Марк Твен - Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна. Большой сборник

И они всей гурьбой пустились за нами вдогонку. Мы могли их слышать, потому что на них были сапоги и они орали во все горло, а мы были босиком и удирали втихомолку. Мы бежали по тропинке к мельнице. Когда они почти настигли нас, мы спрятались в кусты, пропустили их вперед, а сами остались позади.

Все собаки у них были заперты, чтобы они не спугнули разбойников. Но тем временем кто-то успел спустить их, и они тоже помчались за толпой, подымая такой лай и гам, как будто их был целый миллион. Собаки были свои, знакомые; вот мы и остановились, покуда они не нагнали нас; но когда они увидали, что это только мы и злиться нечего, они прелюбезно поздоровались с нами и помчались обратно, туда, где слышался шум и галдеж.

Тогда мы, в свою очередь, развели пары и понеслись дальше, почти вплоть до мельницы, а там пробрались кустарником до того места, где была спрятана моя лодка. Проворно вскочив в нее, мы выплыли на середину реки, стараясь не делать шума. Потом спокойно направились к острову, где стоял мой плот.

Долго еще до нас доносились с берега крики, собачий лай, наконец все угомонилось и замерло в отдалении.

— Ну, теперь, старина Джим, — сказал я, очутившись на плоту, — ты опять свободный человек и, надеюсь, больше уже не вернешься в рабство.

— А славная вышла штука, Гек! Задумано прекрасно и исполнено как нельзя лучше. Никому бы и не выдумать такого замысловатого, великолепного плана!

Джим был счастлив, как ребенок, но счастливее всех был Том, потому что, как оказалось, ему всадили пулю в икру ноги.

Когда мы с Джимом узнали об этом, наша радость мигом пропала. Нога у Тома сильно болела, из раны текла кровь. Мы положили его в шалаш и разорвали одну из рубах герцога для перевязки. Но он гнал нас прочь.

— Дайте эти тряпки, я сам могу перевязать себе рану. Не останавливайтесь, не мешкайте, побег идет так чудесно! Приналягте на весла, молодцы, и вперед! Ребята, мы сделали дело молодецки, не правда ли? Налягте на весла, ребята, да проворней!

Но мы с Джимом потихоньку совещались между собой.

— Говори, Джим, не стесняйся, — сказал я наконец.

— Вот что мы думаем, Гек и я, — начал Джим. — Если бы Тома освободили, а кому-нибудь из его товарищей всадили пулю в ногу, разве сказал бы он: «Продолжайте дело, спасайте меня, не заботьтесь о докторе, чтобы спасти раненого»? Похоже это на мастера Тома? Мог бы он так поступить? Бьюсь об заклад, что нет! Так почему же Джиму поступить иначе? Нет, сэр, я не двинусь отсюда, пока не посоветуюсь с доктором, хотя бы пришлось ждать сорок лет.

Я знал, что душа у Джима золотая, я предчувствовал, что он скажет это, и решительно объявил Тому, что поеду за доктором. Том поднял было спор, ни за что не хотел соглашаться, но мы с Джимом твердо стояли на своем и не хотели тронуться с места. Тогда Том выполз из шалаша и сам стал отвязывать плот, но мы не допустили до этого. И как он ни старался уломать нас, все было напрасно.

Наконец, увидав, что я готовлю лодку, он сказал:

— Хорошо! Уж если ты непременно хочешь ехать, то я скажу тебе, как поступать, когда будешь у доктора. Запри дверь, завяжи доктору глаза плотно и крепко, возьми, с него клятву, что он будет нем как могила, положи ему в руки кошелек, полный золота, затем веди его окольными путями, в темноте, наконец посади его в лодку и доставь сюда тоже окольным путем, поколесив между островами. Не забудь обыскать его и отобрать у него карандаш, а то он может срисовать этот плот и отыскать его потом. Вот как это всегда делается.

Я обещал, что исполню все, и уехал, а Джим должен был спрятаться в лесу, как только увидит, что доктор, едет, и оставаться там, покуда тот не удалится.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Доктор. — Дядя Сайлас. — Сестрица Хочкисс. — Горести тети Салли.

Доктор, к которому я обратился, был славный, добрый на вид старичок. Я рассказал ему, будто мы с братом вчера охотились на Испанском острове и легли спать на обломке плота; и вот около полуночи мой брат, должно быть во сне, толкнул свое ружье, оно выпалило и прострелило ему ногу; вот я и прошу доктора поехать со мной, помочь больному и ничего не говорить об этом, потому что мы хотим вечером вернуться домой и сделать сюрприз родным.

— Кто ваши родные? — спросил он.

— Их фамилия Фелпс. Они живут на ферме.

— А! — протянул он. Подумав с минуту, он переспросил: — Как он ранил себя? Повтори!

— Сон ему такой приснился, ружье и выстрелило…

— Странный сон! — заметил доктор.

Однако он зажег фонарь, взял мешок с инструментами, и мы отправились в путь. Но когда он увидал лодку, она показалась ему ненадежной — он находил, что она, пожалуй, еще для одного человека годится, а уж двоих ни за что не выдержит.

— О, не бойтесь, сэр, — возразил я, — мы втроем на ней плыли — и чудесно!

— Как втроем!

— Ну да, я и Сид и… и… и… ну и ружья.

— А! — протянул он.

Доктор поставил ногу на борт и двинул лодку, потом покачал головой и объявил, что поищет другой лодки, понадежнее. Но все лодки были на цепях и замках; тогда он решил взять мою лодку, а мне велел подождать, покуда он вернется, или же посоветовал поискать где-нибудь другую шлюпку, а всего лучше мне сбегать домой приготовить родных к сюрпризу. Но я не согласился.

Я объяснил ему, как найти плот, и он отправился.

Вдруг меня поразила одна тревожная мысль. Положим, доктор не скоро справится с ногой Тома? Положим, это отнимет дня три-четыре? Что мы тогда будем делать? Ждать здесь, покуда он не разболтает всего? Нет, это не годится! Я знаю, что делать! Я подожду, пока он вернется, и если он найдет нужным навестить больного еще раз, я тоже проберусь на островок, хотя бы мне пришлось пуститься вплавь; мы возьмем его, свяжем и увезем с собой, а когда Том выздоровеет, мы заплатим ему, что следует, или — еще лучше — отдадим все, что имеем, и высадим на берег.

Приняв такое решение, я забрался в траву и заснул. Когда я проснулся, солнце стояло уже высоко. Я вскочил и бросился к дому доктора. Там мне сказали, что он отлучился куда-то ночью и еще не возвращался. «Ну, — думаю, — должно быть, плохо Тому, надо пробираться на остров». Но только хотел я повернуть за угол, как угодил головой прямо в живот дяде Сайласу.

— А, Том! — сказал он. — Где ты пропадал до сих пор, негодяй ты этакий?

— Право, нигде… я только помогал искать беглого негра, мы с Сидом вместе…

— Куда же ты теперь бежишь сломя голову? Тетка ужасно беспокоится.

— Нечего ей беспокоиться, — проговорил я, — мы целы и невредимы. Побежали было вслед за людьми и собаками, но не догнали их и заблудились. Нам показалось, будто они на воде, мы достали лодку и пустились за ними, переправились на тот берег, но никого не нашли. Потом мы долго сновали взад и вперед вдоль берега, наконец измучились и выбились из сил, привязали лодку, а сами улеглись спать и проснулись всего с час тому назад. А теперь приплыли сюда узнать, какие новости. Сид побежал на почту — не услышит ли там чего, а я пошел раздобыть чего-нибудь поесть. Скоро мы будем дома.

Вот мы и пошли с дядей Сайласом на почту за «Сидом», но, как я и подозревал, его там не оказалось. Старик кстати взял письмо в почтовой конторе, и мы с ним долго прождали, но Сид все не являлся. Наконец старик решил уйти: пусть Сид вернется домой пешком либо в лодке, когда ему надоест шататься бестолку, а мы отправимся сейчас.

Я никак не мог уговорить его, чтобы он оставил меня ждать Сида. «Пустяки, — сказал он, — пойдем со мной, надо успокоить тетю Салли».

Когда мы пришли домой, тетя Салли до того обрадовалась мне, что смеялась и плакала от восторга, обнимала меня и в то же время легонько пошлепала по своему обыкновению (я это ни в грош не ставил), обещаясь, что и Сиду достанется, когда он вернется.

Дом был полон фермерами и их женами, собравшимися к обеду, — такой болтовни я отроду не слыхивал! Старуха миссис Хочкисс тараторила пуще всех, язык ее не умолкал ни на минуту.

— Ну, сестрица Фелпс, — говорила она, — я осмотрела этот сарай во всех закоулках и пришла к убеждению, что негр был сумасшедший. Так я и сказала сестрице Дамрелл, — не правда ли, сестрица Дамрелл? Он, говорю, сумасшедший. Все слыхали: помешанный, говорю, да и только, по всему видно. Взгляните на этот жернов, говорю. Станет ли человек в здравом уме выдалбливать подобные нелепости на камне? Что тут разбилось его сердце… что здесь он протомился тридцать семь лет… что он побочный сын какого-то Людовика, и тому подобный вздор! Просто помешанный! Я сейчас же это сказала, и теперь говорю то же самое.

— А взгляните вы на эту лестницу из тряпок, сестрица Хочкисс! — подхватила старая мисс Дамрелл. — Зачем она ему понадобилась, скажите на милость?

— Вот это самое я уже раньше говорила сестрице Эттербек. Спросите ее, она сама вам скажет. Взгляните на эту тряпичную лестницу! Да, говорю, взгляните, на что она ему нужна?