как надо. Мы собрали все светофоры, которые только попались на дороге. Да ещё и долгие такие – стоять по шестьдесят секунд! Никогда не замечал, что шестьдесят секунд – это такая вечная вечность. Я нетерпеливо дёргал