Евгений Титаренко - Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под землей

Забрал у Мишки Кольку тетки Татьянина, назначил его своим адъютантом, потом возвратился к обойденному при распределении званий Лешке-проныре. Тихо сказал ему:

— Принимаешься сыном полка. Проявишь себя — получишь должность. Отряд, напра-во! За мной, марш!..

…До подъема флага на Марковой горе было еще около часу, когда бойцы отряда уже залегли на исходных рубежах вне круга, охраняемого бывшими белогвардейскими фашистами, то есть непобедимыми. Отдыхали перед боем.

Только подчиненные Мишки сразу начали обследовать обстановку. Время от времени к Мишке приходили сведения о засевших на деревьях рагозинцах, и два его разведчика, кажется, уже погибли.

Медсестры торопливо готовили мох, листья подорожника, мягкие стебли хмеля для перебинтовки раненых.

Члены штаба в количестве четырех человек: Петька, Никита, Владька и Мишка — лежали на животах в ложбинке почти у самой линии обороны рагозинцев.

Петька думал о предстоящем сражении.

Начальник штаба глядел в неведомую точку прямо перед собой.

Владька что-то мурлыкал.

Мишка рассказывал, как он рассказывал о путешествии. Потом сорвал лопух и вдруг хмыкнул:

— Может, замиримся!

Владька поглядел на Петьку, Петька — на Владьку.

— Может, сразимся? — спросил Владька.

— В девять ноль-ноль завтра, — сказал Петька.

— Шпаги, — сказал Владька.

— Ладно, а потом замиримся! — сказал Мишка.

Петька глянул на Никиту и даже поежился чуть-чуть.

В стриженой голове начальника штаба снова происходило явное столпотворение идей, — того и гляди, выскочит какая-нибудь сверхошеломляющая… Вот сейчас он медленно повернется к Петьке, отсутствующими глазами глянет куда-то сквозь адмирал-генералиссимуса и тихо скажет:

— А ты знаешь…

Показались курдюковцы. Но и со стороны Туринки показался незваный отряд во главе с Серегой-рыбаком-судьей!..

Армия Валентины Сергеевны вырастала не по дням, а по часам.

…В деревне тем временем бабка Алена, привыкшая за последние дни мять в руках тонкую сыромятину, тщетно разыскивала пропавший ремень.

Беззлобно ворча себе под нос, она даже вышла на крыльцо, заглянула в кладовку, в сенцы. Потом, подчиняясь какому-то внутреннему побуждению, открыла горевшую плиту и увидела у самой печной дверцы кончик пожухлой от огня сыромятины.

Эпилог

Часов в восемь вечера на деревенскую улицу влетел запыленный газик. Но встречать его было некому.

Приехавший на газике корреспондент московской газеты заглянул к Петькиной матери, потом к Владькиной, съездил на ферму к Мишкиной, минут двадцать поговорил с бабкой Аленой, привычно вертевшей в пальцах кусочек пожухлой сыромятины. Но ни одного из нужных ему людей не нашел.

Вынужденный уехать, он вышел на берег Туры, вздохнул и сфотографировал пустынный туринский берег в лучах желтого закатного солнца. Эта фотография через несколько дней и появится в газете. С подписью:

«Отсюда начиналось их первое путешествие».

Застать самих путешественников ни на второй день, ни на третий корреспонденту не удалось.