Изгнанная - Даниэль Харрингтон

одним ухом у неё торчит красная ручка, удерживая собранные в пучок каштановые волосы. Она отрывается от своего занятия и вытаскивает ручку из-за уха.

– А, мисс Холлис Таймвайр. Рада видеть, – говорит она. – Родители должны гордиться тобой. Вступление в возраст – это важный этап.

– Да, мэм.

– Ты без сомнения станешь замечательным дополнением к нашему обществу.

– Благодарю.

– А учитывая последнее повышение твоего отца, у тебя не возникнет проблем с продвижением по службе, – щебечет она. – Уверена, что ты пойдёшь по его стопам. Командующий офицер элитных войск Зоны 19. Есть на кого ориентироваться. Какое достопочтенное семейство.

Я скромно склоняю голову:

– Вы очень добры.

– Можно мне взглянуть на твои документы?

– Конечно, – киваю я, вытягивая из кармана несколько листов бумаги. Верхняя кромка заляпана грязью, и очертания золотой президентской печати слегка размыты.

Она тут же вцепляется взглядом в этот недочёт. У меня дрогнули губы, и, кажется, желудок сейчас выскочит наружу.

Сквозь сумятицу мыслей в голове снова пробивается голос матери: «Холлис, сегодня ты станешь взрослой».

– Я знаю. Я совершила ошибку.

– У нас ошибки недопустимы.

Ошибки недопустимы. Я должна была знать, что хилая полка над моим столом совсем не место для аквариума. Нельзя было ставить Бетту туда. Хорошо, что бумаги вообще сохранились.

– Так-так, – говорит регистраторша, забирая документы.

Ей требуется немного времени, чтобы просмотреть все листы. Она осторожно разворачивает каждую бумажку, как будто прикасается к чему-то гадкому и омерзительному. На её лице ничего не отражается, но поза становится напряжённой. Ладони потеют, и я сжимаю их, как в молитве.

Она на мгновение отворачивается от меня, чтобы написать что-то на невидимой мне доске. Скрежет красного маркера, отражаясь от сводчатого мраморного потолка, в абсолютной тишине коридора кажется оглушительным.

Ещё ничего не началось, а я уже получила плохую отметку…

Семнадцать шариков. Семнадцать шариков, образующих цепочку, которой пристёгнута чёрная ручка к стойке. Этой ручкой я подпишу свою присягу.

– Что ж, похоже, всё в порядке, – говорит регистраторша, заканчивая просматривать последнюю страницу. – Прошу вас написать свои инициалы и поставить подпись – вот здесь.

Я беру ручку, откидывая цепочку поверх запястья, и пишу своё имя. Служащая забирает бумагу и аккуратно убирает её в большую папку.

– Прошу вас, пройдите вон туда, мисс Таймвайр, – произносит грузный мужчина в белом костюме. Он указывает на лифт в дальнем углу холла, и я иду следом за ним. Звякнув, двери лифта расходятся в стороны. Я вхожу.

– Пройдите идентификацию, – произносит мелодичный голос.

Мужчина кладёт большой палец на сканер отпечатков прямо над кнопочной панелью. Лифт мигает.

– Идентификация пройдена.

Я вижу тринадцать отполированных кнопок. Наверху маленькая белая, отличающаяся от других двенадцати серебристых.

Сопровождающий нажимает на кнопу «третий этаж», и лифт приходит в движение, устремляясь вверх с тошнотворной скоростью. Желудок сжимается, но я беру себя в руки.

Почему я так нервничаю? Люди больше не проигрывают в этой генетической лотерее. Такого больше не случается. С последнего случая прошло двенадцать лет. Двенадцать. Пора прекращать вести себя как недисциплинированный ребёнок. Нужно успокоиться. Это просто тест. Тест проходят все. И всегда успешно.

Я делаю несколько успокаивающих вдохов, когда лифт останавливается и двери, звякнув, расступаются. Я выхожу, и мой сопровождающий ведёт меня к первой двери – комнате ожидания. Он касается ладонью боковой панели и дверь открывается.

– Займите место и ждите вызова.

– Да, сэр.

Я едва успеваю договорить, как дверь передо мной захлопнулась. Сопровождающий избавился от меня, и, наверное, он очень этому рад.

С минуту я стою, замерев на месте, пока до меня не доходит, что я должна сесть. Я занимаю ближайшее ко мне сиденье. Оно идеально белого цвета, и когда я оглядываюсь, то понимаю, что вокруг всё белое. Неестественно белое.

Кто-то кашляет, и я едва не подскакиваю до потолка. Быстро прихожу в себя и кладу руки на колени. Я не сразу замечаю, что в комнате ещё семеро новобранцев, смирно ожидающих своей очереди в полной тишине. Их лица непроницаемы, как и положено лицам послушных детей, но наверняка все думали об одном и том же.

С какой стати я могу провалить тест? Есть ли у меня биомаркер? Один случай на десять миллионов?

Желудок снова сжимается. Сегодня я не могу рассчитывать на свои достижения, потому что это тест не моих знаний и навыков. Это тест крови.

«Всех с днём рождения, – думаю я про себя. – Будем надеяться, что у нас у всех здоровая кровь».

Не могу себе представить, что чувствовал тот самый ребёнок. Случай, который привлёк внимание всё мировой общественности. Когда у кого-то был обнаружен положительный тест, на него повесили ярлык прокажённого. Его признали представителем ненавистной расы смертоносных тварей, которые практически уничтожили всё человечество. Я содрогаюсь. Даже думать об этом противно. К счастью, этот биомаркер практически исчез. Великим станет тот день, когда человечество полностью изживёт его из генов.

Я натыкаюсь глазами на стойку в конце комнаты ожидания. Прямо напротив двери. План центра тестирования висит под серебряными часами. Поэтажный план очень запутанный и такой мелкий, что отсюда мне его не разглядеть.

Дверь приёмной распахивается, врезаясь в тишину подобно дьявольскому ножу. Сердце подпрыгивает вверх.

В дверь входит пухлая медсестра с пробковой доской и называет имя.

Я стараюсь успокоиться, сбросить напряжение, но я прослушала имя. Она позвала меня? В комнате никто не пошевелился. Должно быть, она позвала меня.

Собрав в кулак всю оставшуюся волю, я уже готова встать, но, к моему облегчению, кудрявая девочка у самого выхода вскакивает на ноги, сжимает костистые руки в кулаки и подаётся вперёд.

– Прошу, следуйте за мной, – говорит медсестра.

Девочка подчиняется, а я снова опускаюсь на сиденье, едва не теряя сознание.

Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Семь раз шнурки на моих ботинках входят и выходят из металлических колечек. Глазами я слежу за их сложным переплетением.

Как глупо с моей стороны. Я вошла в комнату пять минут назад. Я не могу быть следующей. Я должна идти после всех присутствующих, которые ждали тут неизвестно сколько. Просто нужно успокоиться.

Опорой для меня становится безупречная воля и благородство моей матери. Я сижу ровно и стараюсь, чтобы моё лицо хоть немного было похожим на её лицо. Я вспоминаю её слова: «Запомни, Холлис. Это только один день, и после этого ты никогда не вспомнишь об этом».

Она права. Когда всё закончится, я запихну воспоминания о сегодняшнем дне поглубже, вместе со всеми эмоциями, которые испытала сегодня. Я злюсь на себя за проявления этих чувств. Я навсегда забуду обо всём этом.

Вот на чём