Шторм по имени Френки - Никола Скиннер

не слышала его. Я даже не чувствовала его запаха. Оно и к лучшему.

Мужчины поглядели на стену колючих зарослей, стоически вздохнули и двинулись вперёд.

– Надо было захватить мачете, – сказал толстяк, когда новые царапины появились на его щеках, а шипы вцепились в пузо.

– В следующий раз, – сказал Хвост, мужественно поморщившись, когда стебель уколол его в глаз.

Я тащилась за ними, словно подружка невесты, которая втайне мечтает оказаться совершенно в другом месте. Ощущение было такое, будто мы идём по разросшемуся дождевому лесу. Тут и там среди кустарника встречались напоминания о моей прежней жизни – несколько досок на траве, где когда-то стоял стол для пикника, рама от детского велосипеда, обломки дорожки из красного кирпича, которую выложили родители.

После долгой и тяжёлой борьбы с колючими кустами они поднялись на вершину холма.

– Вот оно, – сказал Хвост, стоя перед ветхой полуразрушенной халупой.

Папин сарай.

Выглядел он плохо. Хотя, если честно, сарай ещё при папиной жизни дышал на ладан. Всё же время и морской воздух оставили свой след. Обвалившаяся крыша сгнила, а когда открыли дверь, она замерла на мгновение и рухнула с петель, потревожив маленькую лисичку, обитавшую в сарае. Лисичка, возмущённо пискнув, убежала. Деревянный пол уступил место траве, возвышавшейся над нашими головами. Сквозь стебли я заметила останки папиного мольберта.

Я повесила голову. Мне почудился запах краски, терпентина и сигарет.

.

«Ну что ты стоишь без дела, – представила я его голос. – Спроси, есть ли у них домашние питомцы! Мы ведь сами куём свою удачу, правда? Давай, дочка, подсуетись!»

Мужчины ушли в сторону дома.

Я с тоской принюхалась к воздуху, но запах исчез.

В движениях толстяка появилась какая-то медлительность и задумчивость. Его прежний восторг как рукой сняло.

– Включи ещё раз, что ты знаешь о Клиффстоунской трагедии, – пробормотал он. – Нам рассказывали в школе, но моя закачка тормозит.

Мужчина постарше поморщился.

– Это десять иссети печально, – сказал он, отпихивая колючие кусты на ходу. – Во французском городке произошло аномальное землетрясение, что само по себе трагично, – много людей погибло. Но никто и не догадывался, куда двинется сейсмическая волна. Она пронеслась по морскому дну прямиком в Дорсет, и Клиффстоунс принял на себя основной удар. Вся деревня – три тысячи жителей – была стёрта с лица земли.

– Ну, знаете, – проворчала я, – не вся.

– Кто бы мог подумать, – сказал его товарищ печально.

– Дом Рипли – единственное уцелевшее здание, потому что он стоит выше всех в деревне. А вот семье не повезло. Их не было дома, и они тоже утонули. Ох уж эта Френки, такая эгоистка – она бы тебе не понравилась, поверь мне, – родилась в шторм…

– Как и все худшие люди в мире.

– …она заставила их пойти в ресторан, хотя у них холодильник был забит до отказа, а по телевизору показывали хороший фильм. Ужасный ребёнок.

– Я слышал об этом. А ещё у неё волосы пушились в дождь, да?

– Точно.

– Очень подозрительно.

– Согласен.

– Слушай, босс?

– Да?

– Этот разговор происходит на самом деле или он порождён нечистой совестью Френки?

– Какая разница? Главное, что это правда.

Уже во второй раз я слушала историю своей смерти.

Лучше не стало.

Хвост остановился на минуту и вытер лоб носовым платком.

– Деревню так и не восстановили. Этот дом никто не хотел покупать. Заботливые родственники решили заколотить его. Потом, когда природа взяла своё… – он кивнул на колючие кусты, – люди забыли, что здесь кто-то когда-то жил.

– До сегодняшнего дня.

– Салютно, – сказал Хвост. – Находка века. Не терпится взяться за работу.

А это что значит? И почему они сказали, что в следующий раз принесут мачете, чтобы срубить кусты?

И чему Хвост ухмыляется? Вы только посмотрите, с каким торжествующим видом он обрывает ветки, будто львов усмиряет, расхаживает по нашему саду словно хозяин. Смотрит на дом – наш дом! – оценивающим взглядом, будто судья на шоу талантов, который раздумывает, нажимать на золотую кнопку или нет.

И почему – раз уж мне приспичило задавать себе сложные вопросы – почему он помогает своему товарищу повесить какую-то табличку на входную дверь?

На табличке сказано:

И почему они оба так довольны собой?

23

Летучие мыши во тьме

Через несколько дней, после того как они повесили это объявление, в мой дом стали приезжать первые из многочисленных посетителей. А когда я говорю «посетители», я имею в виду совершенно незнакомых людей, которых никто сюда не приглашал. То есть никакие они не посетители вообще-то. Я бы сказала, непрошеные оккупанты. Как божьи коровки-каннибалы, которых никто не любит, или уховёртки…

Они творили, что хотели, у них были ключи от нашего дома, они приходили, когда им вздумается, и не важно, как я их называла, потому что ни один из них меня не слышал.

На них были сиреневые футболки с надписью «Общество охраны исторических зданий: бригада уборщиков». Они пили много чая. Они ели много странных на вид серых печений. Они слушали много незнакомой поп-музыки.

Первое время они по большей части убирались.

Только и делали, что скребли и чистили. Если запустишь свой дом на целый век, мусора, как оказалось, накопится немало. Но предлагаю не углубляться в подробности, у вас ведь наверняка найдутся дела поинтереснее, чем читать про домашнюю уборку длиной в восемнадцать месяцев. Я избавлю вас от этого. Может, я и умерла, но я же не чудовище!

Какое-то время я одним глазом поглядывала на входную дверь. Вдруг вернутся мама, папа и Бёрди. Кто знает. «Ты же не думала, что мы бросим тебя, правда?» – скажут они.

Но когда прошло шесть месяцев, а они так и не появились, я всё поняла.

Папа никогда не следил за часами, но даже он сумел бы подняться на холм за это время. Пора взглянуть фактам в лицо. Если они не вернулись за сто два года да ещё шесть месяцев, значит, они не вернутся никогда.

После того как бригада уборщиков закончила своё дело, прислали команду реконструкции и восстановления.

И вот тогда я поняла, что готова отдать всё, что угодно, чтобы вернуться к чистке. Потому что, когда ты мёртв и группа незнакомых людей перестраивает твой дом, это грустно и печально. Не знаешь, куда себя деть. Не остаётся ни одного родного знакомого места. Кто-то где-то всегда обсуждает несущие балки.

Иногда мне удавалось побыть одной в своей спальне, но несколько месяцев подряд там тоже работали строители и реставраторы, и