Иночас - Ив Макдоннелл

– Тока нужно прям по-настоящему ощутить холод. Не думай прям совсем ни о чем, и осколок станет еще холоднее.

– Так. Да, вот сейчас очень холодно, – солгала Глори.

– Вот, теперь-то закрой глаза и слушай. – Глори сделала, как было велено. – Но слушай не тока ушами, а сразу всем: и ушами, и носом, и глазами, и даже сердцем и каждым кусочечком своего разума, ну.

– Я не умею слушать носом, о чем это ты? – Глори взглянула на Спицу сердито.

– Не сдавайся, ну. Тебе просто нужно очистить сознание, – сказал Спица, гордясь, что смог вспомнить мамины слова. Глори наморщила носик и зажмурилась. Спица видел, как покраснело ее лицо. – Эй, дышать-то можно, – предупредил он и хлопнул девочку по спине. – Дыши!

Глори сдалась, и вместе с выдохом изо рта вырвалось крепкое словцо. Она швырнула фарфоровый осколок обратно на берег.

– Дурацкое занятие.

И стала усердно складывать листок со списком погибших.

– Тебе ж просто нужно перестать так спешить, ну, Глори, – подсказал Спица. – А еще, знаешь, все что угодно сперва очень сложно, пока не станет простым. – Он потянулся за осколком и поднял его. – И чего ты постоянно выпускаешь этот красный тон-то? – добавил он едва слышным голосом.

Брови Глори поползли вверх, и Спица вспомнил, что способность слышать цвета тоже была одной из его уникальных особенностей.

– Ну, у слов вроде как есть цвета, – объяснил он. – И не тока само слово-то, а и как сказать его, важно. Ну вот, слово «наперсток» – оно ж само по себе розовое, как кожа-то под ногтями, такое, ну, очень легкое и с мягкими краюшками. Да тока скажи его так, будто ты его ненавидишь, и у меня во всей голове разом разливается красное. Даже и воздух вокруг как бы становится красным. Ну хоть долго это не длится.

– Боже, – Глори расслабила плечи и расцепила замочек из рук на коленях.

– Ну, я слышу в словах сотни всяких цветов, потому что бывают же сотни разных чувств-то. Счастье – оно желтое, а вот страх – оранжевый. А как встретишь зеленые слова – будь начеку: кто-то врет тебе прям в лицо. Ну а про голубой-то, тут и говорить нечего…

– Печаль.

Спица кивнул.

– Тока самые печальные – это слова совсем без цвета. В них печаль пустоты. Точно так вот звучали мамины слова, кады я видел ее в последний раз. Она ж скучала по моему папе. А потом еще и я ушел-то и не вернулся… Не могу прям представить, какого цвета ее слова теперь.

Глори придвинулась к нему и погладила по руке.

– СОРОКА! Где ты пропадала?

Спица вскочил на ноги и быстро убрал монетку, наперсток и фарфоровый осколок в сумку. Потом он вытянул руку, давая птице насест. Но Сорока отвергла его предложение и вместо этого спустилась прямо на землю, а там начала каркать и хлопать крыльями, бочком подбираясь к Глори.

– Она что, хромает?

Глория протянула к птице руку.

– Что случилось, малышка?

Прежде чем ей удалось дотронуться до вороны, та схватила с ее колен сложенный листок. Она вылетела из арки и села в нескольких ярдах от детей, снова громко закаркав.

– СОРОКА! СПИЦА, наш список!

Спица кинулся за ней, но птица взлетела и скрылась со списком в клюве. Выбравшись обратно на Швейную набережную, Спица и Глори пустились в погоню, зигзагами обегая компании сплетниц, которые только и говорили что о скором приезде Мастера Шарпа. Дети поспешно пересекли Петельный мост и повернули направо, проклиная свою пернатую подругу, пока гладкая дорога не сменилась разбитым булыжником, а городской шум – тишиной.

Перед ними возвышалось знакомое, черное как смоль здание. Городская тюрьма, такая же темная и холодная теперь, какой была и много лет назад. Здесь дорога внезапно обрывалась, и мрачная стена вырастала прямо из реки до самых небес. Сорока покружилась над водой, подлетела к тюрьме и исчезла из виду.

– Сорока? Где ж ты?

Спица стер холодные капли с лица и подошел к краю дороги. Он взглянул на ломающийся внизу лед и бурлящие волны. Снег с дождем превратился в самый настоящий ливень, капли падали вниз и разбивались о вздымающиеся льдины. Мальчик вытянул шею и посмотрел налево, скользнув взглядом вдоль стены тюрьмы.

– Спица, вернись! – Глори схватила его за пальто деревянной рукой. – Ты же упадешь!

Он вывернулся и еще дальше перегнулся через парапет.

– Она залетела в одну из тех вон дыр в стене, точно!

– Это окна. И вряд ли тебе надо следовать за ней туда, это все-таки тюрьма, черт возьми. Нам не нужен список, у нас же есть сами осколки. Сделай шаг назад! НЕМЕДЛЕННО!

– Но чего ж она нас сюды привела?

Спица взял Глори за левую руку, крепко сжал ее и свесился еще ниже. Он осматривал стену сверху вниз в поисках малейших признаков вороны.

– Ой! Какая у тебя рука холодная! – закричала Глори. Она словно слишком долго держала в ладони снежок, и та замерзла до боли. Ей вспомнился ледяной холод, о котором говорил Спица, тот, что исходит от вещи из далекого прошлого.

– Еще чуточку… Вот она! Я вижу перушки с ее хвоста, – сказал Спица, глядя вниз и влево. – Второе окно в первом ряду. Ниже, чем дорога-то. – Он сделал шаг назад и засучил мокрые насквозь рукава.

Глори потрясла ладонью, чтобы согреть ее, и нахмурилась.

– Даже не думай об этом, Спица Удачетт! Слишком крутой тут спуск к воде, а на стене ни единого кирпичика, чтоб уцепиться. Ты упадешь в воду.

Сквозь пелену дождя до них донесся крик Сороки. Он звучал гулко, как будто птица застряла в колодце. Спица и Глори уставились друг на друга.

– Ой! – Глори прикрыла рот рукой. – Она в беде! Ты должен ее спасти! Ох, бедная моя Морока… Сорока!

Крик раздался вновь. На этот раз он был приглушенным. Спица в изумлении открыл рот. Карканье нельзя было назвать красным! И оранжевым тоже! Вороний голос был желтым, радостно-желтым! Он скинул один ботинок и отчаянно стал тянуть за шнурки второго, пока узел не ослаб. Отбросив в сторону обувь и единственный носок, Спица воскликнул:

– Моя девочка счастлива, Глори! Я ж никады-то в жизни не слышал такого желтого карканья! Ты тока послушай!

Он оттопырил руками уши, желая вновь уловить радостный звук. Потом лег животом на парапет, свесил ноги за край и вскоре пропал из виду.

Глори осторожно подошла к заграждению и выглянула. Ее новый друг, который грыз ногти и разговаривал самым тихим в мире голосом, наверное, все это время прятал от нее