Король Людовик Святой - Сергей Евгеньевич Вишняков

– Войско? – сказал возмущенный Ги д'Ибелин, поднимаясь и зло смотря на сарацин. – Да вы убиваете наших несчастных братьев. Каждый день по сотне, а то и больше! Скоро здесь вообще никого не останется! Вы и за нас приметесь?

– Успокойся, сеньор! Мы говорим не с тобой, а с вашим старшим герцогом.

– Чтоб вас черти в зад драли! – пробормотал д'Ибелин. – Говорить по-людски научитесь!

– Орденские рыцари приносили клятву на Евангелии, что никогда не сдадут ни одного из замков, чтобы освободить кого-то из плена, – ответил Пьер де Моклерк, разочарованный тем, что не деньги важны сарацинам, а земли. Про деньги договориться легче.

– Сеньоры рыцари, похоже, вы не хотите на свободу! – разочарованно произнесли эмиры. – Сейчас мы к вам пришлем наших ребят, которые займутся вами.

Сарацины ушли, а рыцари настороженно сбились в кучу.

– Как бы нас тут не прикончили! – сокрушался герцог Бургундский. – Чем отбиваться будем? Тарелками деревянными? Скамейками?

Тут в шатер вошла толпа молодых мамлюков с обнаженными саблями и мечами, нагло ухмыляющиеся, они что-то говорили по-арабски между собой, нахально поглядывая на рыцарей. Возглавлял их пожилой воин с седыми, почти белыми волосами.

– Верите ли вы по-настоящему в вашего Бога, который умер за вас и воскрес на третий день?

Драгоман из-за спин мамлюков перевел.

– Конечно, веруем! – уверенно, бодро ответили сеньоры.

– Что же, тогда вы не должны отчаиваться, когда вам придется ради своего Бога испытать такие же страдания, как и он. Если ваш Бог после смерти смог вернуться к жизни, то и вас он вернет, когда захочет. Только головы ваши вам самим из Нила доставать придется.

С этими словами мамлюки ушли, а в шатре воцарилось томительное молчание.

Вести о гибели армии стали приходить в Дамиетту быстро. В тот же день, когда свершилась катастрофа при Фарескуре и король попал в плен, галера папского легата бросила якорь под стенами города. Все борта и мачты галеры оказались утыканы стрелами, с судна снимали убитых. Христиане из Дамиетты сразу высыпали посмотреть и узнать, что происходит. Шевалье Оливье де Терм, оставленный Людовиком командиром гарнизона, не успел выйти навстречу легату Эду де Шатору, как на взмыленных лошадях примчались госпитальеры и конный отряд графа Яффы и стали наперебой говорить о сарацинах, преследующих армию крестоносцев. И если граф и госпитальеры еще питали надежду, что до конца дня войско подойдет к Дамиетте, веря в его силу, то Эд де Шатору сразу сказал, что надо молиться, кроме Бога никто не сможет помочь королю. Он видел, с каким трудом его галере удалось прорваться через сарацинский заслон на Ниле, видел, что все суда, следующие за ним, погибли либо пленены. Те, кто стоял на берегу реки и ждал корабли крестоносцев, могли и перерезать путь обессиленной голодом и болезнями армии.

О проблемах последних месяцев ничего не знали в Дамиетте – ни о тяжелых битвах при Мансуре, ни о гибели Роберта д'Артуа, ни о голоде и болезнях, ни о захвате кораблей с продовольствием. Оливье де Терм догадывался о проблемах, но ничего не говорил беременной королеве Маргарите. Особенно ясно стало, что крестоносцы попали в затруднительное положение, когда перестали возвращаться корабли, которые должны были разгрузить продовольствие в лагере крестоносцев и вернуться обратно. Новые суда посылались с заранее оговоренной периодичностью.

Никто не пытался утаить от Матильды Брабантской, что ее муж граф д'Артуа погиб, – ситуация накалялась с каждым часом. Истерике, случившейся с Матильдой, едва не уронившей новорожденного ребенка, вторила такая же истерика у Беатрис Прованской, ведь ее муж Карл Анжуйский сгинул со всей армией. Беатрис только что родила дочь Бланку, названную в честь свекрови, и нервы юной матери оказались на пределе еще и от тяжелых родов.

Тяжелее всех пришлось королеве Маргарите. Ей подходил срок рожать, ее огораживали от всех проблем, старались только веселить или занимать спокойными беседами. И тут нежданно-негаданно весть о катастрофе.

Несмотря на увещевания слуг, она с сестрой Беатрис просидела весь вечер у окна во дворце, выглядывая, не появятся ли на горизонте всадники. К ночи появились несколько конных рыцарей, которые смогли вырваться из сарацинской ловушки. Они сообщили страшную весть – армия сдалась, король, тяжелобольной, находившийся в арьергарде, вероятно, тоже в руках врага. Маргарита разревелась, у нее разболелся живот, и служанки испугались, что ребенок может погибнуть. Лекарь дал королеве успокаивающий отвар, верный провансалец-трубадур Брандикур уселся в головах королевы и тихо наигрывал на лютне ее любимую мелодию.

Но, даже заснув, она видела кошмары, в которых будуар вдруг заполняет толпа озверевших от крови сарацин с обнаженными мечами, перекошенными от ярости рожами. «На помощь! На помощь!» – кричала королева во сне и просыпалась в холодном поту. Брандикур, остававшийся в комнате, отгонял свой сон и сразу же шептал королеве: «Я здесь, моя госпожа! Я охраняю вас!»

Оливье де Терм, опытный в военном деле, сразу понял – надо ждать непрошеных гостей и приготовиться ко встрече. Всего тысяча пеших воинов – копейщиков и арбалетчиков в его распоряжении, даже немного усиленная госпитальерами и отрядом графа Яффы Жана д'Ибелина, не могла бы противостоять долго сарацинам. Тем не менее патрули были усилены, дозорных на стенах и башнях стало больше, все ворота в городе закрыли, кроме одних.

На следующий день после полудня дозорные увидели большой отряд пеших воинов, двигавшихся к Дамиетте. По мере приближения стали видны кресты и гербы на поднятых стягах. Вызванный Оливье де Терм воодушевился, надеясь на хорошие новости, но вскоре стало ясно, что здесь что-то не так. Двигались воины бесформенной толпой, стяги многие закидывали себе на плечо, шли молча, без песен. И хоть воины и были одеты в сюрко крестоносцев, носили характерные шлемы, но де Терму стало непонятно, кто это идет. Отряд подходил все ближе, и уже четко виднелись бороды на смуглых лицах.

– Тревога! – закричал Оливье де Терм. – Это сарацины! Арбалетчики, к бою!

Стены Дамиетты, обращенные в сторону подступавшего отряда, быстро покрылись стрелками. Отряд прекратил движение – люди там увидели, что по ним сейчас начнут стрелять. Бранясь и проклиная прозорливость христиан, переодетые в одежду попавших в плен крестоносцев, сарацины в спешке отступили.

Этот инцидент стал главным событием дня, все в городе его обсуждали, готовясь к худшему. Вечером у королевы начались схватки. Все духовенство, что оставалось в Дамиетте, отправилось в церковь молиться за благополучное родоразрешение королевы и спасение оказавшихся в плену христиан. Маргарита в перерыве между схватками отослала от себя всех, велев остаться только Брандикуру.

– Дорогой мой друг, – сказал она, бледная, с воспаленными красными глазами, – как