Маленький лорд Фаунтлерой - Фрэнсис Ходжсон Бернетт

по своей сегодняшней беседе с лордом Фаунтлероем, будущий граф Доринкорт будет думать о других не меньше, чем о собственной благородной персоне. Пусть он пока еще ребенок, но мне кажется, что ему можно доверять.

Мать вышла за Седриком и привела его обратно в гостиную. Уже из коридора до мистера Хэвишема донесся его голос.

–У него воспилительный ревматизм,– объяснял он.– Это самый ужасный ревматизм, какой только бывает. И он все думает про то, что ренту платить нечем, и Бриджет говорит, что от этого у него еще больше воспиление. А Пат мог бы наняться работать в магазин, будь у него приличная одежда.

Когда Седрик вошел, на лице его читалась искренняя тревога. Было очевидно, что ему очень жаль Бриджет.

– Душенька сказала, вы хотели меня видеть, – сказал он адвокату. – Я разговаривал с Бриджет.

Мгновение мистер Хэвишем в нерешительности глядел на него с высоты своего роста. Его одолело странное смущение. Все-таки, как сказала мать Седрика, он и вправду был очень мал.

– Граф Доринкорт… – начал он, а потом невольно перевел взгляд на миссис Эррол.

Тут мама маленького лорда Фаунтлероя вдруг опустилась на колени подле сына и нежно обняла его за плечи.

– Седди, – сказала она, – граф – твой дедушка, папа твоего папы. Он очень-очень добрый, он любит тебя и хочет, чтобы ты тоже его любил, потому что все его сыновья, три его маленьких мальчика, умерли. Он хочет, чтобы ты рос счастливым и других делал счастливыми. Он очень богатый, и ему хочется, чтобы у тебя было все, чего ты пожелаешь. Так он сказал мистеру Хэвишему и передал ему для тебя много денег. Теперь ты можешь дать денег Бриджет, чтобы она заплатила ренту и купила Майклу все, что нужно. Разве не замечательно, Седди? Правда, он добрый? – И она поцеловала сына в круглую щечку, тотчас загоревшуюся румянцем радостного изумления.

Седрик перевел взгляд с матери на мистера Хэвишема.

– А можно сейчас? – воскликнул он. – Можно я сейчас же их ей отдам? Она уже уходит!

Мистер Хэвишем вручил ему деньги – свежие, новенькие зеленые банкноты, скрученные в аккуратную трубочку.

Седди стрелой метнулся из комнаты.

– Бриджет! – услышали они его оклик, когда он влетел в кухню. – Бриджет, погоди минутку! Вот тебе деньги. Это чтобы ты заплатила ренту. Мне их дедушка дал. Для тебя и Майкла!

– Ох, мастер Седди! – ошеломленно воскликнула Бриджет. – Да ведь тут два с половиною десятка долларов! Где же хозяйка?

– Думаю, мне следует пойти и все ей объяснить, – сказала миссис Эррол.

Она тоже вышла из комнаты, и мистер Хэвишем на какое-то время остался один. Подойдя к окну, он задумчиво посмотрел на улицу. Ему представлялось, как старый граф Доринкорт сидит в огромной, величественной, мрачной библиотеке своего замка – одинокий, разбитый подагрой, окруженный великолепием и роскошью, но никем не любимый, потому что за всю свою долгую жизнь он сам никого по-настоящему не любил, кроме себя; он был эгоистичен, капризен, высокомерен и гневлив; ничто не интересовало его, кроме него самого и его удовольствий; все его богатство и власть, все преимущества благородного имени и высокого ранга казались ему лишь средством развлечь и ублажить себя; а теперь, когда он стал стариком, все эти радости и наслаждения принесли ему лишь болезнь, раздражительность и неприязнь к миру, который и сам его решительно недолюбливал. Несмотря на величие его титула, не бывало еще на свете более непопулярного старого дворянина, чем граф Доринкорт, да и более одинокого пришлось бы поискать. Он мог бы заполнить дом гостями, если бы пожелал, мог бы давать роскошные обеды и устраивать грандиозную охоту; но он знал, что люди, которые примут его приглашение, будут втайне бояться его хмурого стариковского лица и саркастических язвительных речей. Он обладал острым языком и желчным характером, и ему нравилось глумиться над людьми и выводить их из себя, когда они оказывались в его власти, высмеивать их чувствительность, гордыню или робость.

Резкий, суровый нрав старого графа был отлично знаком мистеру Хэвишему, и, глядя в окно на тихую узенькую улочку, адвокат невольно вспомнил о нем. Ярким контрастом встал перед его мысленным взором образ веселого, симпатичного малыша, который сидит в слишком большом для него кресле и невинно, по-доброму и без прикрас рассказывает о своих друзьях – Дике и торговке яблоками. Мистер Хэвишем подумал о колоссальном доходе, прекрасных, величественных поместьях, о власти вершить добро и зло, которые со временем окажутся в маленьких пухлых ладошках лорда Фаунтлероя, по обыкновению засунутых глубоко в карманы.

– Все очень изменится, – сказал он себе. – Все очень сильно изменится.

Вскоре Седрик и миссис Эррол вернулись в гостиную. Настроение у мальчика было самое приподнятое. Он уселся в кресло между матерью и адвокатом и завел свой обычный чудной разговор, сложив руки на коленях и сияя от удовольствия, которое доставила ему восторженная реакция Бриджет.

–Она расплакалась!– объявил он.– И сказала, что плачет от радости! Я никогда не видел, чтобы от радости плакали. Мой дедушка, наверное, очень добрый. Я и не знал, что он такой добрый. Мне теперь даже… даже конфортнее становиться графом. Я почти рад… почти совсем рад, что им буду.

3

За последующую неделю Седрик еще не раз убедился в многочисленных преимуществах графского титула. Казалось, он просто неспособен осознать до конца, что у него едва ли теперь может возникнуть желание, которого он не сумел бы с легкостью удовлетворить; на самом деле, пожалуй, этого он так и не понял. Однако, побеседовав несколько раз с мистером Хэвишемом, он уяснил, что может исполнить все, чего ему хочется прямо сейчас, – чем и занялся с простодушным восторгом, обеспечив мистеру Хэвишему неистощимый источник развлечений. На неделе, оставшейся до отплытия в Англию, пожилой адвокат переделал множество самых диковинных дел. Ему еще долго вспоминалось то утро, когда они вдвоем отправились в центр города навестить Дика, а также послеобеденный визит к торговке яблоками с впечатляющей родословной и то, как они изумили ее, остановившись у прилавка и сообщив, что скоро у нее появятся навес, печка, теплый платок и некоторая сумма денег – последнее известие показалось ей особенно чудесным.

– Ибо мне предстоит отплыть в Англию и стать там лордом, – благодушно объяснял Седрик. – И я не хотел бы думать про ваши кости каждый раз, как идет дождик. У меня кости никогда не болят, так что я не знаю, насколько это больно, но я очень вам сочувствую и надеюсь, что вы поправитесь.

Когда они отошли, оставив лоточницу