Страшные сказки Женщины в белом - Крис Пристли

дал себе зарок даже не думать о путешествиях на север.

— Верите ли вы, что прошлое продолжает жить и влияет на настоящее? — спросила Женщина в белом.

— Полагаю, верю в какой-то степени. — Я откинулся на спинку сиденья. — Я хочу сказать, история чертовски важна. Но я не думаю, что она и вправду может продолжать жить. То есть я не верю в упырей, которые могут восстать и схватить тебя. Я не верю в привидения. Я вообще не верю в сверхъестественное.

— Да? — Она вскинула брови.

— Да.

Она сидела и смотрела на меня с необычайной смесью веселости и недоверия на лице. Меня это ужасно рассердило, и я не стану искать оправданий тому, что в ответ нахмурился. В конце концов, эта дама едва меня знает. Какое основание имеет она сомневаться в моих словах? В сверхъестественное я не верю, и точка.

По-моему, люди, убежденные в существовании подобных вещей, в лучшем случае заблуждаются или ошибаются, а в худшем — они просто шарлатаны. Уверен, по большей части так называемые сверхъестественные явления можно объяснить — при условии, что будет задействован достаточно здравый рассудок. Стань я свидетелем необъяснимого, я бы, вероятно, думал по-другому, но такого со мной не случалось.

Хотя… Сидя в этом купе, я с поразительной ясностью припомнил один любопытный случай из очень раннего детства.

— Что такое? — спросила Женщина в белом.

Я хотел было ответить, что ни в чем, но обнаружил, что мне не терпится рассказать эту историю прежде, чем она снова померкнет.

— Кое-что вспомнил. Я уже об этом позабыл — или думал, что позабыл.

— И что же?

— Я играл у реки недалеко от дома. Я тогда был маленький, не старше пяти лет. Поскользнулся и упал в воду. Я немного умел плавать, но река была холодная и глубокая, повсюду воронки и водоросли, в которых я тут же запутался.

Я закричал, но только наглотался мерзкой на вкус воды и стал погружаться еще глубже меж стеблей камыша. Я изо всех сил старался подплыть к берегу, но безуспешно.

И тут мне на помощь пришла женщина, которая, должно быть, проходила неподалеку. Она наклонилась и протянула мне руку. Я сделал то же, и хотя между нашими ладонями было едва ли больше нескольких дюймов, это расстояние казалось целой милей.

Я снова закричал и забарахтался еще отчаяннее, но расстояние между нами как будто только увеличивалось. Из-за воды и слез перед глазами у меня все расплылось, и я не мог разглядеть ничего, кроме руки этой женщины.

Она наклонилась так далеко вперед, что ей самой грозила опасность упасть с берега. Но наши пальцы никак не могли встретиться, и я продолжал бултыхаться в холодной реке.

Надежда меня покинула. Казалось, я был обречен утонуть, а несчастная, которая могла бы стать моей спасительницей, была обречена за этим наблюдать. Она не успела бы никого привести. Если бы она побежала за помощью, я бы опустился на дно реки прежде, чем она бы кого-нибудь отыскала.

Вдруг раздался громкий всплеск, и я почувствовал, как чьи-то сильные руки обхватили меня, освободили из пут водорослей и вытащили из реки на берег, где я стал кашлять и отплевываться, лежа в объятиях отца.

Мать тоже была там, она плакала, повторяла мое имя и гладила меня по волосам. Плакал и отец. Это был первый и последний раз, когда я видел, как он плачет. И, чтобы довершить картину, я тоже разразился рыданиями — так я радовался, что меня спасли.

Напрасно я искал глазами женщину, которая пыталась меня вытащить — вокруг никого не было. Я спросил родителей, куда она подевалась, ведь не могли же они ее не заметить: она была здесь за секунду до их появления. Но они ответили, что никого не видели, а когда спросили меня, как она выглядела, оказалось, что я могу дать разве что самое расплывчатое описание: чем больше я силился уловить ее образ в мыслях, тем проворнее он ускользал от меня, словно сон после пробуждения.

Матушка уверяла, что это был мой ангел-хранитель, который не дал мне потерять надежду, пока не подоспела помощь.

— А что думаете вы? — спросила Женщина в белом.

— Не знаю. Это было давно. Но так или иначе, она помогла мне. Если бы она не протянула мне руку с берега, я бы, возможно, сдался реке.

— И все же вы не желаете признавать существование сверхъестественного, — улыбнулась моя собеседница.

— Возможно, мне это привиделось, — сказал я. — Или та женщина ушла, а мои родители, слишком занятые моим спасением, не заметили ее.

Женщина в белом сцепила руки и покачала головой.

— Вы всегда ищете рационального объяснения.

— Разве это так плохо?

— Иногда рациональное бессильно против иррационального.

— Да, но мы ведь говорим всего лишь об историях, — сказал я. — В конце концов, мистер Уэллс может писать о чудищах с Марса, но это не значит, что они существуют.

— Это и не значит, что их не существует, — ответила она.

— Прошу прощения. — Я нахмурился. — Я вас не понимаю.

— История — это частично легенда, или миф, или плод воображения. Но если о чем-то рассказывают в форме истории, не значит, что в этом нет правды.

— Ну, полагаю, нет…

— Но почему бы мне не рассказать вам еще одну историю? Что нам еще остается? У нас здесь не так уж много возможностей развлечься.

Я оглядел спящих пассажиров купе и был вынужден с ней согласиться.

— Очень хорошо, — ответил я. — О чем же ваша история?

— О, но, если я скажу, вам будет совсем не интересно, — улыбнулась она.

Джеральд

Эмма Рейнольдс ковыляла по крутой мощеной улочке в нескольких ярдах позади матери. Камни были скользкими после утреннего дождя, и мокрая улица блестела, словно змеиная кожа.

— Эмма, дорогая, поспеши же. — Миссис Рейнольдс на мгновение остановилась и бросила на дочь взгляд, полный неприкрытого разочарования и жалости. — И прошу, не надо смотреть вниз, когда идешь. Ты ведь знаешь, как меня это раздражает. Благородная осанка — благородная душа. Так говорит мистер Картрайт. Идем же.

Эмма не ответила. Мистер Картрайт — священник, и мать Эммы обожает его цитировать. Эмма смутно подозревала, что мать чуточку влюблена в мистера Картрайта, и виновато улыбнулась этой мысли.

Они дошли до верхушки холма, и раскрасневшаяся Эмма шумно выдохнула, чем навлекла на себя еще один уничижительный взгляд матери.

— Эмма, тебе и вправду пора научиться считать себя молодой леди, — сказала та. — И вести себя соответствующе.

— Да, матушка, — ответила Эмма устало.