Избранное. Компиляция. Книги 1-11 (СИ) - Пулман Филип

Однако подходя к парку, Джим успокоился. Он направился прямо к прогулочной дорожке для экипажей и сел на траве под деревом; запуская пальцы в сухую листву вокруг себя, он смотрел на пробегавшие туда-сюда экипажи.

Для прогулок в парке это был никак не сезон. Чтобы вас заметили, появляться здесь надо летом, когда дорожка буквально забита экипажами, так что двигались они еле-еле. Но не это же важно! Важно было приехать сюда, чтобы вас увидели с вашим грумом, вашим ландо или двухместной «викторией», вашими гнедыми или серыми — что бы вас узнала леди Та или мисс Эта. Зимой вся эта толкотня происходит в стенах домов, и прогулочная аллея остается для тех немногих, кто желает просто подышать свежим воздухом и протрясти застоявшихся лошадей.

Но Джим пришел сюда, чтобы увидеть леди Мэри.

С того, похожего на сновидение дня, когда он впервые увидел ее в зимнем саду, его мозг был неотступно направлен на нее, как компасная стрелка на север. Он, как привидение, то и дело появлялся на Кавендиш-сквер, пожирал ее глазами всякий раз, когда она выезжала и когда возвращалась до мой, ловил ее силуэт в окне гостиной…

Он признавался себе, что был одурманен. Он знал девушек, дюжины девушек, среди них были барменши, горничные и танцовщицы, были смелые и стыдливые, дерзкие и чопорные; знал, с кем можно поболтать и с кем пофлиртовать, пригласить в мюзик-холл или покататься по реке. Заинтересовать девушку для него не стоило большого труда. Ничего особенного в его внешности не было, однако вместе с возмужанием в нем появлялась грубоватая привлекательность, в основном за счет его живости и уверенности в себе. С девушками он всегда держался непринужденно, любил их компанию, как и поцелуи: мимолетные поцелуи у лесенок, когда хористочки взбегали на сцену, и долгие поцелуи во тьме кулис или в уединенных беседках старого Креморн-парка, пока его не закрыли.

Но теперь все было совершенно иначе. И социальная пропасть между ними тут ни при чем, хотя она дочь графа, а он — сын прачки; даже встреться они в одном социальном кругу, он все равно относился бы к ней совсем не так, как к другим, потому что она была не такая, как другие. Каждое ее движение в тот день в зимнем саду, каждый завиток ее роскошных волос, каждый оттенок ее нежных щек, память о свежем ее дыхании, когда она, приблизив губы, шепнула ему те несколько слов, — все это было для него невыразимо дорого; и он просто не знал, как ему с этим быть.

Только видеть ее, наблюдать. Так он узнал, что днем она любит выезжать покататься, и догадался, что ездит она в парк. Это была правильная догадка. Самое подходящее место для прогулки. Мимо дерева Джима ехала очередная карета; он поднял глаза от листьев, которые перебирала его рука, и — понял, что смотрит ей прямо в лицо.

Она сидела в прелестной маленькой «виктории». Кучер в цилиндре смотрел прямо перед собой, надменно, под точно выверенным углом держа поводья в руках. Она сидела с безразличным видом, откинувшись назад, но, заметив Джима, выпрямилась, повернулась, словно хотела заговорить, даже протянула руку в его сторону, однако экипаж уже протрусил мимо, и его поднятый верх скрыл ее из виду.

Джим мгновенно вскочил на ноги, рванулся вслед, но, сделав шаг-другой, остановился: попытка догнать была безнадежна. И тут он увидел, что кучер слегка наклонил голову и чуть-чуть повернулся назад, словно что-то слушал; коляска замедлила ход и остановилась.

Джим зажмурился. Это было в тридцати метрах он него. Он услышал, как, переминаясь, цокают подковами остановленные лошади, и услышал её голос, коротко отдавший какое-то распоряжение кучеру; экипаж покатил дальше.

Она ждала его под деревьями. На ней была каракулевая шубка и муфта, тоже из каракуля; шляпка, перехваченная темно-зеленой лентой, венчала высокую корону ее волос. Она была само совершенство. Джим словно в трансе шел к ней, не зная, как, почему и что происходит. Он увидел, что его руки тянутся к ней, увидел и ее бессознательно протянутые к нему руки; и вдруг оба, словно опомнившись и придя в себя, осознали, кто они, и остановились друг перед другом в неловком молчании.

Джим сдернул кепи с головы. Так положено, когда встречаешься с леди, мелькнула мысль.

— Я сказала кучеру, что хочу погулять, — проговорила она.

Она была так же взволнована, как и он.

— Славный экипаж, — сказал он. Она кивнула.

— Вы поранили губы, — сказала она и, вспыхнув, отвела взгляд.

Словно сговорившись заранее, они медленно побрели среди деревьев.

— Вы всегда выезжаете одна? — спросил он.

— То есть без компаньонки? У меня была гувернантка, но ее уволили. У моего отца сейчас не так уж много денег. Или вообще мало. О, я не знаю, что делать…

Она говорила, будто маленький ребенок — робкий, доверчивый и настороженный, — да и в самой ее необычайной красоте тоже было что-то не совсем сформировавшееся. Казалось, она была просто растеряна; как будто ее только что окунули в жизнь.

— Сколько вам лет?

— Семнадцать.

— Видите ли, — сказал он бережно, — мы кое-что узнали о Макинноне.

Она остановилась и закрыла глаза.

— Он знает? — прошептала она.

— Беллман? Да. Он охотится за ним. Прошлой ночью едва не поймал, там-то я и потерял зуб. В конце концов, нельзя же было надеяться, что это сохранится в тайне. Ваш отец знает, так ведь?

Она кивком подтвердила это. Они медленно шли по парку.

— Что мне делать? — проговорила она. — Я чувствую себя узницей. Осужденной на… на смерть, можно сказать. И я ничего не могу предпринять, чтобы избежать этого. Я словно в кошмарном сне.

— Расскажите мне о Макинноне, — попросил Джим.

— Мы встретились на благотворительном представлении, которое он давал в нашем особняке, недалеко от Незербригга… Мы уговорились повидаться позднее. И я… я ничего не могла поделать… я влюбилась. Это было так внезапно. Мы собирались пожениться и уехать в Америку. Одна женщина, миссис Бад, помогла все устроить, нашла адвоката и все что нужно. Ну а потом, когда уже пора было отправляться в путь, Алистер все как-то не мог решиться, и вдруг оказалось, что я тоже не могла получить мои деньги, — словом, у нас ничего не было… Мой отец что-то предпринимал, чтобы наш брак признали недействительным. Но для этого не было никаких оснований, потому что мы… мы провели ночь в том доме, где он остановился. Так что брак был законным со всех точек зрения. Думаю, он и сейчас действителен. И теперь…

Ее голос оборвался, и она тихо заплакала. Он не мог удержаться, обнял ее обеими руками и прижал ее лицо к своему плечу. Она была такая легенькая… ее нежные чистые волосы были такие мягкие — и все было как-то странно, эти мгновения… такое бывает только во сне. Не успев даже понять, что он делает, Джим поцеловал ее.

И ничего не случилось. Мгновение умчалось; она слегка отстранилась, и они опять стояли, отделенные друг от друга.

— Но ваш отец… — запинаясь, выговорил Джим. — Если он знает…

— Это все деньги, — сказала она. — Мистер Беллман собирается заплатить ему уйму денег, когда мы поженимся. Он не знает, что мне все известно, но ведь это очевидно. И он так глубоко увяз в долгах, что отказаться не может. Сейчас он тоже разыскивает Алистера. Если они не найдут его скоро…

У нее опять прервался голос, она была в полном отчаянии. Он хотел опять обнять ее, но она ласково отстранилась, покачав головой.

— Если я выйду замуж за Беллмана, я преступница, — сказала она. — Двоемужница, или как там… А если не выйду, тогда папу посадят в тюрьму. И я никому не могу рассказать об этом. Но если они найдут Алистера, они сделают что-то ужасное, сделают, я знаю…

Они шли и шли. Где-то пела птица. Солнце, освещавшее ее лицо ясным зимним светом, лишний раз подчеркивало, как совершенны нежные краски ее кожи, как изящно очерчены ее виски, щеки, скулы. У Джима слегка кружилась голова, он чувствовал себя слабым, словно после серьезной болезни, и он знал, что эти мгновения продлятся недолго; кучер сделает полный круг и скоро подъедет к ним сзади. Она сказала: