Цвета - Нина Сергеевна Дашевская

хожу сам, и на кружки. На суперфизику, например.

— Суперфизика, — задумчиво повторил Марциал. — Ну да, логично, структура тау-поля взаимодействует с высшими нейроструктурами, включая текущий уровень осознанности. Потому и не получается вытащить немыслящие объекты, конечно же! Невероятная удача! Ты просто не представляешь какая!

Он выглядел счастливым. Помедлил, потом, колеблясь, схватил Семёна за руку, присел, со значением посмотрел в глаза. Троекратно обнял.

— Спасибо, — с чувством сказал он. — Спасибо.

И потянулся с явным желанием расцеловать. Семён отпрыгнул.

— Вы чего?! — заорал он. — Не надо меня целовать! Вы что — маньяк?!

— Папа, ты с ума сошёл? — изумилась Зиль. — Ты трогаешь чужого ребёнка без согласия? Ребёнка анцифера? Ты его целуешь?! Ты что, не знаешь, что это за-пре-ще-но?!

Марциал замахал руками.

— Ничего я не трогаю, Зиль, ты не понимаешь! Семён, разве у вас не… принято целоваться в знак благодарности? Между знакомыми людьми? В школе, в семье, во время политических переговоров?

Зиль озабоченно поглядела на него:

— Марциальчик, с тобой всё хорошо? Может, ты марсианский грипп подхватил?

Семён вдруг представил, как его целует Надежда Борисовна за успешно сданную контрольную, и ему стало нехорошо.

— Не надо меня целовать, — решительно сказал он. — У нас так не принято. Вообще, не знаю, у кого так принято.

— Ну хорошо, — легко согласился Марциал. — Для меня, признаться, это впервые, я всё же не историк-антрополог. Ну что, тогда пойдём?

Он протянул Семёну руку.

— Папа, ты куда его забираешь? — возмутилась Зиль.

— Зиль, нам надо подняться на склон. Ты оставайся с Большим, — строго сказал Марциал.

Волосы у Зиль встали дыбом, по ним забегали искры. Она сложила руки на груди.

— Кажется, ты меня считаешь маленьким и недееспособным членом общества, папочка? Ты ограничиваешь моё право на получение информации и отсекаешь от принятия ответственных решений?

Марциал слегка поморщился. Пробормотал под нос:

— Этот ваш курс гражданских прав и свобод….

— Что-что? — холодно спросила Зиль. Она выглядела совсем иначе — более взрослой. Стрекоза над её плечом застыла на месте, глаза её мерцали красным.

— Нет, — с достоинством ответил Марциал, пристально глядя на стрекозу. — Ты нужна мне внизу как участник-наблюдатель важного физического эксперимента, дочка. Я полностью уважаю твои эмоциональные и интеллектуальные права. Вплоть до уровня б2. Ты хочешь прямо сейчас пройти экзамен и повысить уровень своей ответственности?

Это был странный разговор — вроде ссора, а вроде бы и нет. К тому же Семёну всё время казалось, что они говорят на другом языке, а ему слышится неточный и неполный перевод. Зиль некоторое время посверлила папу глазами, потом вздохнула. Плечи её опустились, косички упали, стали обычного каштанового цвета — как у Алисы, которая сидит с Семёном за одной партой.

— Тут постоять, да? — Она грустно посмотрела на Семёна, стрекоза опустилась на лист папоротника. Потом перевела взгляд на папу.

— Он не анцифер? Ты не отсюда, Семён?

Семён не очень понимал, что происходит, но уже почти догадался. Он оглядел парк — папоротники, летающие ящерицы, загадочные объекты в небе. Пожалуй, надо было признать.

— Нет, наверное, не отсюда.

— А откуда тогда? Как ты к нам попал?

Семён в замешательстве посмотрел на Марциала.

— Просто с горки катался, — признался он.

— Он заблудился, — мягко сказал Марциал. — Мне надо вернуть его домой.

— Насовсем вернуть? — Зиль подошла ближе, Семёна вдруг окутало теплом, запахло мандаринами и корицей. Он почувствовал, что страшно вспотел в своём зимнем комбинезоне. — Ты заблудился?

Семён пожал плечами.

— Мы праздновали Новый год. Я съехал с горки и вот оказался тут.

Девочка напряжённо его слушала, словно не понимала половины слов. Потом кивнула, косички разлетелись со стеклянным звоном.

— А! Новый год!

Она прикрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то.

— А, я поняла концепцию. Подарки, да? Марциал!

Девчушка со звоном повернулась к нему, топнула ногой:

— Ты знал, они дарят подарки?! Почему ты не дарил мне подарков?!

— Ну мы же так не делаем, — сказал Марциал. — Подарки накладывают обязательства. Подарки обманывают. Подарки создают ложные надежды, а ты знаешь, что надежда — это плохое чувство, иррациональное. Просто скажи, что тебе нужно, и я достану.

— А я хочу иррациональное! Хочу, чтобы надежда, чтобы ёлка и эти смешные вымершие цитрусовые…

— Мандарины, — подсказал Семён. — А что значит вымершие, я их сегодня ел…

— Мандарины, — восхищённо повторила Зиль. — Да…

Она подошла к Семёну ближе, махнула рукой, стрекоза описала вокруг них круг. Глазки её, как крохотные изумруды, посверкивали.

— На память, — объяснила Зиль и отвернулась. — Ну всё, иди.

Семён взялся за ватрушку, вопросительно посмотрел на Марциала.

— Большой! — позвал тот.

Оборотень с тоской взглянул на ватрушку, поднялся на задние лапы. Встал вровень с Семёном, опять его стремительно обнюхал. Глаза его заволокло мечтательной пеленой.

— Он давно быть, — сказал Большой Рха.

— Давно, — согласился Марциал.

— Побыть с Зиль? — Оборотень подскочил к девочке. Та махнула — мол, идите уже, — но не стала поворачиваться.

— Ну что, пойдём наверх? — Семён тяжело вздохнул, выискивая глазами тропинку в этих тропиках.

— Полетим. — Марциал сжал его руку. Крылья за его спиной замерцали, и Семён понял, что поднимается вверх. Без шума, без дрожи, они просто возносились вдоль по склону. Внизу осталась Зиль, Большой Рха, задравший голову вверх и нюхавший воздух, а они всё быстрее неслись вдоль склона, и папоротники чуть касались их ног.

Семён сообразил, что световой шарик, висевший над головой Марциала, разделился: один остался над Зиль, другой сопровождал их в полёте.

— Снег перестал выпадать в Москве триста сорок лет назад, — сказал Марциал. — Планета сильно потеплела.

Семён немного вздрогнул. Он уже сообразил, что случилось что-то очень необычное, но всё-таки не был готов по-настоящему.

Они поднялись наверх. Встали на землю. За деревьями — там, где час назад Семён видел лишь ряды сосен, — теперь поднималась угловатая громада здания из белого, и чёрного, и прозрачного материала. Стены были увиты лианами, по лианам бежали вереницы зеленоватых символов — как бегущая строка в автобусе. Круглые и овальные пятна тёплого жёлтого света разного размера проступали на стенах этого здания, и Семён догадался, что это окна.

— Институт темпоральных исследований, — сказал Марциал. — Я там работаю.

Семён почесался. Положительно, комбинезон сводил его с ума. Он знал, что значит слово «темпоральный», у него было много книжек по физике. Но сказать это напрямую было странно и страшновато.

— И какой сейчас год? — наконец решился он.

Марциал пожал плечами.

— Я не знаю, из какого ты временного слоя. Нет инструментов — не могу измерить. Судя по скорости изменения базового словаря языка, нас разделяет около тысячи лет.

— Три тысячи двадцать второй год. — Семён сел на ватрушку. — Мамочки! И как