Леэло Тунгал - Половина собаки

Я чувствовала, что краснею от удовольствия. Да, мне всегда хотелось, чтобы меня хвалили! И тут я услышала, как дядя Эйвинд сказал: «Действительно, у девочки врожденная интеллигентность. Грустно делается, как подумаешь, что постепенно наследственность окажет влияние и на нее». — «Думаешь?» — спросила тетя Марет.

Ссутулившись, согнувшись, я прокралась под окном и, словно побитая собака, побежала прочь. Что означало это «наследственность», я догадывалась. Видимо, это означало то же самое, что мама называла «повторением судьбы», когда меня хотели отдать в детдом, и еще то, что, когда меня называли Скопищем несчастий, то под этим понимали как мои, так и мамины несчастья. Но разве мог думать так дядя Эйвинд, он, который написал такой красивый мой портрет? И откуда он мог знать о нашей жизни в Кариле? Но если он и знал, то мог бы догадаться, что уж я-то, когда вырасту, ни за что не оставлю ночью своего ребенка дома одного, не позволю переступить порог своего дома ни одному пьянице и не истрачу ни копейки из своей зарплаты на выпивку для этих злобных алкоголиков… Мне расхотелось играть с малышками в «дом», и я побежала домой. Мама и дядя Эльмар уже вернулись из города, сидели за столом, пили кофе и ели торт. Мама положила мне на тарелочку большой кусок торта с розочкой из крема. Маленький братик запищал, и я, не ожидая приказа, сама пошла взглянуть на него. Конечно, он опять был по уши мокрым. Когда я пеленала его в сухое, впервые почувствовала, что это действительно мой брат, с которым в будущем я стану играть, которому я должна помогать сколько смогу. И что бы там ни говорили, нам вдвоем придется ладить между собой, и мы поладим! А чужие разговоры я больше подслушивать не буду, как бы меня в них не хвалили.

К Сунилам я больше не пошла, но они сами пришли к нам, принесли торт, букет цветов, тряпочную куклу и замечательную соску-пустышку, похожую на большой цветок.

— Не знаю, может, еще рано приходить на смотрины? — спросила тетя Марет, входя. — Мы, благодаря Тийне, так сопереживали рождению вашего сына, что захотели увидеть его в натуральную величину!

Мама накрыла на стол и была приветливой и веселой. Я показала Калева гостям.

— Когда он вырастет, это будет мальчик или девочка? — спросила Крыыт.

— Это уже сейчас маленький мальчик, — ответила я, смеясь. — Его зовут Калев.

— Калев, у-у! — позвала Кярт. — Он совсем меня не слушает!

— Такие младенцы еще не умеют слушать, — объяснила я.

И тут Калев подал голос.

— А он русский или финн? — спросила Кярт.

— Эстонец, конечно.

— Но он же говорит на каком-то другом языке? — удивлялась Кярт.

— Он еще не умеет говорить, — объяснила я. Двойняшки побежали к своей матери, чтобы обрадовать ее:

— Слышишь, мама, этот Тийнин малыш еще и не умеет говорить. И «р» не выговаривает тоже!

Тетя Марет и дядя Эйвинд подошли, чтобы рассмотреть младенца.

— Большой мальчишка! — сказала тетя Марет. — Небось и аппетит у него хороший?

— Ест больше нормы, — пожаловалась мама, но вид у нее был счастливый.

— Да, настоящий Калев! — одобрительно сказал дядя Эйвинд.

Сказал ли он это искренне или все же подозревал «наследственность»? Мне было очень жаль, что я больше не могла воспринимать слова Сунилы за «чистое золото». Но мне хотелось верить им, хотя бы уже потому, что и они тоже знают облака, которые созданы, чтобы ими любоваться…

Теперь здесь, сидя на большом камне, я видела все, словно в фильме: приход семейства Сунила на смотрины, школу в Кариле, свой страх… Позабытое ощущение себя как неудачницы вернулось снова.

А ведь я радостно прочла в Кариле свое стихотворение, пела вместе с другими под руководством Тыниса веселую песню и аплодировала что было сил Пилле и Трууте, которые исполняли цыганский танец, как настоящие цыганки. Даже со своей бывшей одноклассницей — гордячкой Тайми поговорила, она рассказала, что учительница Саар уехала и вместо нее прислали молодого учители, он учитель пения, но живет в городе и половину уроков пропускает, поэтому все их выступления, где были песни, оказались хилыми, как сказала Тайми. Учитель физкультуры был на месте, узнал меня и спросил:

— Ну, как поживает лапта?

Я ответила, что хорошо.

Вармо, кажется, сначала вообще не узнал меня. Только во время игры в народный мяч, когда все члены нашей команды оказались выбиты, и лишь я увертывалась от летящего мяча, скакала, как горный козел, а меня подбадривали крики других: «Тийна! Молодец! Тийна! Ангел, берегись!» — только тогда Вармо уставился на меня, раскрыв рот, и я воспользовалась случаем — попала мячом ему по ногам. Этот мой бросок оказался решающим: Вармо пришлось покинуть площадку, а попасть в Тайми было уже гораздо легче.

Конечно, мой давний ненавистник не мог примириться с поражением. Перед бегом в мешках он подошел ко мне и прошептал:

— Ну берегись, Горемыка! Собью тебя в мешке — не встанешь!

Но вышло так, что, пытаясь сбить меня, Вармо сильно разогнался, потерял равновесие и упал, а мой отрыв стал очень большим.

Четвертый класс карилаской школы выиграл у нас соревнования по броскам мяча в баскетбольную корзину и в барьерном беге. Шашечный матч должен был решить общий результат товарищеской встречи. И вот тут-то Вармо придумал подлый прием: перед тем как мы сели за стол с шашками, он сунул мне в руку записку и сказал:

— Учительница велела сразу прочесть.

Я не поняла, какая учительница и почему, но прочла.

Однако автором записки оказался сам Вармо. Я еле разобрала его каракули:

«Сапливая Гаремыка! Если тебе удасца выиграть в шашки раскажу всем кто ты есть на самом деле. Добро желател».

И когда только Вармо успел приготовить такое длинное угрожающее письмо? Очевидно, он жутко злился, ибо столько ошибок не делал даже в третьем классе.

Но мне сразу же вспомнились те каждодневные страхи, стыд и унижения, под гнетом которых я жила три года. Этот страх не только вспомнился, он опять овладел мною Ведь я могла теперь потерять очень многое — дружбу одноклассников, чувство уверенности, появившееся у меня в Майметсской школе… Вот так я и пошла на предательство: я нередко выигрывала у Майметсских шестиклассников, а дома раза два-три одержала верх даже над дядей Эльмаром, но сегодня там, в Кариле, когда для нашей школы каждое очко имело значение, я играла просто в поддавки. Проиграла трижды подряд!..

Когда Тайми от имени команды Карилаской школы принимала переходящий приз — большого мишку из поролона, я видела, что Вармо злобно и с превосходством следил за мной. Он победил. Опять победил. Конечно, все мои одноклассники были мною недовольны.

— Играла, будто первый раз в жизни! — сказал Олав.

— До чего же у тебя слабая форма! — укорял Мадис.

Пилле сжала губы и промолчала. В автобусе она села рядом с Труутой. Ну и ладно! Мне было не до того, чтобы болтать с нею. Уже входя в автобус, у самых дверей, мне показалось, что слышу злой шепот Вармо: «Ну погоди, Горемыка, это только начало!»

Я оглянулась. Позади меня стоял Вармо и широко улыбался, как Буратино.

Неужели я снова обречена на страх и унижения? Неужели и здесь, в Майметса, мне придется испытывать те же чувства, которые, казалось, остались далеко в прошлом, в Карилаской школе. Неужели на всем белом свете нет места, куда можно убежать от этого страха?

Начало уже смеркаться, но идти домой не хотелось. Нет сомнений, мать любит маленького братика больше, чем меня. По крайней мере, я не помню, чтобы со мною когда-нибудь так сюсюкали и так меня ласкали, как Калева. И мой приемный отец делает только вид, что относится ко мне так же, как к своему сыночку, хотя он и зовет меня доченькой, я по-прежнему называю его дядей. Добрый, работящий, со всех точек зрения хороший человек, но… все-таки не отец. Нет, дядя Эльмар действительно мне нравится, хотя бы уже за то, как он относится к маме, но слово «папа» я берегу для кого-то другого. Может быть, я никогда его и не встречу, настоящего отца, но и врать тоже не стану.

В тростниках покачивалась какая-то черная штуковина. Ну конечно, катамаран Олава и Мадиса «Великая Леди». И куда же они надеются уплыть на нем? Озеро маленькое — часа за два можно на веслах пройти из конца в конец. Я пошла к катамарану поближе, чтобы посмотреть. Ах, вот он какой! Не знаю, что на самом деле означает это красивое слово. Катамаран Мадиса и Олава — обычная садовая калитка — плот с веслами. Он даже не был на замке. А что, если сесть на него и переплыть озеро и потом пойти дальше — все равно куда. Мальчишки вскоре найдут свой плот на другом берегу, но я за это время буду уже далеко… Два рубля у меня в кармане кофточки есть, а там — посмотрим…

Я отвязала цепь от столба и кинула ее на катамаран. Два шага в мелкой воде — и я уже на плоту. Стала грести что было сил, но плот был тяжелым и едва двигался вперед.