Рождественский ангел Лёха - Валентина Шабалина

папу найти? — спросил Вася, вспомнив утренний разговор с ангелом.

— Неси банку с водой! — сказал Лёха. — Только чтоб вода сырая была!

Вася спрыгнул с дивана и побежал на кухню.

— Бабуля, сырая вода есть? Пить хочу, — сказал он.

Бабушка зачерпнула кружкой воды из ведра и подала внуку:

— Пей, колодезная.

Отпив немного, чтобы бабушка ничего не заподозрила, он пошёл в комнату.

Они сидели на полу и смотрели на кружку.

— Надо было снег растопить, — вздохнул Лёха, — у талой воды память лучше.

— Какая память? — удивился Вася.

— Такая! Вся вода на земле память имеет. Ей что скажешь, то она и запомнит.

— Да ну?! — не поверил Василий.

— Слово ангела даю, — Лёха поднял левую руку, а правую приложил к сердцу, — не вру! Только кипячёная ничего не запоминает.

— И что?

— А то! Надо три раза сказать воде, что ты хочешь получить от неё, а потом вылить на дорогу, чтобы замёрзла.

— Зачем? — Вася даже рот открыл от удивления.

— Затем! Чтобы вода заработала, её надо выпить. Например, говоришь ей: «Я люблю учиться в школе. Я всё понимаю и запоминаю!» А потом выпиваешь. И так каждый день. А потом — бац! — начинаешь весь материал понимать и запоминать. Она выполняет то, что ты задумал, внутри тебя, даже лечить может. Но мы твоего папу ещё не знаем, и он не может это выпить. Значит, воду с твоим желанием надо заморозить, потому что лёд меняет события вокруг тебя. Говори желание!

Вася взял кружку и, поднеся ко рту, сказал:

— Хочу, чтобы у меня был папа… и чтобы он любил меня и маму!

— Теперь пошли на улицу, — сказал Лёха.

Они прошли мимо кухни, где бабушка варила картошку и слушала концерт по радио. Поэтому она не услышала, как открылась входная дверь, и внук вышел из дома.

На улице стало совсем темно, фонарей в деревне никогда не было, и только снег белел под луной. Две тени, никем не замеченные, выскочили за калитку.

— Лей воду на дорогу, — сказал Лёха, — и скажи такие слова, чтобы лёд знал, что делать:

Эх, лёд-гололёд,

Скоро будет Новый год

Рождество уже в пути

Папу для меня найди!

Вася сделал всё так, как советовал Лёха.

— А теперь что? — спросил он.

— Теперь ждать будем, — ответил ангел, почесав затылок, — это же не сразу произойдёт. Бежим домой!

Перед сном бабушка почитала книжку и, поцеловав внука и выключив свет, пошла в свою комнату. Ваське не спалось, он привык, что в их квартире всегда был свет от уличных фонарей, проникающий даже через задёрнутые шторы, и слышался шум машин, которые проезжали мимо. А здесь было так тихо и темно, что становилось не по себе. Он думал о своём далёком дедушке, о воде, которая почему-то всё запоминает, эти мысли заставляли его ворочался с боку на бок, не давая заснуть.

Над ёлкой что-то засветилось голубоватым светом и стало приближаться к нему. Оказалось, это Лёха отдыхал на дереве. Он взмахнул крылышками и перелетел на диван. На груди у ангела на цепочке висел круглый медальон и горел неярким голубым светом.

— Ты чего не спишь? — спросил Лёха.

— Думаю. А дедушка, правда, голодал?

— Правда. Тогда кушать было нечего. Иногда варили даже опилки и столярный клей.

— Эх, — вздохнул Вася, — вот бы ему хлеб передать. У нас вон сколько еды!

— Давай передам, — кивнул головой Лёха. — Я же Рождественский ангел, могу и через время пролететь.

— А меня возьмёшь? — прошептал Вася, глядя в ангельские зелёные глаза.

— Ладно, вставай! Только тихо!

Они прошли на кухню. Свет медальона позволял видеть предметы только на расстоянии вытянутой руки. На кухонном столе в полиэтиленовых пакетах лежали белый батон и половинка чёрного хлеба. Лёха снял посудное полотенце, что висело на гвоздике, и расстелил на столе. Вася положил на него батон.

— Нельзя, — тихо сказал ангел, — такой хлеб в то время не выпекали.

Вася положил на полотенце пакет с ржаным хлебом.

— Пакет надо убрать, мы же перенесёмся на восемьдесят с лишним лет назад, тогда их не выпускали.

Ангел вытащил хлеб и отрезал половинку, которую положил на полотенце.

— Давай весь, — зашептал Вася.

— Ага, бабушка утром проснётся, а хлеба нет! Что ты ей скажешь? Кот слопал?

Как будто услышав, что о нём говорят, на кухню тихо вошёл кот Васька и, прыгнув на табурет, стал смотреть, чем занимаются в темноте новые жильцы дома. Ему не нравилось, что они ночью ходят по кухне, ведь в это время суток он тут хозяйничал. Но, зная, как относится к одному из них бабушка, кот молча наблюдал. А жильцы вытащили из холодильника кусочек сала, две варёные картошки и положили рядом с хлебом. Васька хотел стянуть сало со стола, но ангел показал кулак, и он передумал.

— А кот тебя видит? — удивился Вася.

— Ну да, — кивнул Лёха, завязывая узелок с продуктами. — Они так созданы. Пошли одеваться.

В сенях было прохладно. Вася стоял в пижаме босиком на коврике, переминаясь с ноги на ногу, и смотрел, как ангел взлетел, снял с гвоздя бабушкину телогрейку, в которой она ходила в сарай за дровами, и бросил ему. Себе взял старую синюю кофту.

— Мне надо крылья прикрыть, — сказал он, надевая её.

Кофта была длинная и широкая и болталась на нём как на вешалке, но Лёху это не смущало. Он закатал рукава, висевшие до пола, завязал на голове шарфик под подбородком как бабулька, и остался доволен своим внешним видом.

Васе телогрейка тоже была велика и длинна, и ангел подпоясал её верёвочкой, а на ноги велел надеть старые бабушкины валенки, сказав, что там все так ходят. Они были выше колен, большие и в них было неудобно. На голову натянул девчачью вязаную зелёную шапку.

— Ничего, — прошептал ангел, — зато тепло. Закрой глаза.

Лёха обнял Васю и прижал к себе. Раздался лёгкий треск, и они исчезли.

— Всё, прибыли, — через минуту сказал ангел.

Вася открыл глаза и оглянулся. Было темно, холодно и падал снег. Они стояли рядом с большим деревянным забором на тропинке, которая была протоптана вдоль него.

Кто-то мяукнул под ногами.

Ребята посмотрели вниз. Там, вцепившись в Васин валенок, висел перепуганный кот. Лёха передал узелок другу и взял кота на руки.

— Ты зачем с нами пошёл? — строго спросил ангел. — Кто тебя звал? Глупый Васька! Даже глаза не закрыл!

Кот трясся от страха и прижимался к нему.

— Придётся тащить его в цех, — вздохнул Лёха. — Отпустить нельзя, мы должны вернуться в наше время втроём, раз в таком количестве