Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 3 - Александр Дмитриевич Григорьев

№ 348. Мамаево побоище. Единственный неконтаминированный вариант «Ильи и Калина», однако и в нем просматривается влияние «Камского побоища»; заглавие «Мамаево побоище» принадлежит исполнителю. В самой былине имя Мамая не упоминается, вражеский предводитель назван «Скурловцем». Сказитель неплохо владел былинным стихом, эпическими формулами, использовал ряд оригинальных синонимичных словосочетаний («засловники-заступники», «палиця-убивиця»). Есть в тексте и отклонения от традиции, связанные с индивидуальными новациями певца или его учителя. Они коснулись и словоупотребления («свита-армия», «казаки да разгоречилисе» и др.), и сюжетосложения (персонажи попадают в такие ситуации и совершают такие действия, которые не свойственны русскому эпосу). Иногда эти дополнения удачны (Алеша Попович обижается на княгиню за то, что она не посылает его биться с врагами), но гораздо чаще входят в противоречие с устоявшимися характеристиками героев. (Князь Владимир уезжает в чистое поле «показаковать», отпор врагу организует княгиня; Добрыня отказывается в одиночку биться с захватчиками, опасаясь плена и смерти, и т. п.). Имя Окольника-наездника, видимо, появилось в результате искажения «Сокольника-наездника».

№ 349. Женитьба князя Владимира на греческой княжне; Илья Муромец и Удолище. От Аникеева записаны три былины, которые он воспринимал как своеобразную трилогию, исполняя их в том порядке, в каком они опубликованы Григорьевым. Особой необходимости в этом нет — тексты вполне самостоятельны и по содержанию не связаны друг с другом (см. №№ 350, 351). В них очевиден отпечаток личного творчества сказителя и книжного влияния, использованы нетрадиционные имена, сюжетные ходы, чуждая народно-поэтическому словарю лексика. В данной былине, открывающей «трилогию», механически объединены сюжеты «Дунай-сват» (первая его часть — добывание невесты для князя Владимира) и «Илья Муромец и Идолище». Несмотря на очевидное знакомство певца с летописным сказанием о женитьбе великого киевского князя Владимира на греческой царевне Анне (см. с. 244), рассказ о женитьбе былинного князя Владимира в основном повторяет сюжетную схему «Дуная» в местной редакции. Текст изобилует отклонениями от эпических канонов (невеста названа Настасьей; Добрыня заменил Дуная в роли свата, выполняет он эту миссию в одиночку и т. п.). Во второй части произведения («Илья и Идолище») главным героем является другой богатырь, что противоречит законам былинного сюжетосложения.

№ 350. Победа богатырей черниговского князя Олега со Святогором Ром. во главе над войском кн. Додона; купанье Святогора с Ильей Муромцем, Добрыней и Алешей Поповичем; смерть во гробу и погребение Святогора. Тяжеловесное название, которое вынужден был дать произведению собиратель, — прямое свидетельство его нетрадиционности. Это — результат индивидуального творчества Аникеева или его предшественника; лишь в рассказе о победе богатырей над ратью «князя Додона» обнаруживаются глухие отголоски былин о татарском нашествии на Киев. Сказитель использовал множество небылинных слов и выражений, имена из лубочных изданий сказок, русских летописей. Не владея традиционными формулами, он заменил устойчивые «общие места» неуклюжими по форме и путаными по содержанию описаниями и монологами собственного сочинения. Текст пестрит логическими неувязками,.

№ 351. Бой Ильи Муромца с Добрыней, неудавшаяся женитьба Алеши Поповича и рассказ Добрыни о своем бое со Змеем. В тексте соединены три сюжета: «Добрыня и Змей», «Поединок Добрыни с Ильей Муромцем» и «Добрыня и Алеша». В отличие от других былин Аникеева их содержание в основном не выходит за рамки мезенской традиции. Единственное серьезное отклонение от эпических стандартов состоит в том, что сюжет «Добрыня и Змей» изложен в ретроспективном плане: о своих приключениях рассказывает сам герой. Сказителю не удалось до конца выдержать избранный им принцип — начиная с 231-го стиха, он перешел на обычную форму повествования от третьего лица. Во втором сюжете необычны обстоятества встречи богатырей: проснувшийся в своем шатре Илья Муромец видит рядом шатер Добрыни и т. д. Видимо, эти подробности, не имеющие аналогов в других записях, сочинены Аникеевым или его предшественником. Некоторые детали (упоминание «отдаленного царства Малобрунова», «преловкой ухваточки гимнастики», очевидно, навеяны петербургскими впечатлениями певца (он прожил в столице около 20 лет) или почерпнуты из книг.

№ 352. Василий Касимирович отвозит дани Батею Батеевичу. Односельчане Иван и Ермолай Рассоловы (см. № 358) считали своим учителем М. Власова из Кузьмина Городка. Их варинты, несомненно, принадлежат к одному изводу, хотя и отличаются в деталях повествования. Характер разночтений свидетельствует о том, что Иван Рассолов усвоил прототекст нетвердо, некоторые эпизоды ему пришлось дорабатывать по собственному разумению. В начале былины заметно влияние «Дуная» (Василий Касимирович посажен в погреба; поручить ему посольство предлагает безыменный молодец, что не свойственно русскому эпосу). Татарская орда заменена условным названием враждебного царства — «Больша Земля, проклята Литва». Вместе с тем вариант не лишен известного своеобразия. Развязка конфликта намечена уже в начале былины (богатыри не только не берут дань для иноземного короля, но и намерены его самого сделать данником киевского князя); оригинальные художественные образы использованы в описании стрельбы из лука и борьбы.

№ 353. Женитьба и отъезд Добрыни и неудавшаяся женитьба Алеши Поповича. Вариант выдержан в традиционном духе, содержит ряд оригинальных поэтических образов. Настасья «запоручила свою буйну голову, дала свою руку правую»; явившись в наряде калики на свадебный пир, Добрыня становится «середи грыни против матицы»; Алеша именуется «князем первобрачным», а Настасья — «княгиней второбрачной» (на Мезени эти эпитеты встречаются редко). Выразительны предупреждение Омельфы Тимофеевны о том, что на свадьбу Алеши трудно попасть, и ее причитание после ухода невестки из дома.

№ 354. Исцеление Ильи Муромца, встреча его со Святогором и смерть последнего. Контаминация сюжетов «Исцеление Ильи» и «Святогор и Илья»; первую былину Рассолов «слыхал рассказом» и пропел ее в ответ на настоятельные просьбы собирателя (с. 278). Именно в этой части его текст определенно зависим от книги, так как компилятивен по характеру, сединяет редкие и уникальные элементы старых записей, сделанных в разных областях России (Прионежье, Поволжье и др.). Вторая часть былины содержит ряд мотивов, характерных для печорской и мезенской традиций (ангелы «строят домовище» для Святогора; нет его попыток хитростью извести спутника; нарушив запрет умирающего богатыря, Илья получает такую чудовищную силу, что не может с ней совладать и рвет с корнями деревья).

№ 355. Илья Муромец и голи кабацкие, Илья Муромец и Издолище в Киеве. Обычная для севернорусской традиции комбинация сюжетов «Илья и Идолище» и «Илья и голи кабацкие». Второй сюжет органично вплетен в рассказ об освобождении Киева от чудовища и выполняет функции вставного эпизода. Появление в кабаке неузнанного киевлянами Ильи не приводит к конфликту с целовальниками или князем Владимиром, как это бывает в самостоятельное былине об Илье и голях. После встречи с богатырем князь настолько осмелел, что в присутствии Идолища нарушает его запрет и дает мнимому калике милостыню