Роберт Стивенсон - Стихи

Но мрак отступает, и вечер согрет

Огонь все окрасил в свой яростный цвет.

Тревожно дрожа, он в камине возник

И вдруг замерцал на названиях книг.

Я город горящий увидел в огне.

(А может быть, это привиделось мне?)

Две армии бьются у башен его...

Но вот все погасло и нет ничего.

Но угли потухшие вспыхнут потом

И город пылает, как чудный фантом,

И в этой горячей и алой стране

Вновь армии бьются в смертельной войне.

Кто видел горящие те города?

И армии те маршируют... куда?

О, сколько миров обратилось в золу,

Пока у огня я сидел на полу!

К Минни

Ты помнишь, Минни, или нет

Обоев в детской нежный цвет

В вечерней дымке голубой,

Ведь там играли мы с тобой,

И я - не смейся надо мной

Мечтал, что станешь мне женой.

Припомни, Минни, те слова,

Дни именин и Рождества,

Шептанье перед сном.

Ты помнишь: много лет назад

Дышал и плакал ночью сад

В июне за окном.

Для милой Минни столько раз

Я небывалый вел рассказ

О битвах в дальней стороне,

О Севастополе в огне,

Про флибустьерский флот...

Тонули из коры суда,

Тревожно блеяли стада,

А дети, прибежав сюда,

Шли через речку вброд.

Все это помнится с трудом.

Как изменился старый дом!

Теперь средь нашего двора

Шумит чужая детвора.

Река сверкает как стекло.

А детство? Нет его, прошло.

Поток меж мельничных колес

Так далеко его унес.

Но, Минни, нам издалека

Звенят два детских голоска,

Два голоска из серебра

Звучат, как прежде, как вчера:

"Далёко ль Вавилон?"

Ах, дорогая, если б знать,

Где чудный Вавилон искать!

Где ты? Где я? Где он?

"Пусть нас уносит свечки свет!"

Мне слышится опять.

С тобой вдвоем препятствий нет...

Но время через столько лет

Не повернется вспять!

Не ранее, чем час пробьет

И хлынет свет слепя,

Судьба нас в детство приведет,

И встречу там - тебя.

Тебе, далекая моя,

Я шлю привет через моря,

Через пустыню лет.

Нашли так много дней назад

Мы в шкафчике индийском клад:

Нить бусин и браслет;

Перо павлинье было там,

Божок из бронзы, пестрый хлам.

Но душу наполнял тоской

Внутри ракушки шум морской.

Ты помнишь, Минни, у стола

В гостиной Индия была?

И знал я, что когда-нибудь

Мы в Вавилон отыщем путь!

Но свет тех давних небылиц,

Сиянье наших детских лиц,

Моя мечта, глаза твои

Вот все сокровища мои.

О, Минни, сквозь года и дни

Свою мне руку протяни,

Как будто стали мы детьми,

И строки нежные прими.

Небесный хирург

Когда желания умрут

И радости великий труд

Мне станет вдруг не по плечу

И я угрюмо замолчу,

Когда сиянье детских глаз

Меня не тронет в первый раз,

А плеск дождя и блеск огня

Не будут волновать меня

О Боже, счастья острие

Вонзи в сознание мое.

Но если не проснется дух,

Не будь к моим моленьям глух

И скальпель смертной боли Ты

Вгони мне в сердце с высоты!

***

"Мой дом", - скажу. Но стая голубей

Считает крышу вотчиной своей,

Так влюблены, что им не до меня

Весь день в трубе каминной воркотня.

И кошка - спеси царственной полна

Под шкуркой золотистого руна

На кресло мое влезет, как на трон,

Чтоб озирать владенья с трех сторон.

И пес со мною по-хозяйски строг

Захочет и не пустит на порог.

Садовник называет сад своим.

И я давно уже поверил им:

В свой дом вхожу я робко, словно гость,

Корону скромно вешая на гвоздь.

Романс

Я сделать обещаю тебе, мой друг, всерьез

Цветные украшенья из радуг, звезд и гроз.

Построить я сумею нам замок на двоих

Из дней лесных зеленых и синих дней морских.

А спальню я устрою на берегу реки,

Где зацветет ракитник, зашепчут тростники,

Где ты омоешь тело, чтоб засиять красе,

В летучем летнем ливне, в сверкающей росе!

И музыкой чудесной покажутся в тиши

Тебе тогда все песни живой моей души,

А прямо от порога незримого дворца

Откроется дорога, которой нет конца.

К морю

Зачем тебе трудиться день и ночь,

Чтобы в песок каменья растолочь?

Бесплодно тратить летний свой досуг,

Волной беспечно водоросли рвать,

Могучей силой великаньих рук

Цветную гальку гладко шлифовать

Для лилипутов сотни тысяч штук

Тех безделушек выточить с утра.

Труд этот вечный полон тяжких мук

Вот так из камня, все забыв вокруг,

Китайский мастер режет кружева.

Но есть в любой работе Божьих слуг

Свой тайный смысл смиренья и добра,

Ведь скрыто в нас дыханье Божества.

***

Проделки эльфов и чертей,

Тиранов злобных торжество

На представленье для детей

Увидим мы на Рождество.

Лишь только кашлянет суфлер,

Как фея палочкой взмахнет:

На злых накинув нежный флер,

С них сбросит всех пороков гнет.

Вот так же ангелы с небес

На наш спектакль глядят скорбя,

Где все мы - в масках или без

Сыграть пытаемся себя.

Но прежде чем опустит вниз

Свой занавес судьбы рука,

К нам выйдет Смерть из-за кулис,

Как королева фей, легка.

И прежде чем сгустится мгла,

Освободимся мы тогда

От добродетели и зла,

Молвы, и страха, и стыда,

Чтоб наконец любой из нас

Смог стать собой вне суеты

И проступили в смертный час

Души прекрасные черты.

Печальная перемена

Я слишком долго молод был,

Я жизнь вкусил сполна.

Но проступает седина,

Теряет песня пыл.

За прежний жар я заплатил

Тоскою и мольбой.

Я слишком долго молод был

Не обойден судьбой.

Теперь я все права купил,

Жизнь обменяв на смерть,

С толпой идти и в хоре петь,

А против - нету сил.

Я знаю все, я все забыл...

Я слишком долго молод был.

Марка с изображением могилы Стивенсона, выпущена на Самоа.