Вильям Козлов - Президент не уходит в отставку

Но Дед на этот раз всерьез обиделся и, неслышно ступая мягкими лапами по паркету, ушел из комнаты. И обрубленный хвост у него был опущен.

— И ты, Брут? — с горечью произнес Сережа.

На этот раз он без колебаний набрал номер телефона.

Трубку сняла она.

Несколько раз произнесла ленивым глуховатым голосом: «Але, але, я слушаю».

— Лючия, я не могу сегодня с тобой в кино, — наконец ответил он.

— Грипп? — поинтересовалась она, однако в ее голосе он не почувствовал тревоги.

— Лючия, ты иди одна, — сказал он.

В трубке молчание, потом вздох.

— Что за глупости?

— Ну, с кем-нибудь другим.

— Ты никак меня ревнуешь? — В трубке смех. Негромким такой, равнодушный.

— Ты знаешь Андрея Пескова? — помолчав, задал он мучивший его вопрос.

— Конечно, знаю, — не задумываясь, ответила она.

— Он нравится тебе?

— Ты мне какие-то странные вопросы задаешь… — Она усмехнулась на том конце провода или кашлянула. — Мне нравятся передачи, которые он ведет.

— Передачи? — теперь удивился Сережа. — Какие передачи?

— «В мире животных», — раздраженно ответила она. — Они идут по телевизору каждую неделю.

— Разве его зовут Андреем? — Сережа с трудом сдерживал смех.

— Я не знаю, как его зовут, но фамилия его Песков. Это точно.

— Мне тоже нравятся передачи про животных, — сказал Сережа. — Помнишь, как крокодилов в Африке ловили?

— Не помню, — холодно ответила она и замолчала.

Что-то разговор не клеился. Потрогав ноющую бровь, он неожиданно для самого себя сказал:

— Лючия, может, нам не надо больше встречаться?

Сказал и ужаснулся: что она сейчас скажет?

Трубка с полминуты молчала. И снова он услышал вздох. На этот раз не равнодушный, немного прерывистый, будто она хотела рассмеяться или зевнуть.

— Как хочешь, — наконец ответила она. И после паузы: — Скажи: какая тебя сегодня муха укусила?

— Да нет, все в порядке, — поспешно сказал он. — В понедельник увидимся, гуд бай!

И повесил трубку.

Глава десятая

«Запорожец» стоял у деревянного сарая под толстой сосной и сверкал в лучах солнца. Он был выправлен, отремонтирован и покрашен в голубой цвет. Саша Дружинин как следует постарался для своих новых друзей. Только вблизи можно было заметить на капоте и дверце следы вмятин. Лучше бы не сделали и на станции техобслуживания. Сорока полностью отремонтировал все остальное: ходовую часть и мотор.

Они рассчитывали, что провозятся больше месяца, а уложились в семнадцать дней.

Сорока уже несколько дней один жил на даче: у него началась сессия, и он на работу не ходил. Еду готовил на газовой плитке. Первое сразу на несколько дней варила Алена. После их отъезда в город в понедельник рано утром Сорока обнаружил кастрюлю с супом.

Экзамен по философии Сорока сдал на «четыре», а теперь готовился рассчитаться с политэкономией. И еще останется два по спецпредметам. Потом почти полтора месяца отпуска! Сорока отправил в Островитино четвертое письмо, но ответа до сих пор нет. Последнее письмо он получил от директора школы-интерната год назад. Тот писал, что в районе поговаривают о ликвидации в Островитине школы-интерната, — мол, неудобное месторасположение, далеко от райцентра и прочее. И больше из Островитина не было никаких известий. Бывшие члены республики, с которыми он поддерживал переписку, тоже ничего не слышали о школе. После десятилетки разъехались по разным городам. Может, уже и школы нет?..

Сорока забрался в машину, положил ладони на руль и представил, как он с ветерком мчится по Ленинградскому шоссе… Здорово все-таки он соскучился по Каменному острову, летчикам… Отличные ребята эти шефы! Если бы не они, наверное, на Каменном острове и спортивного лагеря не было бы… Это они, летчики, доставили на вертолетах спортивное оборудование, строительные материалы, радиотехнику. Да что ни попроси у них — никогда не откажут!

Жаль, если школу-интернат расформировали, а пожалуй, так оно и есть, иначе бы директор давно ответил. Нет школы-интерната — нет и мальчишеской республики! Что там сейчас делается, на Каменном острове?..

Сквозь лобовое стекло он увидел, как по тропинке гуськом идут к дому Владислав Иванович, Алена и Сережа. Дед трусил впереди. В руке у Владислава Ивановича кожаный портфель. Лицо озабоченное. Помнится, там, на озере, он все время подшучивал над ребятами, а сейчас редко когда улыбнется и очень рассеянный. Нет бы отдохнуть на природе после города, а он как заберется в свою комнату, так до ужина не показывается. Слышно, как машинка стучит: то рассыпается длинными трелями, то будто споткнется и надолго замолчит, потом снова робко застрекочет… Большаков готовит докторскую диссертацию. Из-за нее он не поедет с ними на озеро. Говорил, что плотно засядет в технической библиотеке. У него еще не все концы с концами сходятся. А сейчас в институте он принимает экзамены у студентов. И только на даче в свободное от сессии время работает над диссертацией.

Никто из них не заметил Сороку. Лишь Дед, добежав до крыльца, нашел след и потрусил к машине и, поднявшись на задние лапы, заглянул в окно. Бородатая пасть его раскрылась, красный язык свесился поверх белых клыков казалось, он сейчас спросит: «Ты чего тут в машине торчишь?» Испугавшись, что Дед поцарапает свежую краску. Сорока вышел. Дед обрадованно запрыгал вокруг него.

Все окружили машину. В последний их приезд она еще не была покрашена: стояла ободранная, вся в безобразных пятнах шпаклевки.

— Недурно, — сказал Владислав Иванович. — Как философия?

Не будь здесь Алены, Сорока сказал бы, что получил четверку, а так лишь улыбнулся — мол, все в порядке.

Сережа любовно гладил «Запорожец», трогал рукоятки, наконец не выдержал и забрался в кабину. Видя, как он там защелкал тумблерами, завертел баранкой, Алена обеспокоенно посмотрела на Сороку:

— Он не заведет ее? Чего доброго, врежется в сарай?

— Вряд ли, — улыбнулся тот.

Во время аварии «Запорожца» аккумулятор треснул и вышел из строя, и сегодня Гарик должен был привезти новый, который два дня был на зарядке. Сорока не завидовап ему: тащить на себе в такую жару в продуктовой сетке пудовый аккумулятор! Вообще-то Гарик уже должен был бы приехать.

— Теперь даже Ростислав Андреевич не назовет машину металлоломом, сказала Алена. — Вот только цвет…

— А что цвет? — высунул голову в окошко Сережа. — Наша голубая мечта и должна иметь голубой цвет.

— Ты, оказывается, романтик, — улыбнулся сыну Владислав Иванович.

— Какая же это романтика? — возразила Алена. — Голубая мечта… Банальщина!

На тропинке — легок на помине! — показался профессор с фокстерьером. Он поздоровался со всеми за руку, критически осмотрел машину.

— По-моему, эта вещь была другого цвета, — заметил он.

Сорока отвернулся, чтобы не прыснуть. Алена кусала губы, а Сережа нагнулся над рулем, пряча лицо.

— Кстати, почему вы ее сделали голубой? — спросил профессор.

— Цвет голубой мечты, — сообщила Алена.

— Гм, — изрек профессор, — звучит довольно вульгарно… — Алена победоносно взглянула на Сережу — дескать, что я говорила?..

— Вы перекрасьте этот агрегат в цвет слоновой кости, — с невозмутимым видом посоветовал Ростислав Андреевич.

— Зачем? — поинтересовался Сережа.

— Видите ли, цвет слоновой кости на семьдесят процентов будет отражать солнечные лучи… — В этот момент Грозный с рычанием бросился на вылезшую из большой сумки, что стояла у ног Алены, сиамскую кошку. Поднялся истошный лай, визг. Кошка взлетела на ближайшее дерево, причем совсем не высоко, и оттуда, махая когтистой лапой, тоненько рычала и фыркала на прыгавших у ствола собак.

Это отвлекло профессора от машины, и он о чем-то оживленно заговорил с Владиславом Ивановичем. Видно, это был старый спор. Посыпались непонятные технические термины. Концом своего зонта он принялся на тропинке чертить какую-то сложную схему. Владислав Иванович сначала стоял и смотрел, вставляя слова, потом присел на корточки и, взяв с земли сучок, тоже принялся рядом чертить другую схему.

Алена посмотрела на них и повернулась к Сороке.

— Теперь до ужина не остановятся, — понизив голос, чтобы они не услышали, сказала она. Впрочем, если бы она и громко произнесла эти слова, они бы не услышали. Теперь оба ученых сидели на земле и, оживленно переговариваясь, чертили пересекающиеся линии и формулы на песке. А сверху с интересом смотрела сиамская кошка на двигающиеся палочки в их руках.

Дед и Грозный, забыв про кошку, обследовали стволы деревьев. Оба пса давно были знакомы и жили в дружбе и мире. И оба терпеть не могли кошку. Той было скучно, и, по-видимому, чтобы развеселить себя, она при всяком удобном случае внезапно нападала на собак, кусала за ноги, хвост и тут же взлетала на ближайшее дерево.