Брайан Джейкс - Двое с «Летучего голландца»

— Верно! — согласился старый моряк. — Место казни, виселицу, и как раз там всегда вились эти вороны, о которых здесь упоминается: «Таращась в ожиданьи брашна, фигура ворона сидит».

— Ну, а что насчет последней строки — «и светодержцы под землей»?

— Это мы выясним на месте, когда начнем раскопки, — звенящим от волнения голосом воскликнула Эйлин. — У вас с собой этот маленький листок с дырочками, Джон? А карту мы прихватили.

И они наложили листок на старую карту, сохранившуюся на ферме.

— Здесь значится тюрьма, — пробормотал Уилл. — Подходящее место для виселицы. Только я никогда не слышал, чтобы в Чапелвейле была тюрьма! А ты, Эйлин?

Его жена покачала головой.

Мистер Маккей вынул большую землемерную карту, и глядя то в нее, то в карту Уилла, сверил их.

— Думаю, старая тюрьма была здесь, — он сделал пометку карандашом на своей карте. — Там, где сейчас полицейский участок.

Бен и Алекс тут же устремились к дверям.

— Чего же мы ждем? — бросил Алекс.

Глава 35

Полицейский участок помещался в маленьком сером каменном доме, сдавленном с двух сторон зданиями, выстроенными в начале века. В одном доме жил полицейский сержант, которому часто приходилось выезжать в соседние деревни, в другом — констебль, следивший за порядком в Чапелвейле и ведущий книги учета.

Констебль Джадмен, высокий, полный мужчина среднего возраста, возился у себя в саду с розовыми кустами, он был рьяным садоводом. Увидев подъезжающую к его дому двуколку с молодыми людьми, он вытер руки тряпкой, облачился в форменный китель и застегнул его на все пуговицы, обтянув толстый живот и подперев воротником свою бычью шею. Сняв с подоконника шлем, он водрузил его на голову и с подобающим ситуации достоинством двинулся по дорожке навстречу приехавшим.

— С добрым утром, молодые люди! Чем могу служить? — кивнул он Алексу.

Двуколка подкатила к саду, и из нее вышел Маккей.

— Все в порядке, констебль! Эти молодые люди со мной.

Полицейский почтительно поднес палец к шлему. Он всегда побаивался Маккея, считая адвокатов и судей людьми высшей породы.

— Что случилось, мистер Маккей? Надеюсь, ничего плохого, сэр?

— Нет-нет, констебль, — поправил свой черный галстук адвокат. — Все в полном порядке. Хочу только кое-что спросить у вас.

Полицейский так втянул живот и выпятил грудь, что от форменной куртки чуть не отлетели пуговицы.

— Спрашивайте, сэр! Всегда к вашим услугам!

— Что сталось со старой тюрьмой, которая, по данным моих карт, находилась раньше где-то здесь?

Констебль Джадмен показал толстым пальцем на серое каменное здание.

— А с ней ничего не сталось — вот она, тюрьма. Ну, конечно, как мы все помним, в ней уже давно полицейский участок. Нам, слава богу, много лет тюрьма ни к чему.

— Но когда-то здесь была тюрьма и место казни, так я понимаю, — серьезно кивнул Маккей.

Констебль провел пальцем по усам, смахивающим на руль велосипеда.

— Сержант Паттерсон поминал про тюрьму, только она была здесь задолго до меня, да и до него тоже.

Адвокат огляделся, стараясь сохранить невозмутимый вид.

— Интересно, где же происходили казни? Констебль опять ткнул пальцем себе за спину.

— Сержант Паттерсон считает, что во дворе, позади участка. Он рассказывал, что там вешали убийц.

Из двуколки выглянула Эйлин, приподняла юбки, спустилась на землю и, улыбаясь, подошла к полицейскому.

— Какой же вы храбрый, констебль! Не боитесь жить так близко от места, где вешали убийц? Я бы ни за что не смогла!

От такой похвалы и без того красное лицо констебля стало пунцовым, а грудь выпятилась еще сильней.

— А чего тут бояться, мэм? Обыкновенный двор и в нем что-то вроде сада. Я каждый день смотрю на этот сад из окна своей спальни, а за растениями сам ухаживаю. Люблю поддерживать всюду порядок.

— Не сомневаюсь, констебль. А можно нам взглянуть на это местечко?

Вопрос Эйлин сбил констебля с толку.

— Вот уж не знаю, миссис Драммонд. Это собственность полицейского управления. Публике туда входить не положено. Сержант Паттерсон не похвалит меня, если увидит, что я допустил посторонних в полицейский участок.

После этого заявления наступила тягостная пауза, прерванная появлением самого сержанта, подкатившего к участку на велосипеде.

Рыжий, кудрявый, очень высокий и худой Паттерсон носил узкие бакенбарды и отличался веселым нравом. Ему было лет тридцать пять. В его речи чувствовался едва заметный след соседства с границей Шотландии. При виде небольшого сборища он дотронулся до своей форменной фуражки и улыбнулся.

— Доброе утро, денек, кажется, опять выдался жаркий.

И, обратившись к констеблю, сказал уже более серьезно.

— Я только что со станции. Туда прибыли три платформы с оборудованием и строительными материалами. Направлены лондонской фирмой Смизерсу. Уже приготовились их выгружать, везти на деревенскую площадь и там складывать. Но я приказал начальнику станции приостановить это дело. И Смизерс ваш тоже там был. Ну я натянул ему нос. Сказал, что до завтра он даже гвоздя не имеет права выгрузить. Ордер только с завтрашнего дня вступит в силу. Этот Смизерс взревел, как бешеный бык, ну а я зачитал ему постановление и предупредил, что, если он нарушит закон, я его арестую и запру под замок! Терпеть не могу этого нахала! Вы уж меня простите, мистер Маккей, но, по-моему, он кичливый болван.

— Я составил себе о Смизерсе точно такое же мнение, — кивнул адвокат.

Паттерсон прислонил велосипед к садовой стене.

— Спасибо большое, сэр! Констебль, отправляйтесь на станцию и охраняйте вагоны. Понятно? Да, и захватите объявление «Разгрузка запрещена». Прикрепите его к вагонам. Следите, чтобы всё оставалось на месте! Констебль без всякой нужды отсалютовал:

— Будет исполнено, сержант! Положитесь на меня! Разрешите воспользоваться вашим велосипедом?

— Просьбу удовлетворяю! Поезжайте, констебль! — казалось, Паттерсон прячет улыбку.

Величественно восседающий на велосипеде Джадмен скоро исчез из виду. Сержант усмехнулся.

— Поглядите-ка на него! Что с ним поделать, обожает ездить на моем старом велосипеде. Ну а вам, друзья, чем я могу помочь?

— Нам бы хотелось взглянуть на прежнее место казни, — ответила Эйлин. — Но констеблю наши планы не пришлись по душе.

Уилл выпятил грудь и живот, стараясь изобразить констебля.

— Нашествие на владения полиции, сержант! Не крестьянский ли бунт?

Сержант сделал серьезное лицо:

— Да, мне это не нравится! Лучше заходите-ка все ко мне, я поставлю чайник и обсудим дело. Подождите минутку.

Паттерсон вынул из кармана яблоко и скормил его Делии, ласково похлопывая морду лошади.

— А ты, голубушка, держись от этих повстанцев подальше.

Стены внутри полицейского участка, бесчисленное количество раз побеленные в верхней половине, насчитывали столько же толстых слоев битума внизу. Всю деревянную обшивку много лет подряд красили в темно-синий цвет, и вокруг закопченного железного очага краска потрескалась. На доске, висевшей у окна, красовался ряд объявлений, старых и новых. Паттерсон усадил мистера Брейтуэйта, адвоката, Уилла и Эйлин на высокие стулья у конторки и стал кипятить чайник, а Эми с братом и Джон с Беном разместились на длинной скамье.

Лабрадор, лежа под столом, грыз толстую баранью кость и внушал своему хозяину: «Хороший человек, этот сержант Паттерсон, верно?»

Бен, цедя чай из коричневой глиняной кружки, ответил: «Не знаю, в чем дело, но мне здесь не по себе. Что-то меня то в жар, то в холод бросает».

Лабрадор, с костью в зубах, вылез из-под стола. «Да, выглядишь ты неважнецки. Мрачноватое здесь местечко. Давай, выйдем отсюда на солнышко».

Эми, увидев, что они уходят, поспешила за ними.

— Бен, ты что-то побледнел. Тебе нехорошо?

Бен прислонился к садовой стене, глубоко вдохнул свежий воздух и медленно выдохнул.

— Спасибо. Уже лучше. Не могу объяснить почему, но мне там было не по себе.

Эми похлопала юношу по руке.

— Ну и незачем туда возвращаться, раз тебе это неприятно. Побудем здесь, а с сержантом договорятся остальные. Ты какой-то непонятный, Бен, не похож ни на кого из наших здешних и уж, конечно, не такой, как мы с братом. Ты не рассердишься, если я спрошу, где ты родился? И где побывал, пока не приехал сюда?

Пряча от девушки глаза, Бен посмотрел вдаль.

— Я бы рассказал тебе, Эми… но…

Эми сама не понимала почему, но ее охватила жалость к этому странному юноше.

— Прости меня, Бен…

Однако, когда он обернул к ней лицо, глаза его снова стали ясными, а на щеках заиграл румянец. Но главное, он улыбнулся, а Эми так нравилась его улыбка!

— Нечего извиняться. Ты же мой друг, а это самое важное.

Историю их поисков изложил сержанту старый корабельный плотник, и Паттерсон переводил взгляд с Алекса на Эйлин, с Уилла на мистера Брейтуэйта и мистера Маккея по мере того, как они добавляли подробности.