Евгений Астахов - Ботфорты капитана Штормштиля

— Они товар свой с фелюги сгружали где-то за городом. У Нижнего мыса, наверное,— продолжал рассказ Бобоська.— А в мастерскую после привозили на арбе, вроде это химикаты. В чулане складывали. Скорпион, то есть Серапион, Изиашвили в общем, запаковывал товар в свертки, ну, а я уже разносил по адресам. Спекулянтам всяким, перекупщикам. Я не знал конечно, думал — это заказы на чистку там или на окраску. Но когда меня из города в другие места посыла начали, я, знаете, понял — дело дрянь. Это уже не чистка, а что-то другое. Вот только что — не мог понять. И свертки боялся спечатать. Серапион их клал в бумажные мешки и на швеиной машинке застрачивал. Как здесь распечатаешь, чтоб незаметно было? И потом еще это кожаное пальто... Он мне все из-за него милицией грозил...

— Скажи, а ты сможешь вспомнить адреса тех, кому относил свертки?

— Конечно! — Бобоська даже привстал с дивана. — Я помню все адреса и все морды серапионовских клиентов. Я их среди ночи узнаю. Так они у меня в печенках застряли.

Женщина с Грустными Глазами слушала Бобоську, и лицо ее было строгим и взволнованным. Потом она сняла телефонную трубку и позвонила кому-то. Тошка догадался: Штормштилю звонит.

Пока она набирала номер, Бобоська толкнул друга в бок и показал глазами на большую фотографию. Фотография висела над столом, на стене. Высокий широкоплечий моряк с веселыми глазами и длинной английской трубкой в углу прямого рта стоял рядом с тоненькой женщиной. На ней полосатая тельняшка, кожаные брюки и... Тошка приподнялся с дивана, чтобы получше рассмотреть фотографию. Сомнения быть не могло. На женщине были ботфорты капитана Штормштиля. Те самые что висели в гроте Больших скал, а сейчас были натянуты на Тошкины ноги. Он, конечно, узнал не только ботфорты, но и жену капитана Борисова. Правда, глаза у нее на фотографии были совсем не грустные, а наоборот, смеющиеся и счастливые.

— Алло, — сказала она в трубку. — Да, это я. Здравствуй, Сергей. Есть новости?.. Я понимаю, что не для газеты пока... Так, так... У тебя очень усталый голос... Двое суток? Я понимаю... Ты молодец, Сергей... Да? Примерно минут через сорок? Ну, что ж... У меня тут гости. Да, да, тот самый Тоша и его друг. Я их возьму с собой... Лучше всего с волнореза. Хорошо... Передавай привет твоим ребятам!

Женщина с Грустными Глазами положила трубку.

— Кло, — шепнул Тошка. — Кто этот Сергей?

— Меня вообще зовут Таня. Но я согласна на Кло. Я уже привыкла...

Они вышли на улицу все вместе.

Солнце, перевалив через зенит, неторопливо спускалось к еще далекому от него, размытому морем горизонту. Оно попрежнему светило ослепительно и щедро, но было уже не таким жарким. В эту пору люди обычно выходят из своих домов, ставят стулья прямо на тротуары, в густую тень камфорных деревьев. Тень расползается по асфальту причудливым лохматым узором и, если с моря дует ветер, то она шевелится как живая, уползая из-под ног, раскачивает тротуар, словно палубу. И тогда начинает чуть-чуть кружиться голова и кажется, что ты на корабле и что совсем рядом, прямо за высокими, зелеными бортами газонов, бушует неспокойная озорная вода. Но это — когда ветер.

Тошка шел рядом с Кло, стуча ботфортами по асфальту. Люди смотрели ему вслед и говорили:

— Хорошие сапоги. Очень интересно, где он их достал?..

Тошке хотелось остановиться и крикнуть им:

— Да если б вы знали, какая удивительная история связана с этими ботфортами!..

Но он, конечно, не останавливался и ничего не кричал. Он понимал, что эта история не для всех и ее нельзя просто так рассказывать на улице первому встречному.

— Давайте возьмем фаэтон, — предложила Кло. — Я так люблю ездить на фаэтоне. Гораздо лучше, чем на такси. Правда, мама?

— Правда. Я тоже люблю наши фаэтоны. — Она помолчала. — Когда Ерго был совсем маленьким, он мечтал стать фаэтонщиком. Да... Ну, ладно, на фаэтоне так на фаэтоне...

Извозчик попался разговорчивый. Он держал ременные вожжи в широко расставленных негнущихся руках и, не поворачивая головы, выкладывал все городские новости. При этом не забывал время от времени угрожающе кричать прохожим:

— Хабар-да-а-а!

Когда проезжали мимо красильни, извозчик ткнул кнутом, показывая на опущенную железную штору и прилепленную к ней записку:

«Закрыто на учет».

— Как это их раньше не учли да не прикрыли? Был бы жив хороший человек. Эхе-хе, дела-то... А говорят, поймали всю компанию. В море, у самой границы накрыли. Тех, кто возил. И глухонемого с ними. Только вроде никакой он не глухонемой оказался.

— Откуда вы все это знаете?

— Э-э, хозяйка! Я ведь людей вожу, не дрова. А люди между собой говорить любят. Поймали, это точно. Судить их теперь надо. Всем городом судить. По законам военного времени, хоть и войны давно уже нет...

Море за волнорезом было спокойным. Оно тихонько гладило шершавые бетонные блоки, ластилось к ним, будто никогда и не было между ними никакого шума, будто никогда не пыталось море перепрыгнуть через ненавистную ему преграду, с воем понестись к причалам, раскидать в стороны захваченные врасплох корабли. Море делало вид, что смирилось, что всегда теперь будет таким прозрачным, тихим и ласковым. Но волнорез продолжал стоять тяжело и неподвижно, подняв вверх белую мигалку. Он не верил в покорность моря

— Кто же все-таки этот Сергей? — снова шепнул Тошка, тронув Кло за кончик рукава. Ему не терпелось узнать о Штормштиле. Хоть что-нибудь, хоть самую малость.

— Не будь любопытным.

— Так я ведь, понимаешь, Таня...

— Зови уж меня Кло. — Она не шутила, лицо ее было серьезным. Тошке показалось, что у него сзади сквозь рубашку прорезываются два огромных, невидимых никому крыла. И они вот-вот поднимут его высоко в воздух, выше стрекозиных глаз мигалки, и понесут навстречу белым хлопьям облаков, навстречу южному ветру, пахнущему щемящими тайнами далеких полуденных стран. Его даже перестало интересовать, кто же такой этот самый человек, которого Женщина с Грустными Глазами называла Сергеем.

— Он начальник погранзаставы, — совсем неожиданно сказала Кло. — Сергей Петрович Дорохов. Мама училась с ним когда-то в нашей школе. Он такой веселый и шумный и любит икру из баклажанов.

Далеко, от самого горизонта, шли к берегу три черные точки. С каждой минутой они становились все крупнее и крупнее.

— Что-нибудь уже видно, мама?

— Да, видно... — Борисова оторвала от глаз большой морской бинокль, протянула его Тошке. Голубой мир, окружавший волнорез, сразу резко придвинулся. Вот белым комком упала на воду чайка, и Тошка успел разглядеть серебряную рыбешку, бьющуюся в ее остром клюве. Он повел биноклем дальше и тут увидел «Черную пантеру». Парус ее был спущен. Там, где обычно торчал смуглолицый рулевой с тонкой трубкой в зубах, теперь сидел пограничник в зеленой фуражке. Больше никого на фелюге не было видно. Она покорно и словно испуганно тащилась за патрульным катером, привязанная к нему стальной ниткой буксирного троса. Чуть поодаль шел еще один катер. Тоненькие стволы спаренных пулеметов были направлены в небо, в белые хлопья застывших облаков...

Домой возвращались пешком. У самого подъезда Борисова вынула из кармана сложенную вчетверо записку и протянула ее Тошке.

— Передай это вашей классной руководительнице,— сказала она. — Я прошу ее не сообщать твоей маме о том, что ты сегодня не был в школе. Причина вполне уважительная...

Тошка взял записку. В ней оказалось несколько коротких фраз. Но этого было вполне достаточно, чтобы узнать четкий, угловатый почерк старого морского волка Штормштиля, капитана клипера «Фантазия»...

Олан — обращение, принятое на юго-восточном берегу Черного моря; соответствует нашему «человече», «старина» и т. п.

Кеч — небольшое двухмачтовое парусное судно.

Зари — азартная игра в кости.

Шешубеш — счет при игре в кости.

Апсус — нечто вроде русского «увы».

Пенерли — большая пресная ватрушка, в которой зажарена яичница.

«Катти Сарк» — парусник, считавшийся самым быстрым в мире. Поставлен на вечный прикол в Лондонском порту.

Освод — добровольное спортивное общество спасения на воде.

Бебут — аджарский нож.

Турка — сосуд, а котором варят на раскаленном песке кофе по-турецки.

Сенда — слово, близкое по значению к понятию «очень».

Джибгир — вор (груз).

Морча-гатавда — кончили на этом (груз).

Дамбач — револьвер (кавк).

Гамбузия — небольшая рыбка из отряда карпозубых. Родом из Америки. Питается личинками малярийного комара.

Ори шаури — дословно:  два пятака, гривенник (груз)